Ночь перед отбытием молодой капитан предпочел повести в одиночестве, гуляя по залитому бледным светом стареющей луны берегу. Он прощался с островом, который подарил ему столь многое, так неожиданно, когда океан чуть не забрал у него жизнь. И теперь Ригзури снова выходил в его убийственные, и в то же время столь влекущие, воды. * * * Деревянный корпус корабля рассекал темные волны. Невероятные глубины, прятавшие иной мир, проплывали под его килем. Ригзури стоял у штурвала, вдыхая морской воздух, столь напитанный этой водой, как будто то был совсем иной воздух, даже не тот, что на островном берегу. Это был воздух безбрежных просторов свободы! Трюмы были полны бочками с пресной водой, кокосами, рыбой и прочей снедью, которой на прощание снабдили пиратов островитяне. Несмотря на долгое время, проведенное на острове, Ригзури не потерял ему счет, и понимал, куда им следует направиться, чтобы напасть на славную торговую тропу. По его расчетам, сейчас как раз шла активная транспортировка специй с небольшой группки островов к юго-востоку от приютившего их острова. Конечно, в этом году могли произойти некоторые изменения в ценах и предпочтениях, но Ригзури предполагал, что основные тенденции сохранились. Специи стоили немало на материке, а торговые корабли не всегда могли позволить себе достойную охрану, даже несмотря на столь ценный груз. Порой капитаны рассчитывали на везение и покровительство жрецов, которым исправно платили дань. Море дышало, вздымая синюю грудь под кораблем. Судно по решению капитана Ригзури было переименовано в «Кеолу», что на местном языке значило «спасение». И теперь нареченную Кеолой несло на всех парусах. Настроение у команды было приподнятое. Казалось, что какой-то особый дух витал меж ними, они словно позабыли былые тяготы морской жизни, и теперь прыгнули в эту волну, как мальчишки в новую забаву. Островитяне не слишком пока понимали, что им сулит пиратская жизнь, но с радостью восприняли возможность путешествия на большом корабле. Быть может, им казалось, что этим они уподобились героям древности, своим великим предкам. Только Кию, единственную женщину на корабле, терзала смутная тревога. Хоть она и отправилась с ними добровольно, не желая расставаться с любимым, участие в подобном путешествии в глубине пугало ее, хотя внешне она старалась не подавать виду. «Разве женщинам не дано путешествовать? — думала молодая островитянка, — разве не пришли наши праматери вместе с нашими праотцами на лодках?» Перед отплытием, она снова посетила старую знахарку. Та дала ей мешочки с лечебными травами и свое благословенье. Овеяв девушку пахучим дымом, старуха долго пела что-то на давно забытом наречии. Мысли Кии улетали прочь от тела… А теперь уже и тело было далеко от ее родных мест. Глава 27. Настоятель Блуждая в ночи по спящему замку, Римьяна, заметив свет, зашла в помещение, оказавшееся библиотекой. В освященном лишь несколькими свечами хранилище древних свитков, где сам воздух, казалось, был пропитан их шепотом, она, повинуясь порыву, взяла один и развернула на небольшом освещенном столике. Тонкие струйки вязи незнакомого языка заполняли хрупкую бумагу из переплетенных растительных волокон. Таких материалов в Монастыре не держали. Их книги были созданы так, чтобы противостоять времени, но то, что Римьяна сейчас держала в руках, как будто хотело напомнить чтецу о бренности любой материи. И все же свиток разворачивали не раз, а он все еще честно демонстрировал алчущему знаний свои внутренности. Помимо чернильных завитушек, там были и картины, изображающие стену крепости, осажденную всадниками. Несмотря на некоторую примитивность изображений, сцены на свитке казались весьма правдоподобными: гибнущие от стрел люди, их окровавленные тела, свешивающиеся со стен, вздыбленные кони с распахнутыми от ужаса глазами… А потом она даже не увидела, но почувствовала его присутствие. Высокий силуэт в длинной мантии бесшумно приблизился к столу, на котором Римьяна разложила заинтересовавший ее свиток. Голос полился, словно бархат в руках, и звучал он откуда-то из глубины груди. Живой человек мог ли так говорить? Но для призрака, навеянного манускриптами, присутствие было слишком ощутимым. И в то же время вошедший не был похож на жреца. — Что Вы делаете здесь, в столь поздний час? — обратился воплотившийся силуэт к девушке. Римьяна, будучи под впечатлением от появления незнакомца, все еще пыталась почувствовать, что он такое, и не сразу осознала необходимость перехода к устному общению. Он шагнул чуть ближе, и она тогда почувствовала. Некое объемлющее присутствие попыталось к ней прикоснуться на более глубоком уровне. На лице незнакомца появилась легкая улыбка, как будто говорящая, что ж, коли вы хотите говорить на этом языке, пусть будет так. В тусклом неверном свете пламени свечей черты его менялись и двигались. Здесь под низким каменным потолком, человек этот казался очень высоким, он обладал острыми вытянутыми чертами лица, бросающими длинные тени. Римьяна не понимала, сопротивляться ли этому контакту, выстраивая защиту, как ее учили, или принять и, возможно, соприкоснуться с неким иным уровнем бытия. Колеблясь, она начала потихоньку ослаблять хватку, чувствуя, как все ее тело наливалось этим бархатом. На мгновение ей показалось, что, возможно, незнакомец хочет управлять ее сознанием. Но она вскоре поняла свою ошибку — это был лишь контакт их сознаний, живой, равноценный, а не доминирующий. Соприкосновение вспыхнуло, словно трепещущий светящийся шар, на границе с тенями, и все поплыло перед глазами Римьяны. Он подхватил ее и помог сесть. Прикосновение его пальцев обожгло, возвращая затуманенное зрение. Она сидела у стола со свитками, а он по-прежнему стоял рядом, будто бы и не подходил к ней. — Так вот кого ко мне послала Старшая Жрица, — раздался его завораживающий голос. К Римьяне с некоторым ужасом стало приходить осознание, кого она повстречала. — Что ж, буду рад видеть Вас завтра утром на официальной встрече, — и он снова улыбнулся, но как-то нежнее, — я был очень рад видеть Вас сегодня. Он некоторое время смотрел ей в глаза. Его темные с оттенком синевы, как воды Северного моря, ободки вокруг зрачков притягивали изучающий взгляд Римьяны. Ее серые, как грозовые облака, нависающие над монастырским Островом, глаза не давали ему покинуть этой комнаты, мгновение… Оно прошло. Настоятель кивнул, и так же бесшумно покинул помещение, как и оказался в нем. Римьяна пробыла некоторое время в легком и приятном оцепенении. Эта встреча утонула в колодце ее памяти, оставшись там навсегда. Наутро сестра Мелисса была официально представлена Настоятелю. Тем же вечером, после дневного знакомства с крепостью под руководством одного из жрецов, Римьяна была приглашена в сад для беседы. Среди извивающихся тропок, поросших мягкой травой, которой здесь, в отличие от окрестностей, явно хватало влаги, под кронами переплетенных бархатистых ветвей мощных деревьев, в саду, наполненном запахами хвои и цветов, ее ждал Настоятель. Высокий силуэт его среди цветочных кустов и аромата сада не казался больше призрачным видением. Однако сейчас Настоятель не походил и на официальное лицо, принимавшее ее утром по всем правилам регламента. Тогда он возвышался как скала, готовый вынести приговор или помиловать. Казалось, что все в зале были заворожены его присутствием, и стоит ему лишь кивнуть, бросятся выполнять его невысказанное приказание. Девушке было не по себе проходить между двумя колоннами жрецов, ощущавшимися как продолжение рук стоящего впереди. Однако сейчас образ его был смягчен салатовыми и темно-зелеными бликами сада, игрой солнечных лучей на листве ближних деревьев и приветливой и спокойной улыбкой на точеном лице. Жестом Настоятель предложил Римьяне сесть на скамью. Сам после этого он опустился туда же вполоборота к девушке, сохраняя с ней почтительную дистанцию. — Итак, Вы отправляетесь на Запад, — в этом не звучало вопроса. Возможно, для него это уже было делом решенным, но для чего тогда все эти церемонии, подумалось ей. Римьяна кивнула. — Да. Я бы хотела провести личное исследование в Западных Лесах. — Какого рода исследование? — мягко спросил ее собеседник, и бархат его голоса снова заполнил ее. — Мне бы хотелось… — Римьяна не ожидала, что придется отвечать на этот вопрос, так как исследовательское путешествие жрицы подразумевало вполне конкретное направление. И, конечно, Настоятель знал об этом. Какова же тогда была истинная цель его вопроса? — Разобраться в некоторой неясности, которая сложилась у меня за время жизни в Монастыре. И разобраться в этом на собственной практике, а не в рассуждениях и беседах, — закончила она свою фразу. Настоятель слегка наклонил голову в ответ, продолжая мягко наблюдать Римьяну. — И Западный Лес отвечает наилучшим образом Вашей цели? — Да. — Что Вы знаете об этой территории? — Не много. Как я поняла из книг, это обширная, малоисследованная территория, населенная немногочисленными племенами. Знания людей равнины ограничиваются в большей степени зоной контакта и торговли на границе. Мне не удалось найти описания исследований более отдаленных частей Леса. Были некоторые не очень ясные упоминания в древних книгах… Настоятель снова кивнул. — Да, в монастырской библиотеке не так много книг, посвященных малоинтересным для жриц вопросам. Здесь же, на материке, нас занимают и такие мелочи.. — он улыбнулся, — как территориальная политика, торговля… В этом вопросе я могу немного больше Вас направить. — Благодарю. Что мне следует знать об этих людях? Настоятель слегка покачал головой и медленно сказал: — И все, и ничего. Для того исследования, за которым отправляются в дорогу жрицы, подобного знания не нужно, а то, что будет действительно нужно, Вы узнаете в пути иным способом. С другой стороны, как путешественнице, одной в далеких местах, конечно же, имеет смысл знать, с какими людьми и условиями предстоит столкнуться. Вам необходимо понимать, власть и статус нашего Ордена за пределами равнины не будет иметь такого значения, как здесь. И чем дальше Вы будете удаляться от границы, тем меньше будет значить статус Жрицы, и тем больше — Ваши умения Жрицы. Римьяна кивнула. — Да, лесные жители продают лес на Равнину, — продолжал он, уже отведя от нее глаза и задумчиво наблюдая линию, отделяющую пространство кустарника от голубизны вечереющего неба. — Но наши взаимоотношения имеют место, в основном, на границе. Глубже путешествовали не многие. В Западных Лесах живут люди, считающиеся у нас на Равнине дикими. Я полагаю, что во многом это не так. В чем-то они превосходят здешних людей: они знают то, что в обществе с централизованной властью и распределением ролей и ресурсов часто забывают. Но, соответственно, знакомого нам уклада жизни ты там не увидишь. Племена могут отличаться на разных участках Леса. И хоть мы воспринимаем Западный Лес как некое… подобие государства, оно таковым не является. — Что касается путешественников, — после небольшой паузы продолжил Настоятель, — я не знаю ни одного человека, кто… заходил в эти леса достаточно далеко, или книг с описаниями подобных путешествий. Вкрадчивый и медленный тон этого утверждения заверил Римьяну, что Настоятель знает куда больше, чем говорит. И, хотя он, очевидно, не лгал, полной правдой это тоже не являлось. Однако девушке было не ясно, стоит ли спрашивать, и если да, то в какой форме. Настоятель ждал. — А кто же бывал и каким образом? — все-таки решилась она. Он еле заметно усмехнулся и покачал головой: — Вам следует различать — какие вопросы стоит задавать себе, а какие мне или другим… Настоятель еще пронзительнее посмотрел ей в глаза. Внутри у Римьяны что-то шевельнулось, как будто внизу живота дрогнула свернутая в клубок змея, и горячее дыхание крестца пробежало легкой волной по позвоночнику, исчезнув в области межбровья. Всего происходящего здесь нельзя было выразить словами и, тем не менее, Настоятель дал ей ответ. Теперь Римьяна начинала понимать это. В ней всколыхнулись воспоминания о ее индивидуальных практиках и экспериментах в башне. Ей показалось, что Настоятель имеет в виду именно это. И теперь ей придется приложить куда больше усилий и концентрации, ведь эти практики необходимо будет применить в жизнь не в спокойных условиях затворничества, а в открытом мире, в пути. И если она этого не сможет, то не стоит и отправляться в путешествие. На этом их разговор был завершен. Они еще некоторое время прошлись по извилистой дорожке парка, а затем Настоятель оставил девушку в одиночестве. Глава 28. Новый капитан На корабле произошло усиление активности. Ригзури с мостика отдавал приказы. Пираты, сразу вспомнившие былые навыки, сновали по кораблю, ловко управляясь с парусами, перекладывая галс: на горизонте заметили паруса. «Кеолу» готовили к ее первому сражению. Кие было велено отправляться в каюту и не показываться до окончания боя. Всех островитян Ригзури приставил к более опытным членам экипажа. Ветер благоволил пиратам, и «Кеола» быстро сокращала расстояние между кораблями. Пропавшим без вести хотелось вернуться на Каперанию не оборванными туземцами, а успешными морскими разбойниками с достойной добычей в руках. Ригзури хорошо понимал это. Для него же обеспечение подобного стало бы укреплением своего статуса и залогом верности команды. Несмотря на то, что он уже был негласным вождем на суше, после гибели «Аурелии» и ее Капитана он все же не питал иллюзий относительно команды. Остров сплотил их, но в том числе — поневоле. Возвратившись на Каперанию, пираты могли пойти искать счастье на иных кораблях. Но если «Кеола» становилась не скорлупкой спасения, а настоящим пиратским судном под руководством опытного и, что немаловажно, везучего предводителя, дело обстояло иначе. Ригзури же были необходимы верные люди, и эту верность приходилось покупать не самым достойным, по его мерке, путем. Трехмачтовый и стройный, с поднятыми даже на бушприте парусами — он мог бы развить неплохую скорость и дать фору потрепанной «Кеоле», но намеренья быстро приближающегося на вид торгового корабля были разгаданы не сразу, а ветер дул не в пользу атакуемого. Смена галса дополнительно сбавила им скорости, и в конечном итоге капитаном неизвестного судна был дан приказ обороняться. Носовая пушка «Кеолы» опередила выполнение этого приказа. После ее залпа, разметавшего все на корме, и снесшего часть фальшборта, «Кеола» умело развернулась и дала боковой залп, почти в упор, а вслед за ним взлетели абордажные крючья. Канониры атакованного корабля не успели ответить: на палубу посыпались пираты. Ригзури приказал им устрашающе кричать, а островитянам — нанести боевую раскраску, надеясь, что облик нападавших внесет панику в защищающихся, и те скорее сдадутся, что позволит обойтись меньшей кровью. Однако команда атакованного корабля, вопреки надеждам капитана «Кеолы», оказалась бравой. Судно, хотя и являлось торговым, несло на себе не только больше обычного для такого корабля пушек, но и крепких парней, умеющих владеть холодным оружием. Топорик, назначенный старпомом на «Кеоле», командовал абордажной командой. Его в этот момент меньше всего заботили душевные терзания капитана. Раж драки захватил бородача. Он умел обращаться с саблей как никто другой, из тех, кого Ригзури удалось повидать в деле. Образ дикого разъяренного и обросшего рыжебородого мужчины с воинственным кличем рассекающего обороняющихся матросов внушил им куда больший ужас, нежели боевая окраска темнокожих туземцев. Топорик вовсе не отличался кровожадностью, однако его кровь закипала как от дружеской потасовки, так и от серьезного сражения. Это состояние действовало на него одурманивающе. И хотя он не терял способности более или менее здраво оценивать ситуацию, бравый воин получал наслаждение от того ража и бурления, что царили внутри него, от того, как время замедляло свой ход, как значение приобретало каждое движение, и любой даже мельчайший промах мог стоить жизни. Это возбуждало его не меньше, чем страстные темнокожие островитянки. Он дрался полуобнаженным, по мускулистой груди градинами катился пот. За ярким поясом, охватывающим талию ободранных штанов, красовался заткнутый топор. Воин не сразу переходил к любимому оружию — ибо когда наступало время топора — происходило страшное. Ригзури помнил, как в одной из стычек его друг, выхватив из-за пояса этот, казалось бы, небольшой предмет, стал прорубать себе кровавую дорогу из кольца противников, которым уже мнилось, что шанса на спасение у пойманного нет. И все же в этот раз миновало… Осажденные сбились в кучу и в конце концов приняли решение о сдаче. Потерь со стороны «Кеолы» удивительным образом не оказалось. Захваченный фрегат носил имя «Золотая ласточка» и принадлежал не к числу частных торговцев, а к государственной кампании, снаряженной правителем материка для поставки исключительных товаров с дальних островов ко двору. У капитана имелась соответствующая грамота. Грамоту эту вместе с другими судовыми документами Ригзури забрал на свой корабль, и приказал совершить перегрузку товара. «Золотая ласточка» была не настолько повреждена, чтобы в скором времени пойти ко дну. Но забрать ее с собой представлялось мало возможным из-за малочисленности команды «Кеолы». Тогда капитаном было принято решение взять с нее пару пушек, — их как раз не хватало «Кеоле» для полного оснащения, а остальные орудия с захваченного корабля на всякий случай спустить в море. После этого всех оставшихся в живых отпустить на их подбитом судне. Не все члены команды одобрили такое решение капитана, но перечить ему не решились, к тому же они уже были «задобрены» трофеями.