Возможно, он все же нашел бы встречу с пятнистой кошкой однажды или познакомил бы свой хребет с каким-нибудь скалистым выступом, когда нырял в одиночку в колодцы — вымоины в скалах, если бы не случилось одно обстоятельство. Произошло оно вовсе не на Острове, а на далеко лежащем отсюда материке. Один небольшой указ, навсегда переменивший жизнь на тропическом островке в Южном море. Впрочем, к этим событиям имела прямое отношение последняя кампания под командованием капитана Ригзури. До этого времени главы материка смотрели на пиратство сквозь пальцы. Кто побогаче, просто снаряжал более вооруженные корабли, кто-то даже не брезговал нанимать тех же пиратов для охраны от их братии. Но после гибели жреческого корабля пираты осмелели. Раньше сила и права жрецов не подвергались сомнению. Те и впрямь были тайными властителями материка и двух морей. И несмотря на то, что они редко вмешивались в жизнь обычных людей, те, кто имел какую-либо с ними связь, находились под неоговоренным, но всеми признаваемым покровительством. Теперь же пираты, почувствовав слабину, как им это казалось, начали позволять себе почти любые набеги. И хоть они больше не рисковали брать именно жреческий корабль, однако табу на другие корабли у них больше не существовало. Это очень опечалило правление материкового Государства и ввело в гнев жрецов. Правительством материка было принято начать открытую кампанию против пиратства. Люди, закаленные межплеменными войнами, во многом теперь оставшимися в прошлом, еще помнили, как вести боевые действия. Теперь на пиратов была объявлена охота. В свободные доселе воды стали входить оснащенные мощными орудиями корабли. И первые вести о гибели собратьев начали долетать до Каперании. Вначале на острове к кампании отнеслись легкомысленно, но после того, как за один месяц было потоплено более пяти их кораблей, а все пленные, как они узнали, повешены и скормлены стервятникам, встал вопрос о дальнейших действиях вольной братии. Новость о последних событиях в дом Кии и Ригзури принес Топорик. К этому времени он хоть и не жил постоянно у них, но был частым гостем, к радости Аины и Аялы. В этот день он, однако, не уделил им обычного внимания, а отправился прямиком в комнату бывшего капитана. В темном помещении с занавешенными окнами сидел осунувшийся мужчина, некогда ловкий боец и умелый стратег. Топорик бесцеремонно освободил окна от занавеси. — Если ты так и собираешься здесь сидеть, как дохлая рыба на песке, — закончил он свой рассказ о произошедшем, сердито смотря на Ригзури, — то я нет! Можешь и дальше лить слезы по погибшей сестре, как баба! — Топорик впервые за долгое время поднял напрямую эту тему с другом. Ригзури вскинулся и посмотрел на Топорика прояснившимся и злым взглядом. Да как он осмелился! — Да-да! — будто читая его мысли, продолжал товарищ по побегу и морским сражениям, — Можешь как угодно сверкать на меня своими мутными глазищами! Но ты — нюня и тряпка! Все здесь кого-то теряли, и все живы! Только ты как утопленник ходишь! Только девка твоя тебя и терпит! Да и то ненадолго — найдет себе кого поживее да попроворнее! Кия сурово посмотрела на Топорика, стоя в дверях, но в душе была рада его грубым речам. Ей просто не хватало сил так встряхнуть Ригзури, такие слова резали бы ее сильнее, чем ножи людоедов. — Наших всех переубивают эти драные кошки, кстати, после нашей эскапады! А ты вместо того, чтобы использовать эту победу нам всем на пользу, поквитаться с этими поганцами, которые, между прочим, и довели нас всех до жизни такой, сидишь здесь сложив лапки! Но и это не произвело желанного действия, по крайней мере, в облике Ригзури ничего не изменилось. Топорик злобно саданул ногой по кровати. — В общем как хочешь! Можешь дальше разлагаться, а я пойду собирать народ. И между прочим, сражаться мы будем против власти твоих ненавистных жрецов. И если ты даже не готов хотя бы из мести пойти с нами, то ты полное дерьмо! Он резко встал, плюнул прямо на пол, незаметно метнув извиняющийся взгляд на Кию, и уверенным шагом направился к двери. Уже у самого порога ему на плечо легла крепкая ладонь. Топорик обернулся, чтобы почувствовать встречу своей скулы с жестким кулаком друга. Оба вывалились в коридор и в рычащей схватке покатились по полу. Кия в ужасе еле успела отскочить. Ригзури никогда бы не поднял руки на друга, но сейчас в нем вколыхнулась животная ярость, он бил с ясной жаждой почувствовать запах крови, но при этом без намеренья убивать. Друг это тоже чувствовал и, будучи зол на Ригзури за всю его апатию, с удовольствием давал этому чувству выходить через кулаки, от души наподдавая товарищу. Кия стояла на пороге, обхватив себя руками и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вмешаться. Она хорошо понимала, что это сейчас лучшая разрядка для обоих, но ее женское сердце сжималось от боли, видя близких друзей, колошматящих друг друга что есть дури. Какое-то время они рыча катались, обхватив друг друга сдавливающей хваткой, кубарем прогрохотали по лестнице и, наконец, обессилив на полу в гостиной, расцепились, оставшись лежать на мокром от разбитой вазы полу. Тяжело дыша, они обернулись друг к другу, посмотрели в глаза и расхохоталась. Впервые за долгое время. — Ну и говнюк ты! — сказал Ригзури. — Ты бы себя видел со стороны эти месяцы, сам бы себе вдарил! — парировал Топорик. — Возможно, — ответил Ригзури, садясь. Топорик тоже сел. — Ну и что ты думаешь? — Ригзури пристально разглядывал глаза Топорика, мрачные и задорные, зеленые с прожилками, его загорелое и обветренное лицо, клоковатую, заплетенную в косицы и просоленную морем бороду. — Мы должны объединиться. Это единственный выход. Пока каждый сам себе голова, они нас передавят, даже самых прытких. Это вопрос времени. Нам нужна стратегия. Хорошие навигационные карты. И лидер. — Ты хочешь им стать? — спросил Ригзури. — Нет, — ответил Топорик, — им должен стать ты. В таверне стоял гул. Гремела глиняная посуда, раздавались пьяные и не очень крики. Здесь собралась вся пиратская братия. Ригзури не знал, почему его друг питал такую веру в него. Он оглядел толпу загорелых мужчин. Много было из них старше его по возрасту и много больше по опыту. И тем не менее, когда они с Топориком вошли в таверну, там стало тихо. Ригзури чувствовал на себе пристальные взгляды тех, кто ходил под его командой, и тех, с кем ему приходилось конфликтовать, и таких, с кем он ранее не перемолвился, быть может, и словом. Он не мог утверждать о дружелюбии многих из этих взглядов, однако от него как будто чего-то ждали. Топорик сделал шаг вперед и своим хрипловатым голосом обратился к морякам: — Братья и товарищи! — крикнул он, — перед вами тот, кому уже приходилось сталкиваться со жрецами на море, и тот, под чьим командованием мы одержали победу! Путь теперь он возглавит нас всех! Кто лучше него справится с этой ролью? Раздались одобрительные возгласы. Несмотря на длительный отказ Ригзури выходить в море, слава победителя жреческого корабля все еще следовала за молодым капитаном. Некоторые даже поглядывали на него с суеверным ужасом. Но были и иные… Среди прочих голосов откуда-то из середины толпы донеслось: — Встать под командование этого молокососа? — крепкий поджарый мужчина поднялся со своего места и посмотрел в глаза Ригзури. Из-под черных усов и густой бороды поглядывала презрительная ухмылка. Левую щеку и глаз пересекал тонкий белый шрам. Однако мужчина не был одноглазым. С капитаном Ги Ригзури уже приходилось встречаться. Правда, об этом человеке он знал мало, за исключением того, что тот — храбрый моряк, со своевольным характером и военной службой за плечами. — Это ты верно, коротышка, толкуешь, что поодиночке нам с ними тягаться сложно будет. Но по мне так выбирать надо человека с опытом. А что этот молчун знает о жизни в море? О войне? Он всего полтора года под парусом, да и то последнее время со своими бабами сидел! В зале местами послышался гогот. Ригзури подумалось, что шрам говоривший мог получить и за подобное замечание, и мысленно добавил еще один. Но вслух сказал: — Ты сам давно добычу-то привозил? — Ригзури, хоть и пребывал в последнее время в отдалении от дел, знал, что недавний поход основательно потрепал корабль чернобородого капитана, и им было принято решение поспешно ретироваться с поля боя, а его ребята теперь ходили злые и грызли сухие лепешки. — С твоим-то опытом, бежал от двухмачтовой малютки. И всего-то дел было, что с десятком мужиков в серых плащах расправиться, да? — капитан стал одной из жертв начавшейся облавы. И видя некоторое замешательство Ги, Ригзури продолжал: — Так что сядь, капитан, посиди. И без тебя есть кому воздух сотрясать. В зале немного притихли. Замечание Ригзури о жреческом корабле пришлось не в бровь, а в глаз, тот самый, что рассекал шрам. Капитан Ги зло наморщил нос, еще раз сверкнул углями глаз, но все же опустился обратно на скамью. Его выступление поддержки у других капитанов не снискало, и люди были готовы слушать, что им скажет более удачливый в этом деле капитан. Ригзури обвел взглядом лица пиратов. — Вот что я вам скажу, — он вздохнул, собирая в себе решимость и стараясь отмести в сторону терзавшую его боль. — Если на материке решили объединиться против нас и заручились поддержкой жрецов, то это не шутки. Я тут не буду хвалиться, что сразиться с ними пара пустяков. И вся сложность вовсе не в военных умениях. А в том, что мы, по сути, совсем не знаем своего противника. Кто хоть раз в жизни каким-то образом взаимодействовал со жрецами, а не только байки о них слышал? Моряки молчали, несколько мужчин за дальним столом негромко переговаривались. Чувствуя внимание аудитории, Ригзури продолжал: — О жрецах так многозначительно молчат и так самозабвенно врут, что трудно понять, люди ли это вообще. И скажу вам. По опыту! У них есть сила, о которой мы понятия не имеем. И они странны и тем пугающи. Но! Они люди, да. И умирают так же, как любой из нас. А значит, их тоже возможно победить. В эту ночь умер простой пиратский капитан и родился Предводитель пиратов. И, как положено новорожденному, ему дали новое имя, пришедшее к нему в день знаменательного сражения, — Белый Демон. Глава 38. В селении Мать Орека была человеком далеко не последним в поселении, а младшая дочь старейшины. Ее сыну в свое время предстояло отправиться в одну из соседних деревень и стать супругом девушки из высокого рода. И то, что он появился из леса с этой чужачкой, по ее мнению, не могло значить для их семьи ничего хорошего. Благовоспитанные девушки не ходят в одиночку по лесам, а ждут, когда к ним в деревню придут юноши, из которых они или их родители смогут выбрать им дельного мужа. Впрочем, будь она и впрямь травницей, такое поведение еще было бы объяснимо, но раз их травница ее не прогнала, значит, эта пришедшая вовсе не то, за что себя выдает. Орек зашел за Римьяной, как и обещал, и отвел ее в дом. После того как травница вынесла свой вердикт, он чувствовал себя гордо, словно под судом с него сняли клевету. Мать уже не могла пойти поперек слов травницы. Дом семьи Орека располагался почти у самой земли, и был скорее крепким и просторным срубом на сваях, чем типичных обиталищем лесных жителей. В этих местах лес, видимо, не сильно заболачивало и не затапливало по весне, так что придерживаться строгих правил строительства не было нужды. Убранство и размеры жилья говорили о состоятельности и знатности хозяев. Помимо Орека, там жили его родители и две его младшие сестры погодки, примерно возраста Римьяны. Они, не скрывая своего любопытства, разглядывали ее. Видно было, что они так и лопаются от вопросов, но под строгим взором матери помалкивали. Только отец семейства спокойно отнесся к гостье, он не считал, что от одинокой странницы может быть какой-то вред, к тому же она скоро продолжит свой путь, а значит, и опасности для сына не представляет. Старший мужчина первым и начал ее расспрашивать о том, что видела на пути, каких людей встречала и безопасна ли нынче дорога. Сестры Орека слушали так увлеченно, что позабыли про рукоделья, праздно лежащие теперь у них на коленях. Мать укоризненно покачала головой, но на деле и сама с легкой завистью слушала рассказы чужестранки. Хотя и женщины могли, правда не в одиночку, ходить в соседние селения, в том числе на праздники, с которых порой возвращались если не с будущим мужем, то с потомством (это не порицалось), все же так далеко никто из них не бывал. Рано утром в их дом пришла та самая маленькая старушка, что встречала Римьяну. Мать Орека вежливо поприветствовала ее. — Ну, что Малая, много тебе хлопот от гостьи? — ехидно спросила она женщину. — Покуда нет, но не будет ли потом? — ответила ей та. — Ну пойди, позови ее что ли. Заберу со мной погулять, а ты отдохнешь. Мать Орека хмыкнула и пошла за Римьяной. — Значит, Мелисса, да? Странное имя… — сказала ей старуха. — Меня здесь зовут Старшой, поскольку я вдова старейшины. Когда я умру, муж ее старшей сестры, — и она кивнула на женщину, — будет возглавлять эту деревню. Но скоро ли это будет, кто знает… — и она заговорщицки подмигнула Римьяне. Говорила старуха небыстро, слегка дольше нужного растягивая некоторые слова, и Римьяне показалось, что нарочно. — Пойдем, поможешь мне грибов собрать… Дай-ка ей корзину, Малая! — Рано еще для грибов-то, — ответила женщина. — А ты больно много в грибах понимаешь? А ну дай корзину, да иди своими делами занимайся! — лишь для виду сердито сказала старуха. Женщина покачала головой, но за корзиной пошла. — Эта мне не родная, — сказала старуха, когда они вышли из дома и направились из поселения. — Потому, наверное, умишком-то и не блещет. Догадываюсь, с кем мой муженек-то ее нагулял. Мог бы и в доме матери оставить, в том дурного нет, если баба нагуляла. Дык нет же! Решил к себе взять. Ну, зато, внук что надо вышел, хоть и не родной. Как он тебе? — Хороший мальчик, — кивнула Римьяна. — М… ну понятно. Ежели «мальчик», то надежды у него мало. — Мне кажется, это только к радости его матери. Старуха хмыкнула: — Я же тебе сказала, что она неумна. А дельная женщина в роду, хоть бы и чужая, все же на благо. Я же вижу, что ты ему понравилась. — Должна Вас разочаровать, — ответила Римьяна с легкой улыбкой, — я не имею права на семейные узы. — Что это за странные обеты? Путешествовать одной, и при этом не вступать в брак? Никогда о таком не слышала… — Но ведь Ваша травница тоже незамужняя. — Ну! — пожала плечами старуха. Они уходили все дальше от селения, спутница Римьяны шла небыстро, но бодро. Сама Римьяна разулась и шагнула босыми ступнями в пушистую влажность лесного мха. Здесь пахло так знакомо… И все же здесь жили совсем другие люди. Они шли по лесу, вдыхая его влажный запах, Римьяна впала в медитативное состояние и полностью погрузилась в ощущения. Оттуда ее вывел неожиданный восклик старухи: — Ага! Вот и он. Седовласая женщина наклонилась и, к удивлению Римьяны, сорвала гриб с привлекательной красной шляпкой в белую крапинку. Она внимательно оглядела его, понюхала, надломила шляпку и, удовлетворенно кивнув, положила в корзину в руках Римьяны. Девушка с сомнением поглядела на старушку. — Ой, вот только не надо… Я знаю, как и когда это использовать. Если кто-то, не разбираясь в грибах, им и может отравиться, но только не я!