– Сутьки! – радостно воскликнула Рёко. Я не удержался от смеха: – Ладно, только куртку надену. Мне пришло в голову, что, возможно, у Томи найдутся ответы на мои вопросы о владельце отеля. Запирая дверь, я почувствовал, как чья-то крошечная ручка обхватила мои три пальца. Это была Рёко. Я чуть не отдернул руку. Будто пол ушел у меня из-под ног. Сердце ёкнуло, и на глаза навернулись слезы. Я посмотрел на Томи, которая ждала вместе с Акио ближе к лестнице. Она улыбнулась. Собравшись с духом, я взял Рёко за руку, и мы вчетвером вышли на улицу. Дети почти не говорили по-английски, но, к моему удивлению, Томи немного говорила по-японски. Мы сидели на траве у кромки леса и смотрели, как Рёко и Акио гоняются друг за другом. – Не знал, что ты любишь детей, – заметил я. – Во всяком случае, больше, чем взрослых, – ответила Томи. На мой взгляд, у Рёко немного странные черты лица. Непонятно почему, но оно казалось не совсем симметричным. Когда дети нашли на земле что-то интересное и принялись копать яму, я расслабился. Это занятие удерживало их на одном месте. – Слушай, как раз хотел спросить… – неуверенно начал я. – Ты говорила, что, когда собирала материал для своего проекта, практически ничего не нашла о его владельцах. – О Балоше Брауне. – Кто это? – Последний владелец. В остальном доступной информации очень мало. Даже когда отелем владели компании, я обнаружила, основательно покопавшись, что этих компаний не существует или они обанкротились. Понимаешь, какое-то странное отсутствие бумажного следа. И оно не давало мне покоя. Именно поэтому я и взялась за такой проект. – Она искоса взглянула на меня: – Ты понимаешь, о чем я? Я кивнул. Почти полное отсутствие бумажного следа иногда было единственным, что заставляло меня двигаться дальше, когда я сидел один в гостиничном номере, который выглядел как и любой другой гостиничный номер, независимо от того, в каком штате или стране я находился, если день начинался все с того же пакетика дешевого растворимого кофе и маленького чайника. – Ты когда-нибудь задумывался о пустых библиотеках? – с выжидательной улыбкой спросила Томи. – Боже мой, никогда. – Ага, представил? По-моему, даже только из-за этого стоит попробовать вернуться в Штаты. Эта мысль не дает мне покоя. Я засмеялся, потом вспомнил: – Балох Браун? – Балош. Я нашла несколько статей о том, как он завладел отелем. В основном обычный негатив в духе прессы девяностых – знаешь, убийства там, истории о призраках. Похоже, у него репутация еще той сволочи. – Что ты имеешь в виду? – Криминальное прошлое, жесткий тусовщик, все деньги получил по наследству, мелкая знаменитость в Европе. Кстати, поэтому мне и удалось хоть что-то накопать на него, единственного из всей череды владельцев. – А ты знаешь, что они с Софией были женаты? Она схватила меня за руку: – Не может быть! – Может! – Я сам пришел в восторг от ее удивления. – По крайней мере, были, но не уверен, женаты ли сейчас. Она наотрез отказалась говорить на эту тему. – И поэтому она здесь работает? Я кивнул. – Ты молодец. Вот дерьмо… я хотела сказать… да ладно, неважно – похоже, никогда мне не завершить мое исследование. Но… это интересно. Какое-то время мы наблюдали, как играют дети. – Не хочу показаться вуайеристкой, – произнесла Томи, тщательно подбирая слова, – хотя, как социолог, я вообще-то люблю подглядывать… ты оставил свой Фейсбук залогиненным. – Боже, Томи… – Успокойся, я не читала твои сообщения, – фыркнула она. – У тебя очень милые дети. Младшая дочка очень похожа на тебя, а старшая вообще нет, скорее на маму. – Я не являюсь ее биологическим отцом. Она мамина. – Надина? – Да, Надина. – Надя напоминает Таню. Трудно сказать, специально или нет она завела этот разговор, но мне было неприятно. Хотя Томи вроде и не собиралась сравнивать дальше. – Как их звали? – поинтересовалась она. Я стиснул зубы. – Их зовут Рут и Марион. Марион – младшая. – Прости, я не хотела смотреть фотографии. – Она помолчала. – Нет, хотела. Мне любопытно, и у меня есть пограничные вопросы… которые нельзя отнести к определенной области знания. – Да не страшно, просто… – Мне не удавалось подобрать правильное слово. – Тяжело? Я кивнул, и мы немного посидели молча, глядя на играющих детей. – Жалко, что так вышло, – произнес я, – не знаю, почему вдруг они накинулись на тебя с обвинениями. Некоторые уже, похоже, устали от отеля. – Никаких «вдруг», они ведут себя так, начиная с Дня Первого. И не только они. – Томи пожала плечами. – Да плевать на них. Ну, что они сделают? Я их не боюсь. Я провел ладонью по сухой траве: – Не понимаю, зачем теперь поднимать этот вопрос. Дело сделано. Голосование окончено. – Ты еще добавь «это не твоя вина». – Ну… – Я сомневался, что именно хочу сказать. – Нельзя возложить всю вину на одного человека. Это коллективная ошибка. – То есть ты утверждаешь, здесь частично и моя вина? – Она сделала неопределенный жест. Я на мгновение задумался. – Частично. – Боже, ушам не верю. – А по-твоему, кто виноват? – Я не виновата! – Я этого и не утверждал, я сказал, что это коллективная ошибка! – Получается, все, кто голосовал, как и я, хотели ядерной войны и конца света? Звучит жуть как правдоподобно. Ты просто самодовольный идиот, поэтому никто и не стал голосовать, как ты. – Некоторые голосовали. Она замолчала. Я чувствовал, что в этом споре победа осталась за мной, и в то же время сомневался, нужна ли она мне такой ценой. Мы говорили о мире, который ушел в небытие. Какой смысл теперь искать виноватых? Дети закричали, и у меня чуть душа не ушла в пятки, но я тут же понял, что они смеются. Акио, похоже, нашел личинку жука и подбежал к нам с тонким, извивающимся на его пальцах червячком. Томи что-то сказала ему по-японски, наверное, велела положить личинку обратно. Мальчик отошел и осторожно положил ее в землю. – Приятно узнать, что жуки еще живы, – заметил я. Она промолчала. – Ладно, прости, ты не виновата. – Не могу поверить, что все так просто: они считают меня причиной, по которой мы все находимся здесь. Мир не отправился на хрен, потому что я за это проголосовала. Мир давно охреневал, и на это ушли годы. Все происходило у нас на глазах. – Она вырвала горсть травы и разбросала ее. – Мы все, как один, оказались трусами, и никто не сделал того, что следовало сделать, поэтому мне и не понятно, почему теперь выстроилась целая очередь из обвиняющих меня.