– Макс, ты сейчас неправ, – неожиданно вмешался Тень. – А вот Юля по-своему права. – Да зачем сразу дуэль? Можно было рассказать мне, а я бы с ней поговорил, – ответил я ему. – О чём? Оправдывался бы? Инна озвучила факты. Вызов был? Был. Ты на него отвечать не стал? И это правда. То, что ты струсил – это уже её домыслы, но как ты ее переубедишь? Будешь уговаривать? Объяснять свои решения? Это будет выглядеть именно как оправдания. Да и не важно это уже. Ты же понимаешь, что дуэли быть. – Но… – Даже если ты сможешь убедить Козлову в том, что ты не струсил тогда, слова уже произнесены. Девчонки встретятся на арене. – Да что за?… Я посмотрел на хмуро сидящую Юлю, нервно кусающую губы, и неожиданно для себя предложил: – Может, сходим сегодня в парк?… Вот так я и пригласил Юлю на наше первое свидание. После школы мы заехали домой, и всего через сорок минут Юля уже спустилась в фойе. Выглядела она на удивление взрослой и серьёзной. Укороченный плащ насыщенно красного цвета, белый свитер крупной вязки под ним, асимметричная серая юбка и полусапожки на тонком, но невысоком каблуке. Поначалу девушка была задумчивой и молчаливой. В парке она первым делом потащила меня в тир, где мы застряли на добрых полчаса: Юля отводила душу, расстреливая безвинные баночки, шарики и мишени. С моей охраной мы нашли компромисс. Всё же это было свидание, и было бы совсем уж глупо гулять с девушкой в сопровождении бойцов. Поэтому я просто попросил их посидеть в кафе недалеко от центрального фонтана, сейчас неработающего из-за времени года. Вдоволь настрелявшись, Юля заявила, что она проголодалась, и вопросительно посмотрела на меня. Я предложил пройти в ближайшее кафе-кофейню, в котором, как я знал, готовили очень вкусные пирожные. В кафе сегодня было людно, но свободные столики были. Не успели мы сесть, как одна из девочек, лет четырех-пяти на вид, с бантом размером с голову взрослого человека, балуясь, запустила из-за соседнего стола кусочек желе, используя ложку вместо катапульты. По закону подлости сделала она это, когда я, повернувшись к их столу спиной, отодвигал стул для Юли. Вряд ли девочка сделала это специально, но кусочек розового желе плюхнулся на рукав моего пиджака. К нам тут же подскочила молодая женщина – наверное, её мама – и стала искренне извиняться за поведение ребенка. Девочка, в свою очередь, испуганно разревелась. Моя спутница весело улыбалась. – Ну вот, стоило зайти, и тебе уже девочки знаки внимания оказывают! Я улыбнулся в ответ на извинения женщины и заверил её, что ничего страшного не произошло: – Это же желе. Сейчас сполосну рукав водой, и никаких следов не останется. Выйдя из зала в коридор, который вёл к туалетным комнатам, я увидел идущую мне навстречу девушку. Выглядела она странно: шла по коридору модельной походкой, но при этом зачем-то задрала и без того короткую юбку и, сжав в кулаке, держала один её край. Благодаря этому мне открывался любопытный вид на стройную ножку в белом чулке с цветочными узорами, выбитыми поверх, а также край белых трусиков. Через мгновение я узнал Олю Максимович, дочь директора моих предприятий лёгкой промышленности. Она вроде в другом городе учится, что она здесь делает? Хотя что это я? Конечно, к отцу приехала. Но почему она расхаживает в таком виде? Мои глаза невольно снова опустились вниз – туда, где так провокационно белела нежная кожа между чулком и… Тут Оля сверкнула глазами, резко вернула край юбки на место и кинула мне: – Озабоченный! Я-то тут при чём?! Но возмутиться я не успел, потому что она уже прошла мимо и вышла из коридора. «Ладно, хватит тут стоять, а то скоро желе на пиджаке засохнет, да и Юля там заждалась», – подумал я, стараясь не обращать внимания на смех Тени в моей голове. Глава 25 Ветер бросил очередную порцию мокрого снега за шиворот, и Седой поёжился, длинно и нецензурно выругавшись. Он наклонился на бок и, продолжая ругаться, вытряхнул ладонью нежданный гостинец из-за воротника полураспахнутого кожаного пальто. «Выделывается», – промелькнула непрошеная мысль у Ромы Музыки. Рома Дегтярев, по прозвищу Музыка, был молодым, но успешно начавшим карьеру наркоторговцем. Работал он анонимно, через интернет, и уже успел обзавестись кучей последователей, через которых он и реализовывал свой специфический и абсолютно запрещённый товар. Своего рода сетевой маркетинг, как не раз успокаивал себя Роман. Всего лишь реализация затребованного товара мелким оптом своим контрагентам. Естественно, что Роману приходилось скрываться и таиться практически ото всех. И, опять же естественно, что при этом Рома не видел никакого смысла делиться со всякими там смотрящими, наблюдающими и замечающими. С какой радости? Его деньги – это его деньги! Хотят иметь такие же? Пусть ищут свою нишу. Вот деньги на него и вывели. Нет, не анонимные кошельки в юникойнах, а желание Ромы потратить хоть немного своих денег. Рома решил, что достаточно твердо стоит на ногах и пора начинать тратить свои, очень солидные, накопления. Так что он купил земельный участок, ударными темпами начал возводить на нём шикарный особняк и приобрёл дорогущий новенький автомобиль от итальянских герцогов Феррари. Кто же знал, что криминал в его городе умеет складывать два плюс два даже лучше, чем полиция и налоговая? В общем, на Музыку вышли люди Славы Седого. Наблюдали долго, но выяснили, чем он на самом деле зарабатывает себе на жизнь. И вот сейчас его похитили, вывезли за город и… Что будет дальше, Роман не знал, но надеялся, что убивать его не будут. Разум подсказывал, что, скорее всего, будут ставить ему крышу и заставят делиться. Но душа трепыхалась, как птица в силке, и била по здравому смыслу крыльями: мне конец, меня сейчас убьют! – На, падла, копай! С этими словами Рому сначала швырнули на колени, а затем бросили рядом лопату. – Что?… Зачем? Я же… можем же договориться, как цивилизованные люди? Ну что вы, в самом деле?… – жалобно лепетал Рома, погружаясь в пучину страха и паники и не приближаясь к лопате. – Бери лопату и копай, барыга! – жёстко произнёс грубый мужской голос, и носок рыжего ботинка влетел в бок Музыки, стоящего на коленях. – Ух, – только и смог произнести сквозь выступившие от боли слёзы Рома. – Если ты не начнёшь копать себе могилу через полминуты, то Матрос тебя пристрелит и бросит прямо так. А если будешь послушным, то, возможно, могила останется пустой. На сегодня, – проскрипел прокуренным голосом худой бандитский авторитет. Рома на коленях посеменил к лопате, схватил её и, не вставая с колен, начал неумело копать. Даже не копать, а скрести твердую землю кончиком штыка лопаты. Горячие слёзы бежали по его лицу, в голове роились тысячи мыслей. – Я м-м-могу заплатить. Много з-з-заплатить, – запинаясь, начал быстро говорить Рома. – И это. п-п-постоянно буду платить! Его колотило, то ли от холода, то ли от страха. – Мужики, я. Ох! – снова охнул он от боли. Его снова ударили в лицо ногой в тяжёлом ботинке, разбивая в кашу губы, нос. – Где ты тут мужиков увидел, падаль? Тут братва его судьбу решает, а он нас мужиками называет! – послышался недовольный голос. Не столько вытирая кровь, сколько размазывая ее по лицу, Роман снова зачастил, даже перестав запинаться: – Братва, я всё понял. Всё. Я был не прав. Проникся. Давайте решим проблему? С меня десять, э-э-э, пятнадцать процентов. Да, каждый месяц. Это большие деньги. С вас защита. Это же отличное партнёрство! Ну, зачем сразу так? А? Давайте, – он громко сглотнул. – Давайте жить дружно! А сейчас поедем и отметим это дело дружескими посиделками в любом ресторане, в любом ночном клубе, а? – Седой! Он, по ходу, не понял, – с разочарованием в голосе произнёс крепыш в рыжих ботинках. – Дай-ка я… – Я всё! Я всё понял! Не надо меня больше бить! Просто скажите! Скажите, что я должен сделать?! – Тормози, Матрос. Видишь, вьюнош всё понял, – ласковым голосом произнес Седой. И тут же его голосе лязгнул металл: – Ты, крысёныш, будешь отдавать пятьдесят процентов. Каждую неделю. Пацаны мои у тебя будут брать теперь грязь. Отдавать им будешь без накрутки, ясно? – Да. Да, ясно, – китайским болванчиком закивал Рома. – Сейчас с тебя лям наликом, понял? Мил-лион, – по слогам уточнил Седой. – Вопросы есть? – Н-н-нет вопросов. Всё понял. Половина с меня каждую неделю. Сейчас миллион наличными. Всё понял. Дурь вашим людям без накрутки, – Рома кивал без остановки. – Ну, вот видишь? Главное, дружить с нами и выполнять свои обязательства, и тогда всё будет хо-ро-шо! Дурь-то зачётная? – весело произнёс крепыш. – Кастет! – позвал Седой в сторону. – Кастет! Забирай барыгу! Кастет! Он недовольно поворачивался в сторону дороги, когда внезапно закачался и упал, как подрубленный, лицом в грязевую кашицу, образовавшуюся на земле. Следом в ствол ближайшего дерева влетел спиной крепыш в рыжих ботинках. Голова третьего бандита покатилась, срезанная воздушным диском. Тело его, выплескивая из шеи фонтан крови, простояло ещё секунду и упало наземь. Обрадованный Рома Музыка попытался вскочить на ноги, но тут его в грудь ударило что-то невидимое, он дико захрипел, опустил глаза и, слабея, увидел, как его дорогой нежно-бирюзовый пуховик, разрезанный на груди, набухает темным. Стало трудно дышать. Затем накатила слабость, и успешный наркоторговец, чувствуя, как темнеет перед глазами, опустился на землю. На небольшую поляну скользнули две тени в тёмных не по сезону маскировочных костюмах и балаклавах. – Контроль, – произнёс один из неизвестных. – Двое ещё живы, – ответил второй. – Делай! Мелькнул клинок узкого ножа. Раз, другой. – Чисто. – Уходим. Через минуту две тени присоединились к третьей, такой же безликой, стоящей в тени возле двух бездыханных тел. – Дёс, всё готово. Можно запускать фейерверк. Третья тень кивнула, и фигуры, схватив бездыханные тела, быстрым шагом двинулись к месту упокоения бандитов и наркоторговца. Свалив все тела в кучу, пара фигур отошла подальше, а третья, наоборот, приблизилась к телам убитых. Секунда – и воздух наполняет вонь горелого мяса: тела убитых начинает быстро пожирать магическое пламя. Спустя минуту-две на просохшей твердой земле остается только невысокая кучка пепла. Вот одна из фигур делает короткий жест рукой, и налетевший ветер разметает и так почти незаметные останки бойцов криминального фронта. – За Влада! – слышится глухой голос из-под маски. – За Саню! – дополняет другой голос. – За парней, – подаёт голос третий.