— Жрица. — Ты не жрица, Жрицы — приносят жертвы. А ты — ведьма, — спокойно и уверенно сказала лесная певунья. На Римьяну было обращено ее плоское скуластое улыбающееся лицо. Черные волосы, забранные назад, придавали ему образ плошки луны с черными прорезями глаз. Женщина стала водить маленькой сухощавой ладонью над костром. Собрав пальцы в расслабленную щепотку, она будто играла с дымом, заворачивая его в петельки и узелки. Римьяна не могла оторвать глаз от этого действа. Маленькая женщина вдруг показалась жрице похожей на грибок, примостившийся у пенька огня, так органично она смотрелась, и ее руки, словно перепоночки под шляпкой, шевелились, как если бы водить по ним кончиком пальца. Лес вдруг наполнился запахами: земли и мха, хвои, оттенками грибных запахов, и тонкого, обычно еле заметного, аромата пушистых бело-зеленоватых кустиков лишайника, устилавшего почву. Сквозь этот аромат чуть различимо потекло пение. Вначале Римьяна даже не поняла откуда оно доносится, но потом увидела струйки голоса, исходящие из слегка разомкнутых сухих губ маленькой женщины. Воздух вокруг так же, как и звук, обрел некоторую плотность и стал колебаться, как спокойная поверхность озера чуть покачивается от легкого дуновения ветра где-то в другом его конце. Мир будто обрел большую детализированность. Римьяна могла разглядеть тонкие белые полосочки на обратной стороне хвоинок, изгибы и завороты веточек лишайника, грани песчинок… Пламя огня извивалось острыми всполохами, змеясь по поверхности углей, то черных, как крылья ворона, то пепельно-белых, в отлив огня, то жаровенно-алых, в прилив… Мир шатался перед глазами: изгибы деревьев вдруг стали подвижны, как растревоженные гадюки на песке, пламя шипело и плевалось словами, исходившими из уст старушки, руки женщины переплетались в своем танце со стволами. Римьяну покачивало и подташнивало. Мысли не подчинялись ей. Временами в голове вспыхивали отдаленные образы, как фигуры людей в тумане… Маленькая девочка играет с куклами из еловых веточек, мягкое прикосновение материнской ладони к волосам, веселые крики мальчишек, бегающих вместе с волчонком по склону вверх-вниз, и среди них белокурый братишка… Римьяна почувствовала, как хвоинки прилипают к ее щеке, прикосновение земли к ее телу… И ее сознание заволокло туманом. Разбудило девушку аккуратное прикосновение к плечу. Старушка просто положила ладонь, объяв ее плечо, и так держала, пока та не приоткрыла глаза. — Мда… — сказала лесная жительница своим поскрипывающим голосом, — ты и впрямь непростая ведьма… никто раньше не уходил вместе со мной в путешествие в страну предков. Римьяна попробовала пошевелиться. Все тело ныло, будто пролежало в неудобной позе на холодной земле целую ночь. Язык отказывался слушаться, и девушка молчала, пытаясь медленно занять сидячее положение. Старушка с интересом наблюдала за ее движениями. Римьяна растирала затекшее тело, разминала руки, ладони, плечи. — Расскажи мне, — сказала лесная ведьма, — куда ты держишь путь? Римьяне не хотелось вдаваться в подробности о жреческом ордене и цели своего путешествия, поэтому она ответила: — В страну льдов. Старушка кивнула понимающе. Это показалось Римьяне странным. До сего момента никто толком ничего не мог рассказать ей об этом месте. Да и она узнала о возможности существования лишь недавно. — Вы знаете, где это? — спросила тогда она у ведьмы. — Само собой, на севере, где еще? — скрипуче ответила старуха, продолжая внимательно смотреть на Римьяну, как будто ждала от нее чего-то. Римьяна попыталась ощутить, что собой представляла эта странная женщина, но у нее ничего не получилось. Впрочем, она так же не почувствовала никакой выстроенной защиты, через которую ей не разрешали проникнуть. Женщины как будто не было. И тем не менее, вот она сидела перед ней. — Вы живете здесь одна? — спросила Римьяна после некоторого молчания. — Нет, не одна, — уклончиво ответила странная женщина. Она посмотрела оценивающе на Римьяну и сказала: — Значит, ты хочешь спросить меня, как пройти ко льдам… — И она покачала своей черной головой из стороны в сторону, — Дальше этим путем ты не пройдешь. Там одни болота. Не так, как здесь… Там не пробраться в это время года. Римьяна этого вопроса не задавала, но была признательна получить на него ответ, и молча слушала. Тем временем лесная певунья продолжала. — Тебе нужно забирать больше на запад. Там пойдет возвышенность, а за ней и горы. Не знаю, удастся ли тебе дойти туда до холодов… А зимой там не выжить… Зачем ты идешь? — Так надо, — произнесла девушка. Пожалуй, ей трудно было ответить на это даже себе самой. Никаким рациональным объяснениям ее странное стремление в страну холода и льда не поддавалось. Но некое внутренние ощущение, которое она даже не называла в своей голове, вело ее вперед день за днем, не давая надолго отклониться от пути. — Кому? — Предполагаю, что мне. Никто не заставлял меня сюда идти. — И все же я не слышу уверенности в твоем голосе. — Возможно, она не в голосе, — спокойно ответила девушка. Ей хотелось понять сидевшую перед ней женщину, но она не знала, как подступиться. Наконец, спросила: — Так а Вы кто такая? — Мы называем себя — живущие в трех мирах, некоторые люди называют нас шаманами. «Так вот, значит, какие они, шаманки, о которых рассказывала Старшая», — подумала Римьяна. И спросила: — Что же это за три мира, в которых вы живете? — Тот, что мы видим, и два, что не видим, — стала говорить женщина, несмотря на опасенья жрицы, что, возможно, шаманка откажется делиться этим, — один впереди — другой позади, или же, один ближе к небу, другой ближе к земле. У всего есть три составляющие. Явная и две тени — темная тень и светлая тень. Так и у мира. Большинство людей живут только в одном мире, а другие неосознанно могут ощущать, но их собственные проявления в этих мирах им не подвластны. Как сны, например. Люди видят сны, но управлять ими не могут. Потому как они не осознают себя и свою волю во сне. Римьяна кивнула, это сравнение было понятно ей. — Мы же присутствуем осознанно во всех трех. Постоянно. Но этому нельзя научиться. Этим нужно заболеть. — Осознанию снов научиться можно, — сказала вдруг Римьяна. Шаманка посмотрела на нее темными глазами, внимательно посмотрела. Но Римьяна не почувствовала какого-то прикосновения, только взгляд. — Возможно. А этому — нельзя. — Как же Вы стали такой? Или родились такой? — Нет, шаманами не рождаются. Это не передается по наследству. Мы не знаем точно, как это передается. Но если где-то умирает телесная оболочка одного шамана, в одном из наших племен кто-то сильно заболевает. И его нельзя излечить никакими травами. Этот человек проходит через телесные мучения, его терзают духи. Но если он проходит испытание, то осознает себя в трех мирах, и его забирает один из шаманов в обучение. Римьяне показалось это описание знакомым. Потом она спросила: — А если он не выдерживает этой болезни? — Тогда он тоже умирает, и сила переходит к другому, — спокойно ответила женщина, — но так бывает нечасто, как правило этот дар сразу выбирает надежный сосуд. Женщина поднялась на ноги и принялась ломать ветви, подбрасывая их в почти потухший огонь. Она оказалась совсем низенькой. Римьяна хотела помочь ей, но та только помахала рукой: — Ты еще не совсем пришла в себя после нашего путешествия. Посиди… Закончив с костром, шаманка снова села. — Как странно, — сказала она, разглядывая девушку с нескрываемым любопытством, — ведь никто, кроме живущих в трех мирах, не умеет ходить по дороге из дыма. А ты пошла. Но ты не шаманка, ты не живешь в трех мирах, но присутствие твое ощущается там. Очень непонятное существо, — и женщина улыбнулась, потом взяла длинную веточку и, потянувшись ею вперед, потыкала Римьяну в ногу. — Нет, не дух, — и рассмеялась. Старушка тряслась от внутреннего смеха и потешалась над девушкой: — Что ты за зверь такой? Белая, как северная сова, и высокая, как лось? — и снова хохотала. Римьяна не понимала, отчего шаманка так веселится, но улыбнулась. Отсмеявшись, женщина прищурилась и сказала: — Быть может, взять тебя в путешествие на бубне? Да-да, быть может… — повторила она уже больше себе. — В путешествие на чем? — переспросила девушка. Но шаманка не обратила внимания на этот вопрос. — Только так сразу — не выйдет, пожалуй, — продолжала она, — надо будет поготовиться маленько. Римьяна не понимала, может ли она доверять собеседнице, ее ощущения не давали ясного ответа. Женщина одновременно как могла нести угрозу, так и быть безвредной, и не было ясно, от чего это будет зависеть. «И все же, — подумала девушка, — не зря же я с ней встретилась, возможно, именно ее я и искала». Женщина тем временем подошла и бесцеремонно ухватила Римьяну за руку, положив пальцы на ее запястье, она послушала пульс, потом так же без предупреждения оттянула нижнее веко девушке и, удовлетворенно кивнув, вернулась на противоположную сторону от костра. Рядом с тем местом, где сидела женщина, лежала шкура, похожая на волчью. Женщина принялась под ней рыться, извлекая какие-то свертки из коры, венички трав, и наконец небольшой металлический котелок. Последнее было удивительно для Римьяны, ведь даже живущие южнее люди лесов пользовались глиняной и деревянной посудой, откуда взяться в таком отдалении металлу? Она спросила об этой вещи у шаманки. — У меня много странных вещей. Если я нахожу что-то для меня нужным, то всегда отыскивается и способ получить это, — уклончиво ответила та и протянула котелок Римьяне, — на вот, принеси воды из ближайшего болота. Здесь они чистые, их чистит мох. Римьяна взяла котелок и поднялась. Она двинулась прочь от костра в сторону, где в корнях деревьев стояла вода или появлялась при надавливании на мох. Темная буроватая жидкость заструилась через края котелка. Римьяна и сама знала, что вреда от такой воды нет. Люди ее племени накладывали этот мох на раны, а высушенным конопатили свои жилища. Девушка вернулась с котелком к костру, и шаманка сказала приспособить его на палке меж рогатин над огнем. Пока Римьяна занималась конструкцией, женщина ловко насыпала каких-то измельченных трав в воду, а потом взяла несколько веточек болотного кустарника, который Римьяна жгла от надоедливых насекомых, и подбросила их в огонь. Дым сразу наполнился его дурманящим ароматом. Когда варево было готово и слегка остужено, шаманка велела Римьяне выпить его целиком. Девушке очень не хотелось принимать никаких изменяющих сознание отваров, однако понюхав, она почувствовала только знакомые ей лесные травы, сочетание которых, насколько ей было известно, могли разве что заставить сходить ее чаще по малой нужде. И она последовала рекомендации шаманки. Та тем временем уже начала свое тихое завывающее пение. Это были те звуки, что привели Римьяну к костру. Постепенно Римьяна тоже начала слегка покачиваться в такт, как и шаманка. Жрица не заметила, как в руках женщины оказался огромный круглый остов, обтянутый кожей с алым рисунком. Этот круг чем-то напоминал маленький детский бубен, который делали отцы на потеху своим ребятишкам. Однако размером он был почти с ту, что начала мерно бить в него колотушкой. Глухой и ритмично повторяющийся звук разносился вокруг. Римьяна почувствовала, что ее осознание окружающего пространства снова смещается, двоится и троится. Ей казалось, что женщина с бубном начинает вдруг отбрасывать две длинные тени, расходящиеся под углом друг к другу — одну темную, одну светлую. Потом они сливались и вновь исчезали. Римьяна начала инстинктивно подвывать. Но у нее не получались эти низкие, гортанные звуки, вместо этого она пела, резонируя грудной клеткой и пуская вибрацию этого звука через все тело, как учили в монастыре. Постепенно она стала входить в трансовое состояние, однако чувствовала, что им управляет не она. Картинка на бубне плыла и поворачивалась, пока в какой-то момент линии не слились, образуя дерево, а в основании его Римьяна увидела человека с оленьими рогами, он немного напоминал внешностью саму шаманку. Римьяна вновь почувствовала, что сознание уплывает, но ее вдруг будто схватил кто-то и снова вернул к дереву. Римьяна не помнила, что с нею происходило этой ночью. Но когда она проснулась, все тело ее ныло, словно она скакала всю ночь через костер, лазала по горам и перекапывала монастырский огород. Однако больше ничего странного в себе она не заметила, кроме разве что легкой тошноты. Девушка медленно поднялась, заставляя работать ноющее тело. Шаманки рядом не было. От костра остались лишь едва теплые угли. Небо хмурой пеленой нависало над лесом, и Римьяна ощутила, что скоро придет дождь. Она умылась и перешла к первой практике, но сразу почувствовала что-то странное. Ощущение напоминало присутствие, однако рядом никого не было. Ощущение шло изнутри. Вначале это вызвало в ней волну страха, и сердце принялось бешено колотиться. Римьяна сразу же перешла к дыханию и постепенно снова замедлила пульс. Но странное ощущение не исчезло. Некоторое время она исследовала его, когда почувствовала приближение шаманки. Та вышла из леса и посмотрела на девушку. — Да, это странно поначалу, но ты привыкнешь, — сказала она ей, — я видела твои тени, и они начали осознавать себя. Ты еще познакомишься с ними, а пока просто привыкай. Римьяна снова испытала волну ужаса. В женщине тоже что-то изменилось. Но она не могла понять, что. — Однажды, очень давно, я видела такую, как ты, похожую… — сказала шаманка, так и стоя у деревьев. — Я была еще очень молода. Мало знала. Я нашла ее полумертвую в болотах, всю в крови. Выходила. Она тоже была не ведьма и не шаманка, но я чувствовала в ней силу. Теперь я вижу, что она была как ты. Но тогда я еще не умела брать с собой в полет, а она была слишком слаба, чтобы сделать это самой. Потом она ушла, и я ее больше не видела. Мне кажется, она пришла из тех же мест, что и ты… Римьяна продолжала вглядываться в говорившую, и наконец поняла, она видела ее иначе, а не шаманка была иной. Она видела ее сразу в ее трех ипостасях. По сути это было не виденье и не ощущение, и это делала даже не она, а что-то иное, что было в то же время ее. Римьяну стошнило. * * * Весь день Римьяна усердно пыталась нащупать почву под ногами. Шаманка в этот процесс не вмешивалась, единственная ее помощь была на физическом уровне — она кормила девушку. Женщина то уходила куда-то в лес, то возвращалась, принося с собой какие-то растения и грибы. В ее запасах оказалось немного вяленого мяса, но от него девушка отказалась. — Зря, — только и буркнула шаманка и засунула небольшой кусок, который оторвала прямо зубами, за щеку. Остальное снова припрятала. Римьяна в этот день старалась воздерживаться от обильной пищи, но много пила, добавляя в воду принесенные шаманкой ягоды. К вечеру ей показалось, что мир потихоньку перестает дрожать и обретает опору. Однако ночью ее начало лихорадить, тело девушки то нагревалось чрезвычайно, то тряслось от холода. Она металась в поту на своем плаще. Но и тогда шаманка особо не подходила к девушке, только наблюдала. Всю ночь Римьяна провела в полузабытьи, и только под утро жар спал, и она уснула крепким здоровым сном. Ее пробудили лучи солнца, пробивавшиеся сквозь хвойную занавесь. Рядом никого не было, исчезли и все вещи шаманки, даже костровище казалось уже давно пустующим. Римьяна поднялась. Есть ей все еще не слишком хотелось, но она с удовольствием напилась воды из своей фляги. Котелка так же больше не было. Римьяна принюхалась — воздух изменился, в нем витал аромат осени. Она надела плащ, перекинула через плечо ремень дорожной сумки и двинулась в путь. Необходимо было поторопиться, если она хотела успеть в горы до того, как выпадет снег. Она так и не успела расспросить шаманку ни о той другой девушке, ни о том, что же происходило с ней в эти дни. Та словно призрак растаяла в лесном тумане. Быть может, она и была лишь им.