— Ну, может, ты и прав. Ребят все равно стоит занять. Топорик поковырял рыбьей косточкой между зубов, потом слегка причмокнул и выкинул ее в песок. Какое-то время друзья молчали. Потом Топорик вздохнул и посмотрел на друга. Стояла на удивление ясная ночь. Они сидели на мокром песке, наблюдая, как черные волны накатывают на берег. Безбрежность океана завораживала. И все же Топорик смотрел на Ригзури. А тот не отрывал взгляда от воды. Бородач еще раз будто немного беспомощно вздохнул и вновь заговорил. — Слушай-ка… Я, может, что сейчас и не так скажу. Но все же. Ригзури перевел взгляд на собеседника немного недоуменно, будто вырвавшись из сна. — Прошло уже около двух лет. Мы посреди чертового океана, на маленьком всеми забытом островке. Может, стоит уже успокоиться? — Успокоиться… ты говоришь, — горько повторил его слова Ригзури, — друг, — он собрал в ладонь песок и принялся медленно ссыпать его слипшиеся комочки обратно на берег через сжатый кулак, словно бы пытаясь слить в него все чувства, его терзавшие. Он медленно продолжал: — Все, что я делаю, все, чем я живу, служит одной-единственной цели. Найти ее. Если бы не это, как я бы выжил, сбежал из рабства… Делал все это? — и он обвел рукой океан, намекая на пиратство. — Если это… невозможно… Мне не для чего жить. — Ну и дурак, — в сердцах буркнул Топорик, — как бы ни велика была твоя боль, жизнь продолжается. И этот остров тому доказательство. Мы спаслись, когда большинство пошло на дно. Ригзури молчал. — Ты знаешь, я вот что думаю: нужно просто жить и получать от этого все, что возможно! Вот меня заковывают в кандалы — я убегаю, мне предоставляется возможность взять хороший куш — я беру, рядом есть прекрасная женщина, готовая быть моей, пусть и на ночь, — я ее люблю! Ну а если нет, то и что об этом говорить? Жизнь не скупа на невзгоды, а потому следует брать от нее все, ежели предлагает, и получать из взятого все удовольствие и радость, что возможно. Искупаться — порой, ты же помнишь, как это было после дня на торговой площади, — еще какая радость! — и он рассмеялся. — Ну а когда приходят тяжелые времена… что ж. По крайней мере, я со своим жизненным опытом знаю одно — они тоже пройдут. И какое горестное чувство ни глодало бы тебя сейчас, оно тоже не вечно. Чувства, друг мой, недолговечные спутники… Увы или ура… кто знает. Но какие бы ни были, даже они забываются. Я не верю в вечную боль. Он налил из кувшина сока, который принесла им Кия, и чокнулся кокосовой кружкой с Ригзури. — Да здравствует радость, которая нам сейчас дана! Ну и, конечно же, женщины! — и он покосился на Кию, идущую по берегу. Ригзури прекрасно понимал, к чему вел Топорик. И действительно, чем не жизнь? Но это было невозможно. Даже рядом с прекрасной Кией он не мог забыть о долге и о любви к сестре. Глава 25. Поездка в Крепость Все старания Старшей Жрицы переубедить девушку были бесплодны. Римьяна твердо вознамерилась воспользоваться правом исследования. Проведя множество часов в стенах монастырской библиотеки, она вполне изучила кодекс Ордена. Через год после вступления в Орден как полноценная жрица, а не послушница, она могла покинуть монастырь на год, по собственной воле, а не посланию Старшей Жрицы, с целью исследования Духов Стихий за пределами монастырских стен и острова. И Римьяна знала, куда она направит свой путь. Однако данное решение требовало согласования с еще одной руководящей фигурой Ордена. — Вначале ты должна будешь отправиться в столицу, на материк, — сказала Верховная Жрица девушке, — Помнишь, я рассказывала тебе о крепости, где обучают жрецов? Римьяна кивнула. Она хорошо помнила и то, что прочла в книгах об отборе и трансформации мальчиков для служения. Однако она ничего не нашла там о тех, кто руководил этим процессом. Не рассказывала об этом и Жрица. — Как ты знаешь, — продолжала женщина, внимательно наблюдая за выражением лица Римьяны, — мы, жрицы, не вмешиваемся в политические игры людей. Однако обстановка на материке может нас затрагивать отчасти. Чтобы регулировать ее, нам в том числе и нужен жреческий замок. Им руководит Настоятель. Ты отправишься к нему. И он примет окончательное решение по твоему вопросу. Я предупрежу его о цели твоего визита. Римьяна снова кивнула, следя, чтобы лицо не выдало ее чувств. — Настоятель, — слегка улыбнувшись, сказала меж тем Жрица, — примет тебя в Замке. У тебя будет возможность полнее ознакомиться со структурой Ордена. Но помни, хоть мы и суть одно, мы разные… И наше искусство различно. Наблюдай все, что захочешь, но ни во что не вмешивайся. Римьяна тогда не слишком поняла смысла ее слов. Кто же был этот Настоятель и почему решение о ее праве должно быть принято не только Старшей Жрицей, когда она давно уже уяснила, что именно жрицы, а не жрецы были сердцем Ордена? Но спрашивать Жрицу она не решилась, зная, что та напрямую все равно не ответит. К тому же теперь у нее будет возможность отправиться на материк и увидеть самой, как все устроено. На следующий месяц, когда к острову пришел корабль, и жрецы разгрузили его содержимое, обратно на материк их величавая лодья увезла уже на одного пассажира больше. Второй раз в жизни Римьяна в сознании оказалась на корабле. Первый раз это была испуганная лесная девочка, разлученная со своим братом, проданная на торговой площади жрецу. Сейчас это была молодая жрица, напитанная силой стихий, избравшая это плаванье по своей воле. Волны, как и прежде, неистово вгрызались в деревянный остов судна, перебрасываясь им, как дети мячом. Но жреческий корабль был не по зубам этим водам. Он лишь поскрипывал и изгибался, продолжая неотвратимо идти своим курсом. Холодный, пропитанный влагой и солью, ветер хлестал девушку по лицу, рвал на ней плащ, обнажая плотный пояс с алым камнем посредине. Это свидетельство ее статуса и силы должно было оставаться все время при ней. Будучи в монастыре Римьяна не всегда носила камень, хотя давно сменила серое одеяние на бурое, но теперь, покинув изъеденные ветром стены, не должна была его снимать. * * * Корабль прибыл ночью. Жриц старались не привозить на материк при свете дня. Под вуалью темноты Римьяну проводили в Замок. Ночной степной воздух снова сменился холодом каменного жилища. Почему-то здесь острее, чем в Монастыре, стоявшем на уединенном острове, девушка почувствовала себя зверьком, попавшим с силок. Отчего ограждали себя жрицы и жрецы каменными неприступными стенами, глыба за глыбой закладывая просвет небесный над своею головой? Всего несколько дней свободного морского воздуха, да ночная прогулка по степи… И вот она слова в лабиринте арок и хитросплетений лестниц, в маленькой каменной келье в башне. Оставшись одна, Римьяна распахнула настежь узкое окно, впуская в комнатку ароматы ночи и стрекот насекомых. Не так далеко отсюда располагался город, где на торговой площади ее разлучили с братом… Она ополоснула лицо в оставленной ей чаше с водой и тихо покинула келью. Приведший ее жрец не дал никакой информации о правилах поведения в замке, как, впрочем, и Старшая Жрица в своем напутственном слове. Сестре Мелиссе лишь пообещали, что с утра ее проводят к Настоятелю. И пользуясь отсутствием каких-либо запретов, Римьяна отправилась исследовать замок одна. Глава 26. «Спасение» Сезон дождей подошел к концу. Люди Ригзури и островитяне активно осваивали море на новых лодках. Рядом с островом проходило сильное течение, и навигировать поначалу оказалось непросто. Лодочные строители вернулись в свою деревню, предварительно приглядев себе жен среди местных девушек, хотя обычно брали их из другого племени. Ригзури забросил жалкие попытки бритья заточенными скорлупками кокоса и теперь заплетал свою светлую бороду в две косицы, подобно Топорику. Волосы же на голове его со времен рабства так же немало отросли, и теперь за спиной юноши красовалась толстая коса светлых слегка отливающих солнцем волос. Их светлота смотрелась отчасти неестественной на фоне основательно загорелого и мускулистого тела молодого мужчины. Этим утром он стоял на берегу, поднявшись на скалы в отдалении от деревни. Рассвет выкрасил океан в нежные цвета, но Ригзури знал, что это видимое спокойствие обманчиво. В воздухе пахло штормом. Паруса он заметил еще издали, когда они были совсем неузнаваемой точкой на горизонте. Ригзури безошибочно умел отличать такие вещи от прочих элементов пейзажа. Вскоре его предположение подтвердилось, и стало понятно, что корабль убегал именно от того, о чем догадался молодой капитан. На всех парусах судно неслось к спасительному острову, желая укрыться в незнакомой бухте. Ригзури видел, что этому кораблю суждена более благополучная судьба, нежели «Аурелии». Он быстро отдал приказ затаиться. Все костры были погашены, а люди ушли в лес. Лодки надежно спрятали в потаенной бухте, куда вряд ли зашли бы незнакомцы. Из укрытия пираты наблюдали за тем, как в бухту заходил корабль. Ригзури выбрал в свой отряд несколько островитян, хорошо освоивших морское дело, и объединил их с пиратами. — Друзья, — обратился он к своей банде, — судьба предоставляет нам уникальный шанс! Нам не удалось построить корабль, но корабль сам пришел к нам! Мы возьмем его на абордаж и снова сможем обрести свободу! — На абордаж? — пронесся глас усомнения среди его людей. — Именно! Мы возьмем его на лодках! Ригзури разделил людей на два отряда. Один должен был захватить сошедших на берег. Второй, вместе с местными лучниками, — выдвинуться к кораблю на лодках. Метким островитянам доставались дозорные, после ликвидации которых пираты могли с лодок перебраться на корабль и захватить его. Во главе береговой команды Ригзури поставил Топорика, Кие было велено собрать всех женщин, стариков и детей и увести их глубже в лес на время операции. Сам же Ригзури командовал абордажной командой. Он надеялся, что эффект неожиданности поможет ему сократить количество жертв, но также он понимал, что вовсе без них обойтись не получится. Пиратский капитан постарался отбросить эти мысли и перевести внимание на цель, ради которой он шел на все это. Создав в голове ясный образ стремления, он смог снизить интенсивность остальных чувств и действовать более или менее хладнокровно. Человеку, раньше верившему в неприемлемость отнятия человеческой жизни, а потом не раз поступившемуся этим принципом, было необходимо верить хоть во что-то, хотя бы в то, что делает он это ради какой-то высшей цели. Иначе вынести всего произошедшего с ним за это время было бы невозможно. Операция началась сразу после заката. Над океаном пронеслась рваная буря, завывая неистово о том, что не успела насытиться ускользнувшей от нее жертвой. Однако темным бесстрастным водам еще предстояло получить свое. Как только стемнело, от берега отделились еле уловимые силуэты лодочек, которые, выйдя из потаенной бухты, проследовали к кораблю, мирно покачивавшемуся на рейде. Дозорные не успели издать и звука, когда в их тела вошла тонкая и быстрая смерть, выпущенная умелыми руками лучников. Лодки пристали к высокому борту судна, и умелые в подобных делах молодцы вскарабкались на борт. Часть команды, собравшейся в кубрике, удалось захватить сразу же, но несколько моряков, встреченных по пути, оказали сопротивление и были тотчас же отправлены на корм рыбам, а их оружие исправно послужило захватчикам. Тем временем на берегу послышались выстрелы. По-видимому, эта часть операции проходила не столь гладко. С корабля Ригзури увидел несколько силуэтов бросившихся к шлюпкам. Он отдал приказ заряжать пушки. Первое же ядро с корабля навело панику среди спасавшихся, и те поднялись на свой корабль уже пленниками. Часть шлюпки, вновь повернув к берегу, была захвачена отрядом Топорика. Так за одну ночь обездоленная кучка пиратов снова обрела корабль. * * * Захваченное судно успело несколько потрепать штормом, и пиратам пришлось потратить еще пару недель на ремонт судна и его килевание для чистки дна, а также частичную замену такелажа. На острове не было тех материалов, которые обычно использовали на материке при строительстве судов, однако люди, избравшие своей базой остров Каперанию, и частенько вынужденные чиниться на других еще более мелких тропических островах, научились заменять многое тропическими эквивалентами. Даже веревки им удалось сплести из волокон колючего растения, обитавшего под пологом леса. А для просмолки островитяне принесли вязкий сок местного дерева. Трудно сказать, что побудило островитян так активно вплести свои дела и жизни в судьбу этой маленькой группы морских бродяг. Но они не только спасли жизни выкинутым океаном людям, но и поддерживали их странные замыслы, и в конце концов встали на их сторону при захвате корабля. За время существования на берегу пиратского поселения обитатели двух деревень постепенно сблизились: аборигены обучали пришельцев новым вещам по выживанию на острове, а те оказались неплохими рассказиками удивительных историй, даже на ломаной смеси языков, сдобренной активной жестикуляций. Еще более Ригзури поразил тот факт, что несколько местных мужчин, возможно, сманенные как раз вот такими историями у костра, изъявили желание последовать за ними в открытый океан. Учитывая недобор в команде, подобное предложение оказалось очень кстати. Все постепенно шло к тому самому финалу, которого так боялась Кия. Она, смелая в ночных прогулках по диким джунглям, ходила вокруг хижины, мешала отчаянно поварешкой суп, почти до дыр застирывала одежду… и не могла заговорить с мужчиной, которого любила, о том, что ее так мучило. Он же, казалось, не замечал страданий девушки. Поглощенный тем делом, что было для него как глоток весеннего ветерка в затхлой тюремной камере, он весь пребывал в своих замыслах, физических и ментальных. Его близость с Кией не исчезала, однако девушка не могла насладиться ею, поскольку всё словно утекало сквозь пальцы. Больше невозможно было удержать рассыпающийся мир. Неопределенность кончалась. Приходило время действию. И в этом Ригзури чувствовал себя живым. Но что же оставалось ей? При свете слабого огонька масляной лампады Ригзури склонился над исчерченными листьями. Топорик уже ушел в свою хижину. Ужин был съеден, а миски вымыты и убраны. Но Ригзури не шел спать. Кия шагнула ближе. Стоило ли прерывать его размышления? Не будет ли он тогда в дурном расположении?.. И все же она подошла. Она положила свои шоколадного оттенка мягкие ладони на его плечи. Он был намного выше ее. Ригзури еле заметно вздрогнул, но спокойно обернулся. Он нежно улыбнулся Кие и обнял. Она, как маленький зверек, ищущий защиты, прижалась к нему. Он непонимающе посмотрел на прильнувшее к нему тельце, каскад черных струящихся волос, погладил ее открытую спину… Она подняла на него свои раскосые карие глаза, ее пухлые губки дернулись, но потом она произнесла ровным голосом: — Я пойду с тобой. Я теперь с тобой, — она сделала акцент на «я», как будто там за могучими синими волнами существовали еще другие. Ригзури молча кивнул. Он и не собирался бросать девушку на острове, но не знал до конца, захочет ли она последовать за ним, оставив свою привычную жизнь здесь, родных, уклад… И вот она говорила, ясно и четко о своем желании. Он погладил ее по волосам. — Конечно, — тихо ответил он ей. — Но как твоя семья, деревня? Ты же понимаешь, что возможно, ты не увидишь их снова? — Да, — отвечала Кия. — Это не так страшно, как не увидеть тебя. Он больше ни о чем ее не спрашивал. Вместо этого обнял, и она заполнила его тело нежностью и трепетом. Их близость в эту ночь совсем не была похожа на ту, первую, в лесу. Там это был поиск, прыжок… Здесь — страсть отдавания была полнее, ощутимее, как может происходить только между теми, кто знает друг друга. Вскоре был назначен день отбытия. Вся деревня собралась на берегу. Местный шаман и знахарь провел соответствующие обряды. Женщины со слезами на глазах провожали пиратов и своих мужчин в неизвестность морской стихии. Они прощались с ними, как с уходящими в мир предков. Ведь, в сущности, для остающихся на острове так оно и было… Вождь благословил Кию, отдав ее под покровительство молодого капитана. Взамен островитянам были оставлены прежние владельцы корабля, выжившие и обезоруженные. Ригзури от лица всех пиратов поблагодарил вождя и преподнес ему дары с захваченного корабля.