– Ты верно выразилась – я не люблю любовные романчики, – невозмутимо отозвалась Андриана. – А это довольно серьезные исторические вещи, они расширяют кругозор. – Кто такая графиня Козель? – Несчастная любовница Августа II Сильного, короля Саксонии. – И почему же она несчастная? – Из-за своей гордыни, как я думаю, – ответила Андриана. – А кто такой Брюль? – Один прохвост при дворе Августа II и его сына. Выбрался из грязи в князи и стал первым министром короля польского и курфюрста саксонского Августа III. – Понятно, ты меня заинтриговала. Пожалуй, я тоже почитаю твоего Крашевского. – Он не мой! – Но ты же мне его порекомендовала, – безмятежно отозвалась Леокадия. – Между прочим, – сказала Андриана, – Крашевский внесен в Книгу рекордов Гиннесса как «чемпион эпохи гусиного пера». – С чего бы это? – удивилась Лео. – А с того, что он написал около 600 томов романов и повестей, поэтических и драматических произведений. И это не считая большого количества публицистических и литературно-критических статей, путевых очерков, трудов по истории, этнографии, фольклористике. И написал он все это пером! Ведь в те времена не было даже ручек! Не говоря уже о пишущих машинках. А теперь писателям с компьютерами вообще благодать! – Да, силен мужик! – согласилась Лео. – Крашевский не мужик! – обиделась за писателя Андриана. – Извини, – хмыкнула Леокадия, – ясновельможный пан. – Ты не можешь обходиться без своих подкалываний! – Я же извинилась. – Кстати, у Крашевского в «Графине Козель» очень интересные описания шведского короля Карла XII, они совсем не похожи на то, что можно прочитать в книгах наших писателей и увидеть в отечественном кино, – пояснила Андриана, проигнорировав иронию подруги. – Он там лучше или хуже? – Не лучше и не хуже, – пожала плечами Андриана, – просто показан с другого ракурса. И это интересно. – А твой любимый Петенька ему накостылял, – поддела подругу Леокадия, которая не понимала, как это Андриане пришло в голову повесить у себя в квартире портрет императора. – Не Петенька, а Петр Алексеевич, – сердито поправила подругу Андриана Карлсоновна. – Нет, ты как хочешь, – продолжила подкалывать Андриану Лео, – но я тебя не понимаю! Восхищаться Петром I и лопать варенье по рецепту какого-то шведа! – Во-первых, не какого-то, а моего предка, – обиделась за прапрапрадедушку Андриана, – а во-вторых, ты это варенье тоже лопаешь так, что за ушами трещит. – Конечно, – согласилась Леокадия, – не пропадать же добру. – Девочки! Перестаньте ссориться! – снова воскликнула Мила. – Мы не ссоримся, мы пикируемся. – Идите уже! – Мила подтолкнула их ко входу в выставочный зал. Шагнув в него, обе подруги сразу же сомкнули уста и погрузились в атмосферу, созданную произведениями так рано вырванного из жизни художника. Забыв обо всем на свете, они медленно переходили от одной картины к другой, надолго замирали перед тем или иным полотном. Андриана всматривалась в картины особенно пристально, точно они могли сообщить ей имя убийцы. Ей не давала покоя фраза, произнесенная Леокадией: «Его застрелили из обреза охотничьего ружья». И в висках точно маленькие молоточки стучали – так же, как Бакулева, как Бакулева. Ей захотелось узнать о художнике Вениамине Стеклове как можно больше. А кто или, вернее, что может сказать о человеке больше, чем его творчество? Поэтому она так пристально вглядывалась в его полотна. На ранних работах художника всегда была изображена одна и та же девушка с высокими скулами и с веселыми, слегка раскосыми глазами зеленого цвета. Ее каштановые волосы, рассыпанные по плечам и спине, на картинах художника почти всегда, за редким исключением, были пронизаны солнечным светом и поэтому казались золотистыми. Было видно, что художник зачарован своей моделью. Создавалось такое впечатление, что он, рисуя девушку, с помощью окружающего ее пейзажа и предметов хотел передать и донести до зрителя и до нее самой чувства, которые к ней испытывал. «Интересно, кто эта девушка», – думала Андриана. На одной из картин так и было написано – «Муза». Но потом, судя по тому, что девушка перестала появляться на картинах Вениамина Стеклова, Муза исчезла. Может быть, прошла любовь? Или появилась другая Муза. Хотя женщину, которая была изображена на более поздних полотнах, назвать Музой было сложно. Сам художник дал своим полотнам с ее изображениями такие названия, как «Мадонна с ребенком», «Молодая мать», «Материнство». Андриана нашла два автопортрета художника. На одном из них он был совсем юный, видно, Стеклов изобразил себя в самом начале творческого пути. На другом автопортрете Вениамин Андреевич был уже зрелым мужчиной и сложившимся художником. Мадонна на его картинах тоже повзрослела, линии ее лица и тела округлились. Но она все еще была молода и красива. Младенец превратился в мальчика лет десяти-одиннадцати. И в чертах его лица проглядывало явное сходство с художником. «Он сын Стеклова!» – озарило Андриану. И тут она вспомнила, что в брошюре, которую Лео сунула Андриане в фойе, было написано, что художник холост. «Выходит, сын внебрачный, – подумала Андриана, – что ж, и такое случается, а в наше время так на каждом шагу». «Во всяком случае, мне непременно нужно поговорить с этой женщиной», – решила Андриана и перешла к более поздним работам художника. Вот тут-то она и обратила внимание на то, что если в начале своего творческого пути Стеклов писал свою Музу в потоке солнечного света, да и Мадонна всегда была изображена в сиянии, то женщина, которая появилась в его жизни позднее, оставалась в тени. На тех картинах, где она изображена, либо светит луна, либо расстилается туман, либо ее скрывают тени. Кроме того, она почти всегда стоит к зрителю спиной, а если вполоборота, то лица ее все равно не видно. «Интересное кино, – как говорит в таких случаях Леокадия, – подумала Андриана, – интересно, кто же эта незнакомка и почему художник спрятал ее от зрителя?» При этом продолжали встречаться, хоть и реже, картины с Мадонной. «Значит, художник не порвал отношения с матерью своего ребенка, – решила Андриана, – и это хорошо. Наверное, она многое сможет рассказать мне о личности художника и поможет проникнуть в тайну его гибели. Конечно, я не стану расспрашивать ее о новой возлюбленной художника. Это было бы бестактно с моей стороны. Но, может быть, она сама расскажет о ней, – промелькнула у Андрианы надежда и тут же погасла, – хотя вряд ли». Андриана отыскала взглядом подруг. Они разбрелись в разные стороны, и каждая из них замирала в одиночку перед той или иной картиной. И почему они выбрали для более глубокого духовного погружения именно это полотно, было известно только им самим. Вот Мила, например, в данный момент стояла, молитвенно сложив руки, перед картиной с озером. Вокруг него толпились плакучие ивы и опускали в зеркальную воду длинные ветви, точно русалки – косы. Возле одной из ив был заметен силуэт. Но он был таким неясным, что не представлялось возможным понять, мужчина это или женщина. А Леокадия стояла перед большим полотном, на котором было изображено ржаное поле. Среди колосьев тут и там синели васильки. А по меже спиной к зрителю удалялась прочь обнявшаяся пара. Чувствовалось, что влюбленные настолько заняты друг другом, что не замечают ничего вокруг. И им нет никакого дела до того, что зритель хотел бы увидеть их лица. Глядя на Леокадию, Андриана догадалась, что в мужской фигуре подруга узнала самого художника. Кто его спутница, Лео, как и Андриане, было неизвестно, но затуманившийся взгляд Леокадии говорил о том, что на месте девушки, которую обнимал художник, она уже представляла себя. Выставку они покинули спустя четыре часа, время для них пролетело незаметно. – Ну как? – спросила подруг Леокадия. – У меня нет слов! – выдохнула Мила. – Восхитительно! – призналась Андриана. – Лично мне показалось, что Вениамин Стеклов не просто талантливый художник, а гениальный. – Я тоже потрясена, – сказала Лео, – и жалею, что не посещала раньше выставок Стеклова. – Кстати, – спросила Андриана, – а у Стеклова кто-нибудь есть? – Что ты имеешь в виду под «кто-нибудь»? – Родственники? Любимая женщина? – Про любимую женщину ничего сказать тебе не могу, – усмехнулась Леокадия, – но у Стеклова есть младшая сестра. И вон она как раз спускается с лестницы в сопровождении хозяина галереи. – Не может быть! – воскликнула Андриана и, протерев глаза, уставилась на указанную Леокадией пару. Мужчина что-то говорил женщине, она в ответ кивала и даже дважды слабо улыбнулась. А потом, попрощавшись с хозяином галереи, направилась в их сторону. Андриана уже сообразила, что она идет не к ним, а к своей машине. – Как ее зовут? – спросила она Леокадию свистящим шепотом. – Зачем тебе? – Надо! – Галина Андреевна. – Стеклова? – Нет! Она же замужем! – Так как фамилия ее мужа? – Беседин. – А зовут его? – Не знаю, – отрезала, рассердившись, Леокадия. И тут Андриана неожиданно для обеих подруг выскочила из машины и пулей полетела в сторону уже садящейся в автомобиль Бесединой. Леокадия и Мила переглянулись. – По-моему, она сошла с ума! – воскликнула Лео, стукнув руками по ни в чем не повинному рулю. – Похоже на то, – едва слышно согласилась Мила, а потом, попытавшись найти оправдание странному поступку Андрианы, проговорила: – Может, она просто под большим впечатлением от картин Стеклова. – Я тоже под впечатлением! – отвергла ее предположение Лео. – Но, тем не менее, под колеса чужих машин не бросаюсь! – Так и она не под колеса, – робко заметила Мила. Андриана тем временем уже села в салон автомобиля сестры художника, и машина тронулась с места. – Ну и дела! – выдохнула Леокадия. А Мила только недоуменно посмотрела вслед уехавшей машине Бесединой. Глава 11