— Я надеялся, все это время я надеялся найти ее. А теперь… ее больше нет, и незачем… — он не закончил фразу, снова натолкнувшись на темно-карие глаза девушки. Он не мог продолжить фразу, но чувствовал себя именно так, как не договорил. И Кия с ужасом поняла это. — Я люблю тебя, — прошептала она, и обняла его крепче. Невыплаканная влага его глаз полилась из ее. Он нежно погладил девушку по голой спине, глядя поверх копны ее черных волос в пустоту. Эта пустота была просто невыносима. Дни тянулись за днями, но в них, казалось, не было никакого смысла. Ничего не менялось. Они были заточены здесь, в своем сомнительном уюте, и одинаковости бытия. В этих Южных морях даже не сменялись времена года, как это было на родине Ригзури. Кия видела, как он сникал день за днем, и ее любовь и забота не могли изменить ничего. С тех пор, как он узнал о смерти сестры, его жизнь потеряла цель. Поиск сестры был для него основным смыслом движения вперед. Теперь же он пропал, и вместо этого внутреннего стержня стремления воцарилась разъедающая чернота бессмысленности дней и ночей. Он отказывался идти в новые рейды, и «Кеола» грустно покачивалась на приколе. Глава 36. Лесные обитатели Странствующая жрица и сама толком не знала, чем ей следует заниматься в пути, она решила, что будет просто прислушиваться к своим ощущениям, а там поглядит. В этой местности Западные Леса отличались от ее родных, и древесными породами, и обжитостью. Сам лес шел на нужды Государства, в том числе на строительство кораблей. К древесине для последних выдвигались серьезные требования, и далеко не каждое дерево могло подойти. Большинство деталей конструкции корпуса вырезались из единого куска дерева, а следовательно, оно должно было иметь нужные формы, без сучков и изгибов на большой протяженности. Жители на границе лесов этим и промышляли. Теперь Римьяна могла видеть это сама, однако наблюдая их быт и их самих, она понимала, что это совсем иные племена и люди, нежели обитатели ее родных лесов. Однажды вечером на ее пути встретился хуторок — домик с хозяйственными постройками, обнесенными частоколом. У Римьяны к этому времени почти закончилась еда, и пришло время поступать, как следует страннику. Она постучалась, и ей открыла полная женщина в расшитой рубахе и длинной грубой юбке поверх. Видимо, Римьяна еще не слишком отдалилась от границы, поскольку женщина, увидев ее жреческое одеяние и камень на поясе, побледнела. — Не бойтесь, — сразу предупредила ее дальнейший испуг Римьяна, — я — странствующая жрица. Я буду благодарна, если Вы дадите мне немного еды, на свое усмотрение. Я не причиню Вам вреда, и о большем, чем простая чашка крупы или немного овощей, я не прошу. Женщина сглотнула, раздумывая, как понимать эти странные речи от той, кто по ее сведеньям мог испепелить ее славный хуторок одним взглядом. С одной стороны, она могла бы отделаться от незваной гостьи поскорее, дав ей, что та просит, если это, конечно, не было какой-то уловкой. Но с другой стороны, хозяйка хуторка испытывала любопытство, да и некоторое уважение к странствующим, хотя в этих землях им не доверяли, почитая за возможных разбойников. И все же, женское любопытство и гостеприимство победило, и она, с трудом шевеля языком в пересохшем рту, пригласила жрицу в дом. Римьяна поблагодарила и шагнула за порог. Местные жители не отличались большим ростом, да и строили невысокие жилища, и Римьяне пришлось слегка наклониться, чтобы войти. В доме приятно пахло свежевыпеченным хлебом и похлебкой. За столом уже сидели двое ребятишек — мальчишка, почти подросток, и его младшая сестренка. Девочка весело улыбалась гостье, демонстрируя нехватку двух потерянных молочных зубов, мальчик же насупился и с недоверием рассматривал вошедшую. Римьяна замерла — на мгновение ей показалось, что это они с братом смотрят на нее, сидя у материнского очага. Но она сдержала себя, быстро осознав свою ошибку. Конечно же, дети были вовсе не похожи на них с братом. Темно-русые и кареглазые, с характерными чертами внешности людей равнины, хоть и жили в царстве лесов. Хозяйка пригласила Римьяну за стол и налила ей так же, как и остальным, похлебки и отрезала пару ломтей хрустящего хлеба. Римьяна попросила вначале дать ей воды, и женщина принесла глиняную чашку и кувшин с водой. Вдруг, на удивление матери, девочка повернулась к Римьяне и не смущаясь спросила: — А Вы кто? Римьяна же спокойно улыбнулась и ответила: — Я странствующая жрица, можешь считать меня путешественницей. — Но ведь женщинам опасно путешествовать в одиночку! — заявило чадо, мать попыталась шикнуть на нее, но Римьяна так же спокойно сказала: — Мне не опасно. — Вот это да! Я тоже так хочу! — в этот момент сердце матери замерло, она побледнела, предполагая худшее, и перевела взгляд на жрицу, но та лишь отрицательно покачала головой и принялась за еду. Хозяйка дома никогда в жизни не видела жрецов, тем более жриц, но слышала о них немало. И чем дальше жили люди от источника информации, тем большими фантастическими подробностями обрастали скудные сведенья. Эти истории никак не стыковались в голове хуторянки с женщиной, сидевшей за ее столом и спокойно вкушавшей одну с ней пищу. Раздумья хозяйки были прерваны появлением на пороге коренастого бородатого мужчины. Ввалившись в дом после трудового дня, он, как обычно, хотел опуститься на свое место и потребовать от жены дать ему умыться и поесть. И уже почти сделал это, когда увидел, что за столом присутствует лишний. Вначале он хотел возмутиться тем, что жена без его ведома привела гостью, и уже было открыл рот, но тут пригляделся к одежде сидящей, да так и застыл, в полуприсяде и с полуоткрытым ртом. Наконец, он выпрямился и, прочистив горло, сдавленно поприветствовал гостью. Неловкую ситуацию разрядил снова прорезавшийся голосок девочки: — Папа, эта женщина путешествует одна и ничего не боится! — Могу поверить, — сказал он, опускаясь-таки на скамью, но как можно дальше от жрицы. Римьяна поздоровалась и сказала, что супруга его любезно согласилась накормить ее. Мужчина молча покосился на жену, но ничего не сказал. И та поспешила принести ему умыться и налила большую миску похлебки. Римьяна чувствовала неловкость, нависшую над столом, и только маленькая девочка спокойно и с простым детским любопытством взирала на незнакомку. Девушка собиралась закончить еду и отправиться дальше, чтобы заночевать вдалеке от человеческого жилья. Однако к ее удивлению хозяйка предложила ей переночевать у них. Кодекс странствующей жрицы подобное не запрещал, и Римьяна решила, что дурного не случится, если она примет приглашения, к тому же враждебности, по ее ощущениям, от хуторян не исходило. После ужина девушка слышала, как к хозяйке, готовящей для нее постель, подошел муж и зло шепотом укорял ее за безрассудство, но та ответила ему: — Так ночь на дворе! Мне что, ее за дверь выставлять? К тому же, глядишь, может — нам зачтется за гостеприимство. Хуже от того точно не будет! — Да разве не знаешь, что они такое, эти жрецы?! — понижая еще больше голос, шипел ей муж. — А жрицы, говорят, и того страшнее! Ох, не к добру она сюда пришла… не к добру… Женщина отмахнулась от него и пригласила Римьяну спать. Ночью девушка проснулась от звука легких крадущихся шагов и ощущения человеческого присутствия. Это присутствие она быстро узнала. — Ну и что тебе? — шепотом спросила она во мрак. Девочка замерла с недовольным лицом, что ее быстро рассекретили. — Скажи, пожалуйста, — начала ночная гостья, подходя чуть ближе, — а ты правда никого не боишься и умеешь делать всякие страшные вещи, о которых говорит папа? — Я не знаю, что говорит твой отец, — отвечала ей Римьяна, — поэтому не могу тебе ответить на это. Что же касается страха… — она задумалась, — каждый чего-то боится, но в определенных м… ситуациях это не имеет значения. Страх — это как хвоинки, нападавшие на поверхность ручья. Они есть, но течения ручья не изменяют. — А если их будет слишком много, и они запрудят ручей? — пытливо посмотрела на жрицу девочка. — Тогда пойдет дождь и все равно их размоет. — И ты можешь вызвать дождь? — спросила девочка. — Внутри себя — могу, — ответила ей Жрица. Девочка ненадолго задумалась, сведя слегка брови. — А я могу? — Если специально тренироваться, то да, сможешь. — Научи меня этим специальным тренировкам, — попросила девочка. Римьяна тяжело вздохнула. Как так получается, что ее насильно привели в монастырь, разлучив с домом и семьей, а это дитя, еще столь мало, само тянется к тому, что, возможно, людям знать и не следует? — подумала девушка. — Это дело не одного дня, — сказала она ей, — если случится, что ты предназначена для знаний, о которых просишь — за тобой придут. Она надеялась, что теперь ребенок уйдет. Но вместо этого девочка сказала: — Но ты же пришла! «Я пришла не за тобой!» — хотела возмущенно воскликнуть Римьяна, но сдержалась, ведь она на самом деле не знала этого. И все же она ответила: — Нет. По крайней мере, не сейчас. И еще — все, о чем мы сейчас говорили, должно остаться только между нами. Ты поняла? Девочка серьезно кивнула, потом улыбнулась, будто ей уже что-то пообещали, и неожиданно протянула руку и легонько погладила Римьяну по голове: — И вовсе ты не страшная, — сказала она тихонько и убежала. Римьяна от этого прикосновения замерла и так и лежала некоторое время. Она очень давно не общалась с детьми. * * * На рассвете жрица покинула хутор. Пробудившаяся хозяйка дала ей с собой еды, и Римьяна с благодарностью приняла ее. Она видела, как из-за занавески на нее смотрели два любопытных глазика, но ничем другим девочка не выдала своего присутствия. Странствующая Жрица продолжала путь, ночуя под кронами деревьев, на лапнике, набирая себе воды из ручьев, питаясь лесными кореньями, ягодами и подаяниями людей. Дома меняли свою форму, а люди — внешность, пока Римьяна двигалась все глубже в леса. Порой в ком-то девушка видела знакомые черты, встречавшиеся и у людей ее племени. Менялись и говоры, и даже диалекты, но все же девушка пока была способна понимать язык местных людей. В какой-то момент Римьяна задумалась, не стоит ли ей повернуть на восток и, пройдя узкий перешеек равнины, вернуться в родные Восточные Леса. Эта мысль причинила ей давно уже забытую боль. «Нет, — решила она, — я должна найти брата, а возвращение в родные леса не имеет смысла». Слишком многое отделяло ее теперь от той жизни. И возможно, Старшая Жрица и Настоятель были правы — Римьяны больше не существовало, а была лишь сестра Мелисса? В конце концов, она снова доверилась своим ощущениям, которые вели ее на Север. Что-то звало ее туда. Девушка надеялась, что, возможно, по возвращении она сможет воспользоваться, наконец, своим статусом в личных целях, и начать поиски брата. «Быть может, даже Настоятель…» — мысль о нем снова заполнила все ее существо бархатным ощущением. Но она быстро отогнала его. Он мог казаться чем угодно, но ведь молодая жрица успела немного заглянуть за границу того, кем он все-таки был. И не зря о нем ее предупреждала Старшая Жрица. Ландшафт потихоньку менялся, все сильнее преобладали хвойные деревья, в подстилке появилось больше мха, и кое-где проглядывали кустики знакомых ягод. Римьяне все реже встречалось человеческое жилье, однако она хорошо знала, как прокормиться в таком лесу, особенно теперь, когда благодаря специальным практикам работа ее организма стала ей более понятна. Жрицы не включали в свой рацион мясную пищу, и от животных брали только молоко. На острове держали лишь стадо коз. Однако народ Римьяны жил не только дикоросами, но и охотой и рыболовством. Относительно диеты в пути сестре Мелиссе не было дано никаких рекомендаций, и теперь перед ней стояло решение — остаться лишь на травах и кореньях и почти полностью лишить себя источника белковой пищи, или вернуться к обычаям предков. Наконец, она пришла к выводу, что раз она сейчас живет в условиях прежней жизни, то и питаться может соответствующе. Девушка заострила длинный шест и пошла к небольшой речушке. Замерев на берегу, она почти перестала дышать, приготовившись с занесенным орудием в руке. Жрица могла просидеть неподвижно достаточно долго: она увела сознание из себя, как бы растворяясь в окружающем ландшафте, перекатах речушки, шебуршании белки на стволе сосны и… человеческом присутствии. Римьяна явственно почувствовала его среди деревьев на противоположном берегу. Однако в теле ее и сознании ничего не изменилось. Среди водных прядей сверкнул чешуйчатый бок, и мгновенно последовал точный бросок. Наколотая на шест рыба забилась, и Римьяна вытащила добычу. Теперь присутствие наблюдателя на соседнем берегу было ей совершенно очевидно. Римьяне не хотелось больше продолжать эту игру, и она крикнула на своем родном языке: — Хватит прятаться! Я давно уже тебя вижу! Силуэт отделился от дерева и медленно пошел к воде. Молодой мужчина вглядывался в странную женщину в буром плаще, занимавшуюся рыбной ловлей. — Ты странно говоришь, — наконец, сказал он, — но ты говоришь на языке лесных жителей. Откуда ты знаешь его? — Это мой родной язык, — ответила ему Римьяна. Мужчина повесил лук за плечо и показал ей руки ладонями вперед, оповещая таким образом о своих мирных намереньях, и потом начал по камням пересекать реку. Девушка неподвижно ждала, когда он приблизится. Незнакомец был светлокож и светловолос, как и люди ее племени, а также ростом — выше среднего человека равнин. Девушку наполнило легкое волнение, он казался одним из ее племени. Это было так странно, видеть по прошествии столького времени знакомые черты и слышать родной язык, хоть и так непривычно жестковато произносимый. Мужчина оказался на расстоянии вытянутой руки, и сделал жест приветствия, Римьяна не стала отвечать жестом своего племени, а вместо этого повторила его.