Ермилов кивнул, понимая, что ему предстоит… Он уже успел смекнуть «генеральную линию» взаимоотношений ДВКР и ГРУ. Подозрительность с одной стороны и застарелые обиды — «наших бьют» — с другой. Очевидно, что находящиеся на переднем крае разведчики наиболее уязвимы для контрразведки противника. За ними охотятся в попытке их вербовать, и нередко попытки завершаются успешно. Те, кто ничего не делает, не владеет информацией, они и не нужны западным спецслужбам. А чтобы снизить риск вербовки, интенсивно работает наша военная контрразведка, оберегая тех честных, преданных долгу и Родине офицеров-разведчиков, которых порой даже не за слишком большие деньги продавали бывшие соратники, подвергая опасности не только их карьеру, но зачастую и саму жизнь. Полторанин охотно согласился встретиться и предложил приехать к нему за город. Ермилов удивился, почему нельзя увидеться в городе. «Вот еще, ехать бог знает куда», — подумал он. Но Михаил тут же пояснил: — Я просто ногу подвернул, и выбираться в Москву для меня проблематично. Олегу эта причина представлялась надуманной. Но по-видимому ему оказали честь, что вообще согласились с ним разговаривать, и тут уж надо было ехать куда угодно, чтобы хоть что-то прояснить насчет личности Петрова. Григорьев откинул со лба прядь волос и протянул Олегу ключи и документы на машину. — Тачка припаркована около «Детского мира». Плотников велел, чтобы ты по возвращении от гэрэушника зашел к нему для отчета о разговоре и получить инструкции перед перевоплощением в журналиста. Ты как? Готов к этому? Сегодня Вадим выглядел еще более унылым, чем обычно, его глаза с поволокой с тоской взирали на бодрого Ермилова, прячущего в карман техпаспорт и ключи от машины. — Вообще-то я свою кандидатуру предлагал для сегодняшнего мероприятия в Доме приемов. Но Плотников сказал, что ты «обаятельный черт» и справишься лучше. Это цитата. И это несправедливо. У меня больше опыта. Видишь, я откровенный товарищ. Не люблю за спиной втихаря говорить. Вот так! — Ну спасибо за откровенность, — посмеиваясь, кивнул Олег. — Но это вряд ли что-то изменит. Придется тебе смириться, что я «обаятельный черт». — Придется, — совершенно серьезно вздохнул Григорьев. Пока Ермилов собирался погрузиться с головой в работу оперативника, Вадим засел за изучение уголовного дела Петрова и материалов оперативных разработок восьмидесятых годов, надеясь найти хоть какую-то зацепку, которая прояснит внезапный интерес бывших хозяев старлея к собственному агенту, о котором они по идее и так должны все знать. * * * Со словами «давно не брал я в руки шашки» Ермилов с трудом завел потрепанную серую «тойоту», которая, видимо, соответствовала, по мнению Плотникова, статусу военного журналиста. Вырвавшись из пробок за город, поглядывая по сторонам на белые заснеженные поля, Ермилов загрустил. Это время года и снег неизменно напоминали ему, как он год назад заезжал к Богданову в СОБР, как раз когда убывала очередная группа в командировку в Чечню. Во дворе отряда лежали сугробы, а по дороге в Чкаловский автобусы застряли. Меньше чем через месяц погиб Гуров, его Олег мало знал, а ровно через два месяца после начала командировки погиб командир группы собровцев майор Витя Матвеев, получивший звание Героя России посмертно. Виды заснеженного Подмосковья неизменно вызывали воспоминания о ребятах, хотя погибли оба в Грозном. Скоро годовщина, и Богданов наверняка позовет на поминки. А для Ермилова это все как-то особенно тягостно. Щемящая тоска и по погибшим парням, и по тем временам, когда Олег находился в командировке от Генпрокуратуры в Грозном, когда был ранен… Там, в том времени, осталась не просто частичка его души, но и его молодость, как он считал, хотя ему еще и сорока не сравнялось. После ранения и гибели друзей, и не только Гурова и Матвеева, он чувствовал себя постаревшим. Он ехал так долго, что уже начал подумывать не махнуть ли рукой и не повернуть ли назад? Возникло опасение опоздать на вечерний светский раут. Организовать такое мероприятие во второй раз будет крайне сложно. Надо было решить дилемму, за что Плотников устроит больший разнос — если Олег не переговорит с гэрэушником или если опоздает в Дом приемов? Пока Ермилов размышлял, он наконец увидел указатель на Давыдовское, о котором упоминал Полторанин. Олег вздохнул, мельком взглянул на часы и включил сигнал поворота. Переваливаясь по снежным колеям, пробуксовывая («тойоту» заносило то и дело), Ермилов подрулил к высокому забору, за которым виднелся добротный двухэтажный дом из бруса, украшенный с солнечной стороны под крышей частоколом разноразмерных сосулек. Некоторые достигали в длину полутора метров и сверкали на солнце золотыми, голубыми и красными искрами. Ермилов вспомнил свой финский дачный домик-развалюху и подумал, что Полторанин живет не в пример лучше. Калитка оказалась незапертой, а хозяин вышел на крыльцо, из чего Олег сделал вывод, что тут где-то установлены камеры видеонаблюдения. Полторанин выглядел довольно импозантно: эдакий качок в солнцезащитных очках, в распахнутой куртке-дубленке с белоснежным цигейковым воротником, оттенявшим его загар, редкие кудрявые черные с сильной проседью волосы чуть колыхал слабый морозный ветерок. Он опирался на тонкую деревянную трость и доброжелательно поднял в приветственном жесте руку. — Думал, ты постарше, — Михаил пропустил Олега в дом, крепко пожав руку. — Мне сказали, что ты полковник. — Так точно, — обиженно пробормотал Ермилов, снимая ботинки на придверном коврике с изображением бульдога и надписью «Тебе назначено?» Олег покосился на хромающего по просторному холлу по направлению к гостиной Полторанина и подумал, что его хромота не такая, как у человека, подвернувшего ногу. Это напомнило ему, как он сам хромал после ранения. В гостиной, в углу, находился белый камин, в котором колыхались языки живого пламени, потрескивали дрова, и треск этот доносился даже через огнеупорное стекло плотно прикрытой дверцы. Чуть пахло дымком и жареным мясом. Кухня находилась во второй половине большой комнаты. Дом вообще производил впечатление большой крепости с решетками на окнах. Только пока шли по коридору, Олег насчитал четыре двери в комнаты, и, кроме того, наверх вела большая деревянная лестница с ажурными перилами и наверняка там, наверху, еще масса пространства. Стену вдоль лестницы украшали африканские маски и медные тарелки с чеканкой. Ощущение, что в доме есть еще люди, не покидало Ермилова, но эти «люди» вели себя тихо. Если это и были родственники Полторанина, то очень скромные, даже застенчивые. — Садись, — Михаил сам плюхнулся в кресло, бросив на кофейный столик солнцезащитные очки. — Кофе будешь? Или чай? — Можно чаю, — Олег сел на диван, но, вспомнив о хромоте хозяина, сказал: — А вообще не стоит. — Да брось, мне нетрудно, — он дохромал до кухни и уже оттуда спросил: — А чего вы вдруг вытащили на свет божий этого субчика? — Вы же понимаете, я не могу вдаваться в детали. Вообще-то это я вас хотел расспросить о Петрове. Насколько мне известно, он находился в Конго, когда вы были там. Михаил поставил на кофейный столик чашку перед Олегом и сел напротив, вытянув ногу. Ермилов даже ощутил боль в ноге, вспомнив, как после ранения он вот точно так же приноравливался как сесть, чтобы не болело. Нет, Полторанин точно попал в передрягу, и уж наверняка такие тренированные ребята не подворачивают ног на ровном месте. — А что конкретно ты хочешь узнать? Ермилов подумал, что потеряет тут много времени, и зря. Полторанин способен до бесконечности отвечать вопросом на вопрос. — Михаил Антоныч, вы же вряд ли испытываете положительные эмоции при упоминании старшего лейтенанта Петрова? — Олег решил воспользоваться «кривой козой» и все-таки объехать Полторанина. Ермилов вспомнил свое прокурорское прошлое и километры допросов, проведенных им успешно. И не таких жуков объезжал. — А ты как думаешь? — не изменил своей манере общения Михаил. Олег помолчал, собираясь с мыслями и стараясь не продемонстрировать раздражение, которое поднималось в нем неумолимо. — Вы ведь не взяли его на службу к себе. Месяц командировки Петрова прошел под вашим присмотром и военного атташе. Вы наверняка писали отчет по результатам работы стажера. Или он вам тогда понравился? Полторанин закурил, подвинув к себе хрустальную пепельницу. — Не понравился, и, как показало время, я был прав. — Почему же он вам не глянулся? Молодой парень, оканчивающий институт… — Умный, — подхватил Полторанин, понимая ход мыслей Олега. — Очень даже. Довольно быстро адаптировался в новых условиях… Он жил у меня в квартире. Я нарочно поселил его у себя, чтобы плотнее приглядывать, — Михаил вдруг смолк и поглядел на гостя пристально. — Любопытно, отчего вы начали копать аж с Конго? Это как-то связано с тем, что он сейчас в Штатах присел? Олег отставил чашку с чаем и поглядел на Михаила заинтересованно. — Ну слыхал я об этом. Ты что думаешь, у меня нет возможности узнать? Как только позвонило твое руководство, я навел справки, где сейчас обретается мой старый знакомый Саша Петров. Оказалось, что сидит Сашуня в застенках у собственных хозяев в Сиэтле. Так ты не ответил… — Насчет Конго? — теперь Ермилов принялся отвечать в манере Михаила и улыбнулся в ответ обаятельно, как он умел, так, что ямочка появилась на щеке. — Ну тебя! — отмахнулся Полторанин, оценив собеседника по достоинству. — Ты и меня должен понять. Если вы возобновили разработку Петрова, то мне и моему руководству надо понимать, не копаете ли вы под наше Управление, раз стали поднимать пыль давно минувших дней. — Странно, как вам такая мысль пришла в голову. Петров у вас не служил. И кроме этой месячной командировки, в которой он по сути к вам имел, прямо скажем, опосредованное отношение, вас с ним ничего не связывает. Он не был еще тогда даже офицером, не окончил ВИИЯ. О чем речь? Меня интересует только его психологический портрет, нарисованный профессионалом, видевшим Петрова в деле. Плюс его связи за границей. Меня точно так же будет интересовать в деталях его командировка в Софию. Но это уже не по вашему ведомству. Он тогда работал в НИИ Минобороны. И что-то мне подсказывает, что в военную разведку его так и не позвали именно по результатам поездки в Конго. Вот я и хотел бы понять, как он мог так опростоволоситься всего за месяц, чтобы его прокатили. Ведь уже то, что его, еще слушателя, отправили в командировку, говорило о его перспективности. — Вовсе нет, — пожал плечами Михаил и похромал к камину, чтобы подкинуть дров. Он кочергой подцепил ручку дверцы, когда распахнул ее, комната наполнилась треском и гулом тяги, пламя взметнулось вверх жарче от притока воздуха и сильнее запахло дымом. Михаил бросил в топку пару поленьев, и, когда они упали на угли, взметнулись искры, белые и красные. — Арабистов после первого курса, как я помню, тоже отправляли на практику на Ближний Восток. Ну тем, правда, это в большей степени требовалось для изучения и совершенствования арабского. Согласен, что с его знаниями английского и болгарского ему по сути во французском Конго и делать-то было нечего. Но факт остается фактом… А если говорить, почему он мне не глянулся и я его не рекомендовал для дальнейшей работы, — это скорее интуиция, чем какие-либо конкретные факты. Парень он был сообразительный, контактный, на женщин, может, излишне падкий, но в руках себя держал, тогда, во всяком случае. Насчет выпивки тоже. Лишних вопросов не задавал, прислушивался к моим рекомендациям… — И все-таки, — поторопил Олег, глянув на фарфоровый диск часов над камином с новогодней росписью из сказки «Щелкунчик». Время поджимало. — Мы с ним там попали однажды в переплет. Он угодил в плен к унитовцам. — В Конго?! — В тот момент мы с ним находились в Анголе, — неохотно признал Михаил, с еще большим любопытством глянув на внимательного и цепкого собеседника. — Это не суть важно. Важны детали, которые к делу не пришьешь. Если судить по косвенным признакам, он раскололся там на допросах, из-за него погиб один парень, а другого, пленного американца из батальона «Буффало», мы упустили. — Мы? — снова въедливо переспросил Ермилов. — Ну ты зануда! Мы, мапловцы… Какая разница? Мы тогда и были почти что одно целое. — Почему по косвенным признакам? — вдруг дошло до Олега. — Он вам не рассказал? И кто его освободил? — Партизаны мапловцы. Но ты ухватил суть. Он не признался, что с ним было в плену. Петров и находился там недолго. Жив остался, и то дело. Я, честно говоря, струхнул, когда нашу машину обстреляли и мне пришлось отстреливаться и бегать по бушу, как подстреленному зайцу. — Михаил потер ногу и признался в том, о чем Олег догадался и так: — Вообще-то до сих пор последствия того ранения аукаются. Петров спал, когда мы ехали, я ему крикнул, чтобы бежал за мной и прятался. А дальше уже не смотрел, попал под шквальный огонь и сделал ноги, понимая, что в виде трупа я не стану краше и уж точно не смогу помочь стажеру. Но потом, отсиживаясь в кустах, вытаскивая из ж… колючки, сдерживаясь, чтобы не материться на весь буш, и зализывая раны, я призадумался. А вернувшись через время к машине и не обнаружив Петрова, задумался еще крепче. Ермилов заинтересованно подался вперед, облокотившись о колени. Полторанин продолжил, закурив снова: — Первое, о чем я подумал — засада не случайна и кто-то сообщил юаровцам, что мы поедем от мапловцев по этой дороге. Под подозрение сперва попали сами мапловцы. А когда не обнаружил Петрова ни в машине, ни поблизости, мелькнула мысль, что он перебежчик. Потом разум подсказал: такой перебежчик-пацан на кой им сдался? Ценности особой он не представляет, хотя ему достаточно и того, чтобы перечислить и описать спецслужбам противника всех своих сокурсников, а это, как правило, будущие военные разведчики. Улавливаешь? В итоге я организовал партизан, чтобы прочесали окрестности. Его нашли и спасли. И вот тут, вместо того чтобы радостно взахлеб рассказывать, как он настрадался, чего только не пережил, Сашка пробормотал, дескать, его даже толком не успели допросить. И молчок. Ну, думаю, парень в шоке, да и мне не до него было, предстояло латать ногу и отписываться по поводу ЧП. Решил его потом взять в оборот. Думал, придет в себя, тогда и поговорим. Ничего он так и не сказал. Стал довольно замкнутым. Мой тогдашний руководитель сказал, когда навещал меня в госпитале, что Петров отлучался, брал мою машину. Я вернулся и спросил, не напрямую, конечно, придумал повод, куда он ездил, спросил, как ему окрестности, сумел он что-нибудь посмотреть в мое отсутствие? Он растерялся, сказал, что ездил за сувенирами, искал африканские статуэтки или маски на окраине города. Но покупками не хвастался, да и не купил он ничего, — Михаил усмехнулся. — Я проверил. — Стоп-стоп, вы хотите сказать, что он с кем-то уже тогда контактировал? — заинтригованный Олег отмахнулся от сигаретного дыма, который выдыхал Михаил, как дракон. — С кем? Чьи спецслужбы там орудовали в то время? — Больше всего французы гужевались из SDECE. Ну и цэрэушники, само собой. Но я грешу на французов. Один из дипломатов-французов подкатывал к Петрову на приеме в нашем посольстве. Естественно, мы это заметили, но Петров с Тьерри Канта, секретарем посольства по экономическим вопросом, общался мельком, как и с другими гостями. — А в качестве кого там присутствовал Петров? Он же не дипломат. — Переводчиков не хватало, вот наш посол и распорядился. А братца Тьерри мы задолго до того подозревали в разведдеятельности, приглядывали за ним по мере возможностей. — То есть у вас какая-то версия по поводу деятельности Петрова в Браззавиле для внутреннего пользования возникла? Почему же вы его не передали офицеру безопасности посольства или уже в Москве военным контрразведчикам? — С какой сопроводиловкой? Подозрениями? — Этого было бы достаточно для проведения проверки, а как показала жизнь… — начал было Ермилов. — Ты же понимаешь… Он хоть и не наш еще сотрудник был тогда, тень пала бы и на нас. Проверками твои тогдашние коллеги замучили бы наверняка. Мое руководство на это не пошло. Полторанин хмурился и опустил голову. Олег догадался, что двадцать лет назад Михаил все-таки пытался привлечь внимание к персоне стажера, но ему дали по рукам. Уже на обратной дороге Олег, стоя в пробке у Красногорска, прокручивал в голове разговор с полковником Полтораниным, особенно финальную его часть, когда гэрэушник «разговорился», контролируя, конечно, каждое слово. И все же свою версию поведения Петрова он изложил. Михаил не считал, что Петров выступил в роли инициативника, если вообще имел место контакт с французскими или американскими спецслужбами. Однако Ермилов взаимодействие стажера в то время с ЦРУ мысленно отверг сразу же, иначе зачем Петров стал бы спустя несколько лет уже в Москве искать связь с американцами так топорно, и его письмо с предложением услуг ЦРУ ясно говорило, что прежде он с ними не работал. Французы — это ближе к истине, и может статься, цэрэушникам стало теперь известно, что они в начале восьмидесятых были у Петрова уже не первые. Олег развеселился: «Выходит, Петров вместе с французами наставил рога американцам или наоборот? Хорошо бы раздобыть свидетельство его «общения» с разведкой Франции. И на чем же они его подловили? Полторанин говорил, что ни слабым полом, ни водкой стажер там не баловался. Плен… Вот это вообще новость! — Олег предвкушал, как ошарашит Плотникова. — Как же это не попало в отчеты? От офицера безопасности все скрыли? Наверное, из-за того, что все это продлилось недолго и не в Конго, а в соседней Анголе. Но ранение Полторанина ведь не могло остаться незамеченным! А факт плена все-таки гэрэушники скрыли. Но и воздержались брать к себе в Управление. Подстраховались. Прикрыли тылы. — Мысль Ермилова как опытного следователя потекла в привычном русле логики: — Если он был завербован тогда французскими спецслужбами, можно предположить, что он продолжил с ними контактировать в Союзе? Гипотетически это возможно. Но на практике… — Большинство предателей, о которых он узнал за последнее время, отказывались напрямую работать с хозяевами на территории Союза, где очень грамотно действовали контрразведчики КГБ. А личные встречи проводили в третьих странах. Олег повторил про себя: — В третьих странах… Болгария была первой и последней третьей страной, куда он выезжал после Конго, да и та социалистическая со спецслужбой — практически филиалом КГБ. Пытался ли он выйти в Софии на контакт с французами? Вот где можно и нужно копать».