– Ты хотел сказать, был ли жив, когда все случилось? Я не хотел так говорить, но все же кивнул. – Нет, он умер года четыре назад. Кухня наполнилась запахом еды. Газ был включен. Запахло настолько совсем как прежде, даже несмотря на небольшую затхлость воздуха, что я не успел подготовиться к вспышке ностальгии, которую во мне вызвал этот аромат. Воспоминания накрыли волной, и к глазам подкатили слезы. София посмотрела на меня, и я сказал: – Дым. Но в кухне не было дыма. – Он умер от сердечного приступа, – произнесла она, – и всегда находил забавным, что я хранила тот гвоздь. Именно поэтому я и стала работать на кухне, во всяком случае, я так считаю. Для меня кухня была первым местом, где я почувствовала себя взрослой, сделав для отца то, чего он не мог сделать сам. – Она вздохнула. – И я рада, что он не дожил до встречи с моим бывшим мужем и не увидел конца света. – А кто был твой муж? Ты упомянула, что он связан с этим отелем. – Подойди сюда, – позвала она меня. – Попробуй. Я встал, обошел плиту и подошел к ней. София протянула мне ложку. Совсем как в той жизни. – Чуть больше перца? – сказал я. Она кивнула. – Да, я тоже так считаю. Я вернулся на свое место. – Мой бывший муж владел этим отелем. Вот почему я работаю здесь. – Значит, он не просто управлял им? – Он владел им. – И его не было в отеле, когда началась война? Она немного помолчала. – Нет. – Так он стал бывшим мужем до или после Дня Первого? – Тебя это не касается. Слишком любопытный. – Отвернувшись, она продолжила заниматься супом. – По-моему, на сегодня я рассказала достаточно. – Не хочешь рассказать о своей матери? – Нет. – Ладно. Спасибо, что согласилась поделиться своей историей. Она пристально посмотрела на меня: – Есть что-нибудь новое о той девчушке? – Пока нет. А что? – Просто любопытно. Не понимаю, зачем тратить столько сил впустую. – Я и не трачу силы впустую. Она пожала плечами: – Люди видят тебя повсюду. – В отеле убили девочку. – Ты же знаешь, правильного и неправильного больше нет. Все, что было раньше, теперь не имеет никакого значения. – Я так не считаю, – ответил я, возможно, слишком вызывающе. – Никто не придет исполнять закон. Ну, выяснишь ты, кто ее убийца, и что дальше? Ведь никто не придет за ним. Что будешь делать? Или считаешь, теперь ты закон? Я нахмурился: – Нет. Я всего лишь считаю, что человеческая жизнь по-прежнему имеет значение. И это значение несколько больше, чем просто… выжить любой ценой. Не глядя на меня, София произнесла: – Только ты так и считаешь. – Ну, это вряд ли. Она улыбнулась, но скорее себе, чем мне: – Не знаю, хорошо ли, так считать. Или просто наивно. Я спросил: – А что ты делала в тот день? – Хотела уехать, а потом поняла, что мне некуда ехать. – Ты не заметила ничего странного? – Странного… – Мне не удалось уловить, усмехнулась она своей мысли или нет. – Нет. Я была счастлива, когда большинство людей покинуло отель и все стихло. – Ты любишь детей? – поинтересовался я, хотя собирался задать не совсем тот вопрос, который произнес вслух. – Я не могу иметь детей, – проговорила она, словно отвечая на совершенно другой вопрос. Не знаю, давала ли она мне таким образом понять, что разговор окончен и пора уходить, но от ее слов стало неудобно. Так или иначе, я собрался и пошел в свой номер, чтобы записать ее рассказ. Мне потребовалось некоторое время, чтобы стряхнуть с себя холодность ее тона. Я записал: «Считаешь, ты теперь закон?», и от этого вопроса на бумаге веяло той же враждебностью, как и при личной встрече. Интересно, какие выводы можно сделать о человеке с такими мыслями. И еще одно ее замечание было внесено мною в записки, на случай, если оно окажется уместным позже: «Ну, выяснишь ты, кто ее убийца, и что дальше?» Даже если ты найдешь ее убийцу, а это вряд ли. День шестьдесят третий Я пошел к Томи, но она не открыла дверь. Возможно, ее не было в номере. Или она не хотела видеть меня. Вернувшись к себе за связкой ключей, чтобы возобновить расследование, я вдруг почувствовал, что украденные чемоданы подорвали мой моральный дух и невозможно прямо сейчас добавить к ним еще и неудачные поиски в остальных номерах. Однако после беседы с Софией меня заинтересовал владелец отеля. Возможно, стоило разузнать о нем побольше. Запасные батареи для ноутбука, принесенные из супермаркета, похоже, не работали. Подключив портативное зарядное устройство, я также не обнаружил признаков жизни ноутбука, поэтому оставил его на кровати. Понимая, что не могу выйти в Интернет, я боролся с отчаянием – так хотелось увидеть фотографии моей семьи. Когда я уже собрался уходить, в дверь постучали. Это была Томи в сопровождении детей Иобари – девочки Рёко, ей семь лет, и мальчика Акио, ему шесть лет. По правде говоря, раньше я избегал даже смотреть на них. Каждый раз, когда я видел детей Иобари или до меня доносились их голоса, я едва сдерживал слезы. Вряд ли они понимают, что происходит. Интересно, вспомнят ли они, когда станут взрослыми, что-нибудь из нашего прежнего мира? – Хочешь пойти погулять с детьми? – спросила Томи, как ни в чем не бывало. – А где их родители? – Хотели отдохнуть немного, а французские сучки заняты. Да все нормально, я и раньше присматривала за ними. – Боже, Томи, они же дети, как ты можешь ругаться при них, – понизив голос, сделал я ей замечание. – Расслабься! Они не знают, что такое «сучки».