Придется озадачить снова Плотникова поисками сотрудников — ветеранов КГБ. Сделать это, скорее всего, будет проще, чем организовать встречу с Полтораниным. Именно из Софии Петров уехал преждевременно, практически со скандалом, который приглушили, памятуя о его родственных связях. Но по приезду им уже заинтересовалась военная контрразведка, и подозрения в скором времени подтвердились. Вроде бы из-за аморального поведения за границей взяли в разработку старшего лейтенанта, научного сотрудника оборонного НИИ. Достаточно ли этого для затратных оперативных мероприятий? С учетом степени его секретности да, несомненно. Никто не мог дать стопроцентную гарантию, что его походы по женщинам не таили в себе «медовую ловушку» и вероятность вербовки. Из задумчивости Ермилова вывел автомобильный сигнал. Пробка у въезда в Москву наконец начала рассасываться… * * * Сергей Гаврилов с бокалом шампанского бесшумно ходил по коврам особняка на Спиридоновке, ошалело оглядывая шикарную обстановку. Рассматривал искусную резьбу на стенных панелях, гобелены, литые фонарные столбы и перила с изображением то ли собак, то ли шакалов и змей с глазами навыкате, будто их кто-то слишком крепко взял за шею. Спецкор «Красной звезды» не каждый день попадает в такую богемную обстановку. Ему проще находиться в обществе бойцов войскового спецназа где-нибудь в брезентовой палатке в базовом лагере разведчиков в Итум-Калинском районе, вместе выпить и закусить на ящике из-под снарядов, перед тем как напроситься с ними на боевой горный выход. Он чувствовал себя как рыба в воде, когда спецназ преследовал очередную банду боевиков или штурмовал их горный лагерь, гадючье гнездо, когда рисковал с ними наравне, когда в палой листве можно наступить на «лягушку»[16] и лишиться, в лучшем случае, стопы, а в худшем — жизни, если не успеют вынести из леса, если в это же время попали в «ёлочку»[17] или если площадка, где может сесть вертушка, слишком далеко. Ермилов придумал для себя такого боевитого Сергея Гаврилова, пока наглаживал дома костюм, готовясь поехать в особняк МИДа. В дверном проеме кухни стоял Васька и лопал бутерброд с докторской колбасой, скептически наблюдая за священнодействием отца с утюгом. Костюм прилипал к подошве утюга, к тому же утюг шипел паром, как змея, в самый неожиданный момент. — А мама гладит через мокрую марлю, — заметил сын. — Хочешь помогу? — Давай, только руки вымой. Васька довольно ловко нагладил костюм, а Ермилов, избавившись от глажки, даже дал сыну пятьдесят рублей, вызвав ревнивый и завистливый взгляд Петьки. Он тоже хотел полтинник, но гладить не умел, был ершистым и вредным. И от вспыльчивого Ермилова то и дело получал на орехи, а не на мороженое… Олег подумал и в довершение созданного им образа Гаврилова надел собственный орден Мужества, полученный за Чечню и, как он считал, незаслуженный. Ермилов его практически не носил, лишь изредка, когда бывший начальник в Генпрокуратуре заставлял надевать награды на очередное торжественное мероприятие. Плотников изложил концепцию предстоящей оперативной игры. И она заключалась в том, что Ермилову надо прикинуться недалеким, азартным, человеком, погрязшим в долгах, вечно ищущим подработки. Версия насчет поиска заработка была удобна не только для легенды, но и для того, чтобы был объективный повод сотрудникам газеты «Красная звезда» отвечать, что Гаврилов в служебной командировке или просто в отъезде. Прогуливаясь по залу в Доме приемов МИДа, Олег приглядывался к гостям, пытаясь выделить из этой разношерстной журналистской братии Морана. Иностранцев тут было много, они, в отличие от представителей нашей прессы, оделись не в пример лучше, вернее, к месту. Дамы в платьях или элегантных брюках, мужчины в костюмах, хотя попадались и среди иностранцев чудики в джинсах и свитерах. «Вот ведь наши лапти, — подумал Олег. — Хотят продемонстрировать свой пофигизм и псевдосвободу. По-моему, просто неуважение к хозяевам, тем более таким, как дипломаты. Эти вообще на этикете помешаны. Хорошо я в костюме». Ермилов поправил галстук и наконец заметил сотрудника Департамента информации и печати МИДа, с которым было кое-что заранее оговорено и о котором упоминал Плотников. Тонкий, подвижный, с приглаженными, как лакированными, каштановыми волосами Дмитрий Лопатин. Он приветствовал гостей у входа, показывал, куда пройти тем, кто здесь впервые, и, едва освободившись, подошел к Олегу, пожал руку и, улыбаясь, приблизился и негромко сказал: — Он еще не пришел, но, как только появится, я к вам подойду так, чтобы он оказался поблизости, и поговорим о вашей статье. Олег для Лопатина был Сергеем Гавриловым, и статью Дмитрий считал написанной в самом деле им самим, хотя и догадывался, что с этим спецкором все не так просто. Планировался фуршет. Журналюги — народ прожорливый, их ноги кормят. От даровой выпивки и еды не откажутся. Олег судил по Меркуловой. Вспомнив об Олесе, он подумал, что возложил на себя важную миссию — отвести от девушки большую беду, в которую она почти что попала, беду с привкусом уголовных статей. Героем, спасающим девушку от коварных цэрэушников, Ермилов чувствовал себя недолго. До него запоздало, но все-таки дошло, почему именно его выбрал для нынешней оперативной работы Плотников. Несостоявшийся пока старший инспектор ДВКР Ермилов не обзавелся еще штампами-навыками контрразведчика, по которым взгляд опытного разведчика смог бы вычислить сотрудника спецслужбы. В том случае если Моран является разведчиком. А вот и Майкл Моран! Появился румяный с морозца, высокий, тренированный, широкоплечий, черноволосый, с прической почти а-ля Элвис Пресли, с очками, поднятыми на макушку, поверх этого небольшого кока. В кожаной куртке и в белом шарфе, как американские летчики тридцатых годов. Он вообще выглядел как человек из прошлого. Не только из-за стиля, но и лицо Морана не казалось современным, наверное, из-за большей осмысленности во взгляде. Симпатичный и обаятельный парень. Ермилов вдруг ревниво подумал, что такой, уж конечно, мог задурить голову легкомысленной и доверчивой Меркуловой. Масляный взгляд голубых глаз Майкла скользил по девицам, собравшимся сегодня на приеме для журналистов, и это был взгляд человека, уверенного в себе и в своих внешних данных. Олег, наблюдая за ним из-за бронзовой собаки у лестницы, решил, что Моран расслаблен, настроен развлечься и явно сегодня не уйдет в одиночестве. Если он и напряжен внутренне, то по нему этого никак не скажешь. Либо он и в самом деле обычный журналист, либо мастерски держит себя в руках… Догадывается ли он, что для него уже расставили силки и посадили в них приманку — «обаятельного черта» с ямочкой на щеке… — Майкл, дружище! — подошел к новоприбывшему Дмитрий, пожал журналисту руку и похлопал по плечу. Разговаривали они по-английски. Олег не расслышал, кроме приветствия, продолжения их диалога. Дмитрий проводил гостя к гардеробу. Оттуда они вернулись, оживленно беседуя и смеясь. — Одну минуту, Майкл! — Дмитрий придержал американца за локоть, сделав вид, что только сейчас заметил Гаврилова около лестницы, и обратился к Сергею по-русски, не сомневаясь, что и Моран поймет: — Сергей, вот ты где! Как ты мимо меня проскользнул?.. Читал твою статью про Петрова. Лихо написано! Я рад, что ты наконец перебрался в столицу. — Да ничего там особенного! Шпион как шпион, один из многих. — Ну я бы так не сказал, — дипломат встал так, чтобы Моран видел выражение его лица. — У тебя хорошие источники. Я нарочно не поленился, поднял материалы по Петрову начала восьмидесятых. В том числе и опубликованные в «Красной звезде». Разумеется, они все были разоблачительные, но там крохи от реального дела. Очень дозированно, и это понятно. А у тебя много нового, — он подмигнул лукаво. — Может, эти твои источники инициировали и твой перевод в Москву? — Кто знает, — уклончиво ответил Гаврилов. — А что, еще будут материалы в том же русле? — Вполне возможно. Пока не знаю. Я сейчас за все хватаюсь. С деньгами туго, впрочем, как всегда. Так что, если будет эксклюзив из твоего ведомства, ты уж не забудь про нашу малость. Свистни. — Само собой, — Дмитрий хотел было уже отойти от Гаврилова, но Моран тронул его за локоть и попросил негромко по-английски: — Познакомь нас. А то как-то неудобно. — А да, — спохватился Лопатин. — Познакомьтесь. Это Майкл Моран из «Нью-Йорк Таймс». А это, — сказал он по-английски, обращаясь к американцу, — Сергей Гаврилов, представитель военной прессы. Майор, спецкор известной газеты «Красная звезда». Моран радостно тряхнул руку Ермилова-Гаврилова и с сильным акцентом произнес: — Очень приятно. — Взаимно, — также по-русски ответил Олег и заговорил по-английски: — Можешь не мучиться, Майкл. Я в детстве учился в английской спецшколе. Учился плохо, но английский выучил, вот и пригождается иногда. — Я вас оставлю на минутку, — Дмитрий вытянул шею, словно заметил кого-то важного вдалеке и устремился к гардеробу. И Моран, и Ермилов были заинтересованы в продолжении знакомства, оба скрывали это и поэтому ждали инициативы друг от друга. Повисла неловкая пауза. В итоге заговорили оба разом и засмеялись. Тогда Моран перехватил официанта с шампанским, взял бокал и насмешливо сказал: — Не представляю, как может пресса быть военной. Тем более в мирное время. Есть же секретность! Вам наверняка нельзя описывать вооружение, давать фотографии. Мне кажется, пресса и секретность — вещи несовместимые. Олег улыбнулся, демонстрируя легкое отношение к словам американца и ямочку на щеке. И более ничего. Он не счел нужным отвечать. Они выпили шампанского, мило улыбаясь друг другу. — А тебя какими ветрами занесло в Москву? — поинтересовался Олег. — Пишешь материал? На какую тему, если не секрет? — Обо всем по чуть-чуть. О России не так много известно нашим обывателям, поэтому — искусство, культура, обычаи. Ну Россия изнутри, что-то в этом духе. Всех гостей позвали в другой зал, где состоялась небольшая торжественная часть, но севшие рядом на обитые бело-золотистой тканью стулья Майкл и Олег тихо болтали все время. Майкл вцепился в военного корреспондента мертвой хваткой. Сказал, что ему его послало само провидение. «Тут ни от кого ничего не добьешься. Видят, что американец, — жаловался Майкл вполголоса, — и разбегаются кто куда. Ни интервью взять, ни доступ в официальные учреждения получить. Бюрократия, и везде взятки вымогают. Вначале показалось, что здесь будет легкая прогулка. И многие соглашались на интервью. Но на деле оказывались пустыми, малозначительными людьми. Более того, они все как один требовали гонорар. Мне крайне необходим человек надежный, который рекомендовал бы мне солидных людей, а уж я бы в долгу не остался». Ермилов посмеивался и кивал, сочувствуя проблемам американца в России. При этом он мысленно прикидывал, почему приехавший из Америки журналист, трудившийся в таком солидном издании, не имел предварительных договоренностей с местными коллегами. Может, потому что он не работать приехал, а по заданию ЦРУ? Но пока это были только догадки. В конце концов, даже то, что Моран вышел на Меркулову и пытался привлечь ее к разработке темы предателя Петрова, не свидетельствует стопроцентно о том, что он имеет отношение к разведке. Как бы то ни было, по решению Плотникова от Ермилова требовалось проверить Морана как следует. В тот момент Олег еще не знал того, что уже знал его шеф. Наружное наблюдение зафиксировало общение Морана со Стивом Риверой в ресторане перед визитом журналиста в Дом приемов МИД. Американцы не обсуждали ничего существенного (для этого у них есть изолированные помещения в здании посольства), да и сам факт встречи не выглядел странным — с кем еще общаться журналисту, как ни с советником по культуре? Вроде бы все логично. Однако контрразведчики знали о разведывательным статусе Риверы. Они довольно давно стремились схватить советника по культуре за руку, как уже до этого хватали многих и многих… Именно после встречи с Риверой Моран поехал в особняк на Спиридоновке и, вольготно сидя на кривоногих стульях с белой с золотом обивкой, охмурял солдафона Гаврилова, узнав, что тот писал про какого-то Петрова. Уж не того ли самого, которым он так интересовался? За все время разговора он ни словом не обмолвился о Петрове. Олег догадывался, что, если он разведчик, то спросит об интересующем его предмете в самую последнюю очередь. Его задача на данный момент втереться в доверие. И ему это удавалось. Оставаясь с холодным рассудком, Ермилов тем не менее проникся симпатией к американцу. Иначе и быть не могло. Майкл оказался смешливым, палец ему покажи, и он засмеется, да и сам шутил. Когда журналистов пригласили в соседнее помещение для фуршета, он остроумно комментировал блюда и наряды гостей. Он словно создавал словесные скетчи, а скорее, карикатуры на присутствующих. Олег давился от смеха, довольный, что эти остроты не в его адрес и что он в самом деле хорошо учил английский в детстве и улавливал все нюансы. Плотников категорически предупреждал его, чтобы Олег не допускал резкого сближения с Мораном. «Надо его зацепить, — увещевал шеф, — поводить, как рыбку, вываживать таких, как он, надо не торопясь. И день, и два. Чтобы он за тобой бегал, уговаривал, а ты будешь ломаться и демонстрировать моральные страдания майора Гаврилова. Сечешь, прокуратура?» Он требовал, чтобы в день знакомства, если оно состоится, Олег, как Золушка на балу, ушел по-английски, обронив уж если не хрустальную туфельку, то свои координаты, дабы не обременять товарища американца излишними поисками. При всей неуверенности в себе Олег обладал еще и ослиным упрямством и привык полагаться на свой жизненный опыт. А опыт виденного в Чечне подсказывал, что военные — народ компанейский, заводятся с пол-оборота, попадались ему и военные журналисты там, в Грозном. Те и песни пели, и под пули лезли, ну и напивались — не без этого. Олег решил действовать по наитию. Ведь Гаврилов не контрразведчик. Тактике работы с потенциальным разведчиком не обучен. — Слушай, Майкл. Охота тебе здесь сидеть? — Олег поставил тарелку на стол и ухватил американца за локоть, почувствовав, что Моран тренированный парень. — Давай по-английски или уж лучше по-американски. — Свалить отсюда хочешь? — радостно оценил Майкл. — А давай! Поедем в какой-нибудь кабак. А то тут слишком вычурно, аж приторно от этих гобеленов и резьбы. А та псина на лестнице, того и гляди, вцепится в филейные части. Они стали продвигаться к выходу. Их проводил взглядом Дмитрий, а на улице приняли сотрудники наружного наблюдения. Олег оставил машину на Малой Бронной. Он не считал бокал шампанского препятствием сесть за руль. На улице подморозило. В воздухе повис снег, реденький, словно и не с неба падал, а возникал из воздуха, кристаллизуясь из влаги, от дыхания редких в этот час прохожих. — А ты-то не на машине? — спохватился Олег. Блаженно улыбавшийся Моран подставлял ладони снегу, не застегивая куртку, не боясь российских морозов, покачал головой: — Я на такси приехал. Какая прекрасная ночь. Поехали покатаемся по городу. Или к тебе? Продемонстрируешь знаменитое русское гостеприимство? — В общаге? Там я могу тебе продемонстрировать только обшарпанные стены и ничего более, — отмахнулся Ермилов, отпирая дверцу машины и распахивая ее перед Майклом. — Тогда, может, ко мне? — А ты в какой гостинице? — Олег уже сел за руль и подумал, что наружке неплохо бы прямо сейчас узнать конечный пункт назначения, чтобы не мотаться за Ермиловым по городу и не привлекать внимание Морана, который может заметить их машину в боковое зеркало заднего вида. — У меня служебная квартира рядом с посольством. — Да нет, поедем хоть в «Украину», что ли. Не так далеко от твоего посольства. Они так и сделали. А через три часа застолья в ресторане гостиницы «Украины» наружное наблюдение созерцало бредущих в обнимку полковника Ермилова и американского журналиста Морана по направлению к американскому посольству. Шли они оба с сосредоточенными лицами, чтобы не слишком шататься и не поскользнуться на подмерзшем и блестевшим в свете фонарей снежном насте. Сосредоточены они были еще и потому, что оба думали, как бы не сказать лишнего. Машину Олег бросил на стоянке около гостиницы и, продираясь сквозь замедленное течение не совсем трезвых мыслей, прикидывал, как бы машину не угнали или чего-нибудь умельцы с нее не свинтили. Выплачивать-то придется из зарплаты, а Люська его за это удавит. Но прежде его придушит Плотников. Ермилов прикидывал, что страшнее — Люська или шеф. Однако так и не успел решить — они дошли до подъезда дома, где жил Моран. Майкл пытался затащить Олега к себе. Ермилов уперся: — Метро не будет работать.