— Послушайте, — сказал Ригзури, вглядываясь в красивые и испуганные лица обитательниц дома. Он очень устал в этот день, а предстояло еще немало забот. Ему хотелось скорее покинуть этот дом, однако он был намерен твердо держать данное Капитану погибшего корабля слово, — вам и вправду нечего меня бояться, — предпринял он еще одну попытку успокоить служанок и, как он теперь понимал, жен Капитана. Тогда та, что была беременна, вышла вперед. Несмотря на большой живот, она была все такой же грациозной. — Мы не боимся, — сказала она бархатистым, как и ее одеяния, голосом, — но пожалуйста… расскажи, как умер наш хозяин. Ригзури задержался в доме Капитана дольше, чем планировал. Хоть эти воспоминания и были тяжелы, он сел рядом с двумя смуглыми красавицами и рассказал о том страшном дне бури и о последних часах их любимого мужчины, и также о том, что в эти минуты он вспомнил именно о них. Одна из девушек, что не была на сносях, казалась и чуть моложе. На ее глазах к концу рассказа выступили слезы. Но другая держалась, гордо вскинув голову, будто считая выше своего достоинства плакать. — У моего народа, — сказала она, сдерживая слезы в голосе, — не оплакивают погибших. Мы танцуем и поем, чтобы им было веселее и легче отбывать к властелину Солнца. Я сожалею лишь, что не могла сделать этого для него… Повинуясь порыву, Ригзури нежно погладил ее по ладони, молодая женщина слегка улыбнулась, а ее младшая спутница, возможно, сестра, не выдержала и расплакалась. Он гладил бедняжку по волосам, думая, что Кия уже заждалась его дома и будет раздосадована, но оставить двух женщин, оказавшихся велением судеб под его покровительством, вот так сразу не мог. Они накормили его ужином и взяли с него обещание, что он навестит их в ближайшее время. Домой Ригзури возвращался уже при свете звезд. Небольшой домик на берегу призывно светил окошками. Над соломенной крышей тянулась тонкая змейка дыма. Хозяина с нетерпением ждали, ибо стоило Ригзури распахнуть дверь, как навстречу выскочила легкой ланью Кия, за ней вышел Топорик и рассмеялся, глядя на бросившуюся к капитану девушку. — Весь вечер, между прочим, у окна просидела. А днем мы тут в порядок дом привели! Слуги твои разбежались. Где тебя-то так долго носило? Ригзури только покачал головой: — Необходимо было уладить ряд дел. Кия, я поужинал недавно — попил бы чего-нибудь горячего только. Девушка кивнула и ушла за котлом, но было видно, как ее раздосадовало, что он ел не с ними. Ригзури устало опустился на стул и, поставив на стол локти, погрузил подбородок в ладони. — Помнишь, — сказал он Топорику, — когда Капитан приглашал меня домой? — Да, — кивнул бородач. — Там были две служанки… — М… — улыбнулся его друг. — Не «м…», — строго посмотрел на него Ригзури, — Капитан перед смертью просил меня о них позаботиться, если мы выберемся. — Интересное задание… — хмыкнул Топорик, — а друзьям можно в этом поучаствовать? Ригзури только вздохнул: — Одна из них скоро должна родить. — Вот это дела! Подожди… — Топорик нахмурился, — ты хочешь сказать, что ты должен взять под опеку ребенка? — В том числе. Я думаю, Капитан знал, о чем просил. — Нехилый расклад… Но ведь ты в море? — И он тоже… Они оба замолчали. Пришла Кия и налила им отвара. Потом она села неподалеку, штопая рубаху. — Он оставил им на жизнь. А дом я сегодня получил в свои владения… — Это как получил? — Перекупил у правительства. Топорик присвистнул: — Вот… Прощай, добыча! — Не волнуйся, это моя доля, и я волен ею распоряжаться. И потом… Кия внимательно слушала мужчин, силясь понять, о чем они, и пока ей тема нравилась все меньше. Ригзури посмотрел на девушку и улыбнулся, кивком приглашая присоединиться. — Ну, как ты? Уже приняла хозяйство? — обратился он к ней. Кия кивнула. — Теперь это твой дом, — сказал ей Ригзури, — береги его для меня. — Значит… ты больше не будешь брать меня с собой? — ужаснулась она. — Корабль не для женщин, — спокойно сказал Ригзури. — Он вообще не для людей, — хмыкнул в бороду Топорик. Кия пропустила это мимо ушей. — Но если ты пропадешь, вот так… как тогда на нашем острове, что же мне делать? — А что все женщины делают, — снова встрял старпом, — ждать и надеяться. Вот же те… Ригзури глянул на Топорика, тот хмыкнул и, вместо того чтобы закончить фразу, сказал: — Так, я тут совсем засиделся! Весь день вожусь с твоими делами, Кэп, а куш-то не обмыт! Он встал, одним махом опустошил кружку и уходя заметил: «Ждите к утру!» Кия даже не пошевелилась. Она не отрывая взгляда смотрела на своего мужчину. Тот проводил глазами друга и снова посмотрел на девушку. — Ну разве ты сама не понимаешь — куча мужчин подолгу в море, и ты там — единственная женщина. Через неделю-две некоторых из них может не остановить даже то, что ты женщина капитана. И зачем мне раздор или, того хуже, бунт на корабле? Ты в курсе пиратских законов? Знаешь, что бывает со свергнутыми капитанами? Девушка слабо помотала головой. — Если на корабле будет бунт, меня в лучшем случае посадят на шлюпку и отправят в открытый океан, возможно, с Топориком, который до конца будет на моей стороне. И в случае особого расположения — с бутылкой горячительного. А тебя пустят по рукам, а если точнее, по… Он смотрел на замершую девушку. Ригзури вовсе не хотел настраивать ее против команды, но он нарочно сгущал краски, чтобы сразу отбить у нее всякое желание оспаривать его решение. — Здесь же — я уважаемый капитан, а на капитанские дома и их обитателей не посягают. Завтра же я найму тебе пару слуг — мужчину для внешних дел, и женщину для помощи по дому. А когда уйду в море — оставлю деньги в тайнике. — И что будет, если ты не вернешься? — уперлась она, — когда закончатся деньги? У меня здесь ни семьи, ни племени, чтобы защитить меня. И тогда я уже здесь пойду по рукам? А поселок-то этот сильно больше, чем корабль… — зло сказала она. Ригзури мысленно аж присвистнул от ее аргументов. Крыть было нечем. — Так. Пошли спать, вот что. Я о тебе позабочусь, не волнуйся, — и он обнял Кию. На этом спор был прерван, перейдя в жаркие объятия, постепенно приведшие спорщиков в спальню. Утром, когда Ригзури еще спал, а Кия уже потихоньку хлопотала по хозяйству, в дверь ввалился Топорик. Он мог держаться на ногах, но делал это не совсем уверенно. В его рыжей разлохмаченной бороде висела блаженная улыбка… Увидев Кию, он икнул, попытался сделать серьезное лицо, помахал зачем-то перед собой руками и, пробурчав что-то похожее на «сщас-сщас…», рухнул на лежанку, где сразу захрапел. Девушка покачала головой, правда, улыбаясь, и укрыла его тонким тканым покрывалом. Глава 29. Законы жрецов Молодой жрице предстояло провести еще некоторое время в Замке, прежде чем отправиться в свое одинокое путешествие. В ее распоряжении была библиотека, чтобы сестра Мелисса смогла лучше подготовиться к предстоящему исследованию Западных Лесов. Ее быт и передвижение внутри Замка никак не ограничивались, но совместно со жрецами она принимала лишь трапезу. Все практики девушка выполняла либо в своей келье, либо в саду. Однако ей не возбранялось наблюдать за практиками жрецов, которые проходили в общих пространствах замка и его внутреннего двора. Здесь были мужчины и мальчики почти всех возрастов. Как и рассказывала Старшая Жрица, в Замок порой брали в совсем юном возрасте. Дети жили отдельно и обучались не только жреческим наукам, но и чтению, письму, арифметике. Большое внимание уделялось и физическому развитию. В этом вопросе к детям подходили достаточно жестко. Римьяна видела, как совсем малышей учили тому, что могло показаться тяжелым и для взрослого мужчины. Младшие мальчики часто сквозь слезы выполняли указания мастеров, но мальчики постарше уже не плакали. Жрец не должен был иметь страха как перед болью, так и перед смертью, говорили ей. Иногда виденное казалось девушке бесчеловечным. Один из жрецов-учителей объяснил ей, что не заставляет детей делать ничего, что они на самом деле не могли сделать. И все это лишь способ преодолеть телесную и ментальную леность, а также страх. А человеческое тело без этих искусственных барьеров способно на многое. Римьяна понимала, о чем он, ведь и тренировки жриц были достаточно суровыми, не говоря уже о том, что она сама однажды сотворила со своим телом, и все же ей было невольно жаль детей… С определенного возраста мальчиков переводили в другую часть Замка. На этом этапе они все еще являлись послушниками, но с детьми им жить больше не разрешалось. Практики, к которым их теперь приучали, становились иными. Каждому из них в свой срок предстояло пройти инициацию трех врат. Причем до ее прохождения все детали держались в секрете от неофитов. Жриц в такие вопросы обычно не посвящали, как и жрецов в то, что происходило за внутренними стенами Монастыря. Однако Настоятель не запретил молодой жрице задавать вопросы, а жрецам — отвечать на них, по своему усмотрению. Однажды ночью, бродя по Замку, девушка наблюдала, как внесли еле дышащего юношу, всего в крови. Она хотела предложить свои услуги целительницы, но ее отстранили, и унесли послушника в башню. Утром в саду, встретив одного из тех, кто забрал юношу, Римьяна спросила его, что произошло с послушником и отчего они не захотели ее помощи. — Эти раны следует лечить специальными травами, а не вашими средствами. А некоторые и не лечить вовсе, — ответил ей жрец. — Он прошел пока только первые врата. Жрец с некоторой неохотой, но поддавшись любопытству гостьи Замка, кратко рассказал ей, что первым этапом инициации юных послушников, вступающих в возраст зрелости, является следующее: однажды ночью их, с завязанными глазами, без всего, вывозят далеко в степь, где их затем освобождают от повязки и оставляют одних — трое суток они должны самостоятельно выживать, а потом вернуться в Замок по звездам. Причем во время этих трех дней им не только нужно найти себе воду и по возможности пропитание, не имея никакого оружия с собой, но и противостоять диким животным и тем жрецам, что будут приходить испытать их. А потом выжить после всех ранений и травм, что будут им нанесены. Когда же юноша, прошедший первые врата, полностью восстанавливается, приходит время второму испытанию. За ним выпускают свору голодных собак, и они гонят его до самого обрыва над рекой, в бушующий поток которой он должен прыгнуть, и если не погибнет, то придет череда третьих врат, врат Смерти. — А как же собаки и река? Если они загрызут его по дороге, или он не решится прыгнуть? — спросила Римьяна. — Жрец должен прыгнуть, или он — не жрец, — холодно ответил ей мужчина, с бледной кожей и легкой сединой в темных волосах, — бегать их учат с детства, и если он не в состоянии унести ног от собачьей своры, то совсем уж ни на что не годен. Что же касается реки, то и этому мы учим. Однако тот обрыв, с которого они прыгают на вторых вратах, выше тренировочных. Но в этом и суть инициации — решиться переступить свой базовый страх. И здесь мы и подходим к третьему испытанию — страху смерти. Того юнца, что прошел первые два, хоронят заживо на кладбище. Мы делаем так, что в могиле достаточно воздуха, чтобы он не погиб физически. Главное здесь уже не в теле. А дело в том, что он не знает, откопают ли его. — Не понимаю я этого, — невольно вырвалось у девушки. — Все просто, — спокойно ответил ей жрец, — умереть можно лишь однажды. Мертвец не боится смерти. И на этом он завершил беседу в саду, оставив жрицу в одиночестве наслаждаться благоуханием цветов.