Так рано покинула нас Безмерно скучаем Рыдания разрывают мою грудь, когда я читаю надпись, и я неловко падаю на траву, потому что ноги больше меня не держат. Это он. Момент, которого я больше всего боялась. Место, которое я хотела бы навсегда изгнать из своей памяти и в которое я никогда не хотела возвращаться. Тем не менее я сейчас здесь. – Прости, Кэти… – Слова срываются с моих губ, прежде чем я успеваю их обдумать. Снова вытираю слезы и заставляю себя несколько раз глубоко вдохнуть. Я вся дрожу, но стараюсь собраться. Я не сдамся, в этот раз нет. Когда наконец мне кажется, что я чувствую себя немного лучше, я произношу: – Прости. Где бы ты сейчас ни была, я знаю, что ты мегазла на меня из-за того, что я хотела… что я почти сделала. Но я… я только хотела… Я хотела снова быть с тобой, потому что я не могу представить жизнь без тебя. Ты всегда была рядом. Ты всегда была сильнее из нас двоих. Храбрее. Лучше. Понятия не имею, как жить дальше, – шепчу я, только чтобы сразу рассмеяться. – Боже, кому я это говорю? Ты знаешь меня лучше всех. Ты всегда знала меня лучше всех. Поднимается легкий ветерок, слезы обжигают мое лицо. На мгновение я закрываю глаза и вдыхаю свежий воздух. Потом снова открываю их и рассматриваю камень перед собой. Он не представляет из себя ничего особенного, просто серый и холодный камень. Он не может передать жизнерадостность Кэти, ее творческую натуру. Он не может рассказать о том, как по ночам при свете фонарика под одеялом мы делились друг с другом секретами, как сильно мы иногда смеялись, пока у нас не начинали болеть животы и не подступали слезы, или сколько раз я обнимала ее после того, как она снова влюблялась в неправильного парня. Кэти жила на полную катушку и любила всем сердцем. Она хотела насладиться каждым моментом своей жизни, будь то папина стряпня в воскресенье вечером или очередная вечеринка в кампусе. Я сижу перед могилой сестры и понимаю, что плачу не только о Кэти, но и том, что она больше никогда не испытает. Она никогда больше не поест папиной еды, не сходит на вечеринку, не спишет мои конспекты и не поделится своими, когда я буду лежать больная в постели. Она больше не будет убеждать меня продолжить писать. Вспомнив об этом, я не могу сдержать улыбку. Кэти никогда не встречалась с Джаспером, но я абсолютно уверена, что они поладили бы друг с другом. У них обоих было одинаковое чувство юмора и оригинальный склад ума, которым я втайне завидовала. Кэти была рядом со мной, когда умер Джаспер, но, когда я потеряла и ее, рядом не оказалось никого, кто обнял бы меня. Вздохнув, я смотрю на свои руки. Я никогда больше не буду держаться за Кэти, никогда больше не обниму ее. Мы были так уверены, что всегда будем вместе. До конца. Никто не мог предположить, что внезапно Кэти не станет. – Хотелось бы мне, чтобы ты была здесь, – шепчу я, осмеливаясь бросить взгляд на могилу. – Ты даже не представляешь, как сильно я этого хочу. Я бы все сделала для этого. Но я не могу вернуть тебя, и я… я не последую за тобой. Я думала, что готова к этому, но… я не могу. Я не хочу умирать, Кэти. И это… хорошо. Это нормально – не хотеть этого. Все это время я винила себя в том, что родители страдают. Да, я причинила им боль – но они причинили мне такую же боль. В конце концов, никто из нас не виноват, мы пытались по-своему пережить утрату. Несмотря на то что я никогда не смогу гордиться тем, что чуть не сделала несколько недель назад, – я больше не стыжусь этого. И я точно знаю, что если бы Кэти была здесь, то порадовалась бы за меня. Я смотрю на серый камень в безумной надежде на ответ, на какой-нибудь знак, но ничего не происходит. Только тишина и ветер, обдувающий мое лицо. Кэти больше нет, но она всегда рядом со мной, когда я думаю о ней. И она была со мной все это лето. Без Кэти я никогда бы не справилась. Пришло время прощаться. Мне удается встать, хотя на это требуются огромные силы. – Спасибо, что всегда была рядом со мной, Кэти. Спасибо, что научила меня быть смелой. И даже если ты больше не можешь надрать мне задницу, я все равно буду пытаться стать еще лучше. Ради тебя – но прежде всего ради себя. В последний раз я смотрю на надгробие. В последний раз делаю глубокий вдох. Потом медленно разворачиваюсь и иду обратно к машине. Я сделала это. Я приехала сюда, хотя и боялась возвращаться. Я не сломалась. И я наконец поговорила с Кэти. Это ничего не меняет в том, что произошло, в том, что моя сестра умерла. Но это что-то меняет во мне, и только это сейчас важно. Вернувшись домой и оказавшись в своей комнате, я усаживаюсь на кровать. Боже, я такая… замученная. Я так устала, визит на кладбище был чертовски утомительным. В то же время мне кажется, что с моих плеч свалился огромный груз. Будто все это время я носила на себе гигантский невидимый валун, который мешал мне дышать, а теперь… теперь он исчез. Я могу дышать свободнее и даже улыбаться, когда думаю о Кэти, несмотря на то что мне по-прежнему чертовски больно. Постепенно я начинаю понимать, что боль – это часть меня и она показывает, как сильно я любила Кэти. Я делаю глубокий вдох, осматриваю комнату – задерживаюсь взглядом на маленьком деревянном ящике, который с момента моего возвращения домой стоит нетронутым на ночном столике. Это коробка воспоминаний. Я ни разу не прикоснулась к ней и, если быть до конца честной, забыла, что она вообще существует. Теперь я беру ее и ставлю себе на колени. Мне нужно мгновение, чтобы собраться с силами и открыть крышку: «Дорогая Хейли, это подарок от всех нас. Каждый внес что-то от себя». На самом верху лежит маленький ловец снов с жемчугом и разноцветными перьями, напоминающими мне мои любимые серьги, которые я не надевала ни разу с тех пор, как рассталась с Фервудом. Я вынимаю из коробки ловца и рассматриваю его. Он прекрасен. На нем есть маленькая, подписанная от руки записка, которую я переворачиваю дрожащими пальцами. «Чтобы ты всегда могла уснуть. Ловец снов будет держать кошмары подальше от тебя. От Эрика». Я всхлипываю. Я только достала первый подарок из коробки, и уже в слезах. Видимо, я ошиблась, когда решила, что выплакала все слезы на кладбище. Но это другие слезы. Между слезами радости и благодарности и слезами горя лежит пропасть. Затем я вытаскиваю маленький игрушечный автомобиль, имеющий удивительное сходство с моей красной «Хондой». Не глядя на записку, я уже знаю, что это подарок от Лекси. И я права, потому что снизу торчит сложенная бумажка, которую я осторожно разворачиваю. Что совсем не просто, так как мои пальцы дрожат, а на глаза вновь наворачиваются слезы. «Твоей машине всегда будут рады в Фервуде. Так же как и тебе. Возвращайся скорее, Хейли!» Я вытираю лицо от слез. Когда я немного успокаиваюсь, то вытаскиваю из деревянного ящика следующий предмет. Это конверт с картой. На обратной стороне написано: ваучер на бесконечное количество мотоциклетных туров. Я искренне смеюсь, так идеально этот предмет характеризует Клэя. Чем дальше, тем больше тоска в моей груди усиливается – подарки просто невероятные. Я хочу снова увидеться с Лекси, пусть даже она и будет возиться с моей «Хондой» в мастерской. Хочу снова прокатиться на мотоцикле с Клэем. И я хочу вернуться в Фервуд – к людям, которых люблю. Мое сердце на секунду останавливается только для того, чтобы забиться еще быстрее. Я хочу вернуться в Фервуд. Хочу обратно… домой. Потому что после всего, что произошло, именно это место стало для меня домом. Не только из-за Чейза, Лекси, Эрика, Клэя и Шарлотты, но и из-за Бет, угрюмого мистера Керриджа, Джазмин и Мэри Энн Уиттакер и их великолепного книжного магазина, из-за всех людей, с которыми я познакомилась. Именно они заставили меня почувствовать себя частью чего-то большего. Снова мне приходится вытирать щеки, но на этот раз это не слезы горя. Сейчас я вытаскиваю книгу, которую, должно быть, упаковала Шарлотта. Я не могу удержаться от улыбки, когда поглаживаю корешок «Волшебника страны Оз». В записке к подарку сказано, что это ее любимая книга с самого детства. «Эта книга делала меня еще счастливее в хорошие времена и помогала в трудные. Как и рассказ об Эмико, который я, конечно, буду перечитывать довольно часто. Спасибо, что поделилась со мной волшебным светом, Хейли. Тебе удалось не только совершить рискованное путешествие в одиночестве, но и дописать рукопись. Ты можешь одолеть все что угодно, я это знаю. Шарлотта». Боже, я понятия не имею, чем заслужила таких невероятных друзей. Я ненадолго прижимаю книгу к груди и глубоко вдыхаю запах страниц, затем кладу ее к остальным вещам, которые разложила вокруг себя на одеяле. Я думала, что мне нечего терять. Что я была совершенно одна, словно невидимка. И что не было никакой разницы, есть я на этом свете или нет. Я вспоминаю о том пятничном утре, и все внутри сжимается от ужаса. Но теперь я не одна. И мне есть что терять. Я уже хочу отодвинуть деревянный ящик в сторону, когда замечаю бумагу на его дне. Еще один конверт, при виде которого мое сердце начинает биться как сумасшедшее. Осторожно вынимаю его и переворачиваю. Он не подписан, но я догадываюсь, от кого он. Просто знаю это. И, когда я открываю конверт и понимаю, что находится внутри, на короткое мгновение мой мир останавливается. Очень медленно я вытаскиваю билеты с музыкального фестиваля, на котором побывала с Чейзом. К ним даже прилипли какие-то блестки, теперь они рассыпаны и по моим пальцам. Я не могу решить: смеяться мне, плакать или втайне проклинать Чейза. Его подарок напомнил мне о самом прекрасном дне лета, о дне, который мы провели вместе. Я поехала на фестиваль не ради Кэти, не для того, чтобы быть смелой и исполнить данное сестре обещание, о нет. Я сделала это для себя, и Чейз помог мне в этом, так как знал, как это важно для меня. Я кладу билеты на кровать. Когда четыре месяца назад я села в свою машину, то была твердо убеждена, что посвящу это лето Кэти и сделаю все возможное, чтобы стать человеком, которого она всегда видела во мне, но которым я не осмеливалась быть. Теперь я понимаю, что всегда была смелой. Я жила не только ради Кэти, не только ради того, чтобы заставить ее гордиться мной, но, возможно… и ради себя. После несчастного случая я не могла жить, как раньше, не могла делать вид, что ничего не произошло. Я не могла и искать виноватого, как мои родители, подавшие иск против колледжа. Я нуждалась в сестре, потому что просто не умела жить без нее. И это лето… Мы провели его вместе. Кэти придавала мне смелости всякий раз, когда я писала ей или отправляла голосовые сообщения, я чувствовала поддержку. Да, это глупо, но это так. Недавно Чейз спросил: что бы я загадала, если бы у меня было желание. Правда в том, что я бы хотела вернуть Кэти. Она нужна мне, но я также постепенно начинаю осознавать, что могу существовать без нее, что могу жить без нее, несмотря на то что мне больно. Это лето подарило мне открытия: я не всегда буду скорбеть. Я никогда не была счастливее, чем в день музыкального фестиваля, билеты на который сейчас держу в руках. Чувствовать – вот что значит быть живой. И я рада, что наконец все возвращается на круги своя. Я жива. И если бы Кэти была рядом, я знаю, она чертовски бы мной гордилась. Дверь открывается, и вдруг рядом с кроватью на коленях оказывается мама. – Боже мой, Хейли! Что происходит? Что случилось? Я качаю головой, чтобы успокоить ее, но это, похоже, не работает. Ее лоб наморщен, глаза распахнулись от ужаса, и мама так крепко сжимает мою руку, что я не уверена, сумеет ли она не упасть без меня. – Ничего не случилось, – выдавливаю я, свободной рукой вытирая уголки глаз. – Просто… я… Боже, как я могу выразить весь этот вихрь чувств и эмоций словами? Как я должна заставить маму понять, что на самом деле происходит в моей душе? – Мама… – Я снова пытаюсь улыбнуться, хотя обжигающие слезы продолжают течь по щекам. – Как… как можно чувствовать себя такой счастливой и одновременно бесконечно грустной? Она глубоко вздыхает, и морщины у нее на лбу немного разглаживаются. – Ты можешь чувствовать все что захочешь, дорогая. Радость и грусть одновременно. Это не может быть правильным или неправильным. Это твои чувства. Она улыбается, хотя я понимаю, что она все еще беспокоится обо мне. – Я была на кладбище, – тихо говорю я и, должно быть, ненадолго замолкаю, потому что от долгих рыданий у меня началась икота. – И потом я… открыла прощальный подарок от друзей. Я указываю на разбросанные по кровати вещи, словно сокровища. – О, дорогая, – мама обнимает меня, и я зарываюсь лицом в ее плечо, как раньше, в детстве, и даю волю слезам. Она больше ничего не произносит, не говорит, что все будет хорошо. Она просто молчит и утешительно гладит меня по спине. И только то, что мама рядом, что она видит меня – не Кэти, не тень собственного чувства вины, не девушку, которую нужно беречь, потому что она хотела покончить с собой, а меня, – дает мне больше, чем я когда-либо могла мечтать. Я чувствую силу, чувствую, что теперь могу попытаться отстоять то, что мне по-настоящему важно. Когда папа появляется в дверях, он, скорее всего, услышал нас, я знаю, что делать. Я сажусь, всхлипываю в последний раз и смело смотрю на родителей. – Я хочу вернуться в Фервуд. Я сказала это. Я произнесла эти слова, которые давно тлели во мне, как угольки. И если уж быть честной с самой собой, я уже начинала скучать по Фервуду и его жителям, когда села в машину с родителями и мы уехали. Задолго до того, как Чейз впервые написал мне. Задолго до того, как получила нелепые гифки от Лекси, которые она использует, чтобы держать меня в курсе своего дня. Чаще всего это сердитые лица из фильмов, сериалов и мультфильмов, с помощью которых она показывает, как бесится от глупости клиентов из мастерской. Когда я смотрю на вещи из коробки воспоминаний, то с абсолютной уверенностью могу сказать, что нашла новых друзей и они всегда будут рады мне в Фервуде. Родители переглядываются, потом папа вздыхает. Он не садится к нам с мамой на кровать, а располагается на корточках перед ней, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он не выглядит удивленным. Я нервно хмурюсь. Почему папа не удивлен? – Если быть честным… – начинает он и смотрит на маму, обнимающую меня одной рукой. – То я ожидал чего-то подобного. – Ты… ты ожидал? – повторяю я, и из-за икоты мой голос становится совсем писклявым. Папа, улыбаясь, кивает. – Это место… каким бы ужасным оно для нас ни было, потому что навсегда будет связано с тем письмом, много значит для тебя. Я улыбаюсь и одновременно пытаюсь нащупать коробку с носовыми платками. Папа ни на секунду не выпускает меня из виду. – Мы понимаем, что ты хочешь вернуться, но ты уверена, что Чейз по-прежнему там, а не в Бостоне? Я издаю странный звук, смесь фырканья, всхлипа и смеха. – Дело не только в Чейзе, – объясняю я хриплым от слез голосом. – Он важная часть моей жизни, но не единственная причина, по которой я хочу вернуться, – я указываю на деревянный ящик у себя на коленях. – Я нашла друзей. Настоящих друзей, которые поддерживают меня. Я работала в закусочной и закончила писать детскую книгу в маленькой кафешке на Мэйн-стрит. Я пережила кучу приключений и была счастлива и отважна, и… и в первый раз в жизни я не пряталась в тени Кэти, а просто была собой. – Хейли… – Мама одаривает меня понимающим взглядом, который, вероятно, присущ каждой любящей матери. С тех пор как я пробралась обратно домой в пятницу утром – после ночевки с Чейзом, – она смотрит именно так, с пониманием. Возможно, она поняла, как Чейз важен для меня. От смущения я становлюсь пунцовой. – Он будет там, – шепчу я.