– Да я понимаю. – Нет, серьезно, мне надоело терять людей. Боялась, из этих троих уже никто не вернется, а потом ты и Роб… ну, как-то так. Я не могу спокойно относиться к тому, что все больше людей выходит из строя. – Глядя на Сашу, она накрутила одну из своих косичек на руку, потом наклонилась и подняла с пола телефон: – Хочешь послушать музыку? – А я могу выбрать? – Нет. – Тогда… конечно, хочу. Она усмехнулась, просматривая свой плейлист, и протянула мне один из наушников: – Ты уже думал, чем будешь заниматься в городе? Станешь городским писарем? – Такие тоже нужны, как я и Томи, чтобы вести записи обо всем. Теперь придется более тщательно, чем раньше, сохранять знания. Нельзя во всем полагаться на Интернет. – Так вот почему ты пишешь от руки, хотя у тебя есть ноутбук? – Если он умер, то все исчезло. Какая тогда польза? – Я пожал плечами. – Ну, может, кому-то польза и будет. Зазвучала песня. – Никогда не слышал, – заметил я. – Ну, откуда тебе слышать, это же Run the Jewels [8]! – Она откинула волосы с лица ровно настолько, чтобы взглядом сказать, что и не ждала от меня большего. – Никогда не считала, что жесткий рэп – твоя фишка. У меня на руках и на затылке волосы встали дыбом, и мне вдруг пришло в голову, что наше поколение, вероятно, никогда не услышит такой оригинальной песни. Нам придется создавать наше собственное искусство, что-то совершенно новое. Уверен, что так и будет, если мы все найдем способ выжить. Это самое большое «если», которое мне пока не хотелось рассматривать: мы пережили конец света всего лишь на два с небольшим месяца. Самое худшее – когда утрата солнечного света убьет все живое, что не выращивалось в теплицах, и радиационное загрязнение коснется каждого уголка планеты – было еще впереди. – Мои дети живы, – вдруг сказал я. – Мне пришло сообщение от Нади. – Боже мой, Джон! – Она схватила меня за руку. – Это потрясающе! – Да, они ехали к ее родителям в сторону Канады. – Я физически почувствовал боль в сердце. – У них не было Интернета. Наверное, и сейчас, скорее всего, нет. – Что собираешься делать? Не зная, что ответить, я промолчал. Таня нежно сжала мою руку, будто все поняла без слов: – Она тоже поедет с тобой? – Не знаю, кто бы на такое согласился. – Я сделал несколько глубоких вдохов. – Это было бы глупо. Особенно если учесть, что город, где мы действительно могли бы жить, прямо здесь, под боком. – Тебе стоит попытаться. – Ее рука лежала на моей руке, потом она взяла мою руку и решительно переплела свои пальцы с моими. – У меня была племянница, четыре годика. Если бы она выжила, я бы попыталась. Мы замолчали, и вскоре песня закончилась. Она принялась левой рукой искать в плейлисте другую. – Побудь еще, – попросила она. Кончики ее пальцев были холодными, но ладонь теплой, а хватка сильной, как у человека, знающего толк в работе. – Я тебя не отпущу, пока не посмотрю твой зуб. Все мое тело болело, но мне удалось немного расслабиться. – Не знал, что у тебя есть племянница. – Ты многого обо мне не знаешь. – Она улыбнулась. – Я бы с удовольствием узнал побольше. – Похоже, ты под впечатлением, что это не специально. – Как хочешь. Саша дернулся во сне, и она наклонилась к нему, чтобы снова потрогать его лоб, забрав свою руку из моей. В дверь постучали, и вошла Томи. – Эй, неудачник, – сказала она, обращаясь ко мне, – София дала ноутбук Балоша и пароли. Хочешь, пойдем посмотрим? День семьдесят второй (2) Дилан снова включил горячую воду, электричество и газ. Теперь неважно, сколько резервного запаса мы израсходуем. Люди бросились заряжать телефоны и ноутбуки и ходили с наушниками, слушая музыку. По-моему, все в отеле уже собрали вещи и сидели на чемоданах. В воздухе витала надежда. Дилан и Петер целый день составляли план, кого и что повезут машины и когда. Для переезда нам требовалось по меньшей мере полдюжины поездок. А может, и вся дюжина, в зависимости от количества вещей и еды, которые мы брали с собой. На этот раз я держался подальше от организации и просто ждал, когда мне скажут, что делать. Мы с Томи три часа копались в ноутбуке Балоша, но никакого компромата не обнаружили. Электронные письма на английском языке касались исключительно продажи отеля, а электронные письма на французском языке мы не понимали. Томи отдала несколько печатных копий Дилану для перевода, а я взял распечатки писем на английском к себе в номер, где собирался более тщательно изучить их на предмет любой зацепки. Не знаю почему, но мне показалось, что мы что-то упускаем. На обратном пути я заглянул к Натану, который уже проснулся и сидел голодный. – Чуть не умер с голодухи, – говорил он, поедая на завтрак третью банку манго и четвертый круассан из упаковки. – Такой конец жизни – самый трагичный, да? Ну, кроме того, когда тебя на самом деле съели. Умирая с голоду, я думал, что так было бы грустно. Еще совсем бледный, с темными кругами под глазами, он все-таки был в полном порядке. И он был здесь. Меня радовало, что Натан с нами в отеле. Когда я спросил Натана, как ему удалось сбежать, на мгновение он даже будто потерял аппетит. – Ну, как… почти выбрался с Диланом и Арраном, но один бандит схватил меня и повалил на пол. Думаю, мне конец. – А потом? – Я, ну, гм… ткнул его пальцами в глаза, он и свалился с меня. Бегу, а наших нигде не видно. Даже не мог позвать их, иначе меня снова поймали бы. Поэтому просто побежал. Затем гребаная нога подвернулась… ну, ничего, допрыгал. Мне не хотелось задавать этот вопрос, но я спросил: – Так они были… людоеды? Он фыркнул: – Типа того… По-моему, нас они точно собирались съесть. И еще использовать как приманку, чтобы вы отдали оружие, еду и все такое. Но… У меня не сложилось впечатление, что они не съедят нас. Я имею в виду, у них было мясо и они его ели. Мы надеялись, что оленину. Мы оба посмотрели в окно, и я подумал, что буду сильно скучать по отелю. – А с вами что приключилось? – поинтересовался Натан. – Да ничего особенного, – рассмеялся я. – Доехали до города, вернулись, кучу раз пытались не умереть. – Пытаться не умереть – это теперь наша работа на полную ставку. – Он предложил мне кусочек манго, но я отмахнулся. – А там что у тебя? – Да так, ничего. – Я пролистал распечатанные письма. – Несколько писем от владельца, мы с Томи изучали их. Балош продавал отель, и покупатель, пока они вели переговоры, по-видимому, оставался в Сен-Сионе. Мы хотели выяснить, имеет ли Балош отношение к той девочке на крыше. По-моему, нет. Наверное, все это время я шел по ложному пути. Вот и получилось, что мы ничего не знаем – ни ее настоящего имени, ни реального времени смерти. Ничего! Натан оглядел комнату: – Не знал, что отель продается. Кто захочет купить его? – Какой-то англичанин… ну, я так понимаю, он англичанин по имени… – Я заглянул в письмо. – Гарольд Адлер. Оглядываясь назад, я обязан был догадаться, как только впервые увидел это имя. Нат посмотрел на меня с необъяснимой болью, от его выражения лица я буквально задохнулся. – Приятель, ты, типа, пошутил? – произнес он. – Гм… нет. – Я едва мог говорить, когда он так смотрел на меня. – Нет же, все так… вот здесь, в его письмах, написано. Натан выхватил у меня из рук бумаги, и я заметил, что он весь дрожит. Взглянув на меня, он сказал: – Это же мой отчим! Его имя, и он не британец, а австралиец, это же мой отец. Я долго сидел в своей комнате один. Натан запретил мне рассказывать кому-либо о нашем открытии, пока он не придумает, что делать дальше. Вполне естественно, ему решать, как распорядиться этой информацией. Петер и Роб везут в город людей и припасы и вернутся обратно, и я в последней партии переезжающих. Томи, я и Дилан – мы трое уедем последними, после того как вывезут все запасы еды. Первым уехало все семейство Иобари. Не знаю, как жизнь сложится дальше. Даже не уверен, что хочу уезжать.