— Правда-матка глаза колет? — продолжала бесноваться Надя. — Я никогда не буду это есть, — тоже утвердилась в своей мысли Мила. — А я буду! — с вызовом в голосе произнесла Вика. — Очень вкусный паштет, и мне все равно, что там происходит с глупыми гусями! — Стерва!! — закричала Надя и попыталась кинуться на Вику. Мила остановила ее: — Тише! Тише! Не связывайся… — Всем успокоиться! — рявкнул следователь. — Митинг же не был санкционирован?! — А кто бы разрешил? — вопросом на вопрос ответила Надя. — Конечно, нет! Мы подъехали к моим друзьям и присоединились к ним. — Сколько вас было? Поймано только десять человек с вами, — спросил Григорий Степанович. — Откуда я знаю? — пожала плечами Надя. — Адреса и фамилии других участников? У вас же так много знакомых. — Я не знаю. — Вы, Ситцева, темните. — Я не знаю. — Понятно, — вздохнул следователь, — вот только зачем наносить физический вред человеку? Надя стушевалась. — Мы хотели забросать посетителей только яйцами. — Ага, я уже слышал, даже и не тухлыми, а свежими. — Мы купили их в супермаркете напротив, — пояснила Мила. — А откуда у вас в руках оказался транспарант? — Не знаю… кто-то дал… — Кто из вас стукнул Марко Тозини по голове? С этого момента поподробнее, вам светит от двух до пяти лет, — напустил на себя очень строгий вид следователь. — Товарищ следователь, отпустите мою подругу домой! — снова залепетала Надежда. На раскрасневшемся потном лице четче выступили веснушки. — Вы же видите, что она первый раз участвовала во всем этом, отпустите ее, пожалуйста, она больше не будет! Это я виновата, что притащила ее с собой. Мила за всю жизнь зла никому не сделала, а уж скольким животным она помогла безвозмездно. Отпустите ее, она даже в нашей партии не состоит. — А вы не выгораживаете свою подружку, которая хочет выйти замуж за итальянца и чуть не пришибла одного из них? — спросил Григорий Степанович. — Я одна во всем виновата! — заверила его Надежда. — Я задал вопрос… — Я! — Неожиданно громко и уверенно произнесла Мила. — Это я стукнула этого господина по голове, это я во всем виновата! Не знаю, что на меня нашло, наверное, неудачи в личной жизни плюс алкоголь, вот и получилось так… Я готова отвечать. — И ответишь! — вскричала Вика. — Замуж она хочет! Посмотри на себя, неудачница! Врач-ветеринар! Бандитка! Будешь пять лет точно без итальянца! Мила смотрела на эту молодую холеную женщину, и ей почему-то было ее жаль. Уж как она старалась, из кожи вон лезла, чтобы понравиться этому Марко, а он походил на каменное изваяние. — Что ты говоришь?! Не смей! — затрясла ее руку Надежда. — Не слушайте ее, товарищ следователь, — это я. — Это наговор! Замолчи!! Я сказала, что это сделала я, и точка! — Так, все ясно! Виктория Алексеевна и господин Тозини, кто нанес вам удар? — обратился к потерпевшим Григорий Степанович, которому тоже не нравилось, если честно, все это дело, но он находился на работе и пострадал иностранный гражданин. «Он же видел, что его стукнула Надя, — похолодела Мила и встретилась взглядом с темными, ничего не выражающими глазами итальянца, — ну дорогой, ну миленький, скажи, что это я, прошу, умоляю тебя», — молила Мила, и вся напряженная работа мысли отразилась у нее на лице. — Я не видела, кто именно, Марк закрыл меня своим телом, но что кто-то из них двоих, это точно, — сказала Вика, — они вдвоем были рядом с нами, другие бы не успели подбежать. Я очень хорошо запомнила эту худую дылду и эту рыжую коротышку. Может быть, они сделали это вдвоем? — предположила Виктория, настолько ей хотелось засадить обеих женщин. — Стукнула вот эта высокая девушка, — медленно сказал Марко, не отводя от Милы взгляда. «Спасибо», — мысленно поблагодарила его Мила и вздохнула полной грудью, явственно чувствуя тошноту. — Да он врет! Это я! — закричала Надя, ничего не понимая. — Разговорчики! — прикрикнул следователь. — Спасибо вам, господин Тозини, за показания. Так я и знал, Ситцева, что вы выгораживаете свою подругу. Да она фанатична еще больше вашего. Надо бы психиатрическую экспертизу провести! Лечит кошек бесплатно, пьет вино с женой своего любовника, хочет замуж почему-то именно за итальянца и тут же из-за гусей готова убить, как ни парадоксально, но именно итальянца. Я сегодня с ума сойду! У вас, гражданка, есть адвокат? — Нет. — Значит, будет государственный, — вздохнул Григорий Степанович. — Я не буду подавать заявление, — вдруг произнес Марко. — Как? — на него уставились четыре пары удивленных глаз. — Не буду, я их прощаю, и все улажено. — У вас пробита голова! — напомнил ему следователь. — Ерунда! Всего лишь какая-то фанера, она не могла нанести серьезный вред здоровью. Думаю, что девушки не хотели нас бить ею, просто сильный порыв ветра выхватил этот плакат из их рук и опустил мне на голову. — Что ты говоришь? — недоуменно уставилась на него Виктория. — Да они стукнули тебя! Ты потерял сознание от удара. — Господин Тозини, вы подумайте хорошо, — постучал карандашом по столу следователь, — она может быть опасна. Вдруг она огреет плакатом потяжелее еще кого-нибудь? — Вот пусть другой и решает ее судьбу, я заявлять не буду, — пожал Марко плечами. — А я буду! — сказала Виктория. — Моей жизни была угроза? Была! Вот и примите от меня заявление. Кроме того, испорчен мой костюм за тысячу долларов и блузка за пятьсот евро. Я требую компенсацию! Мила открыла рот — у нее отродясь не было таких денег. — А вы, господин Тозини, будете подавать иск на возмещение ущерба в одежде? Костюмчик-то дорогой. — Я в состоянии купить себе одежду, — улыбнулся Марко. Мила невольно отметила, что его лицо при этом озарилось, словно лучами солнца. — Ну хорошо… Если уголовного дела заводить не придется, а имущественный вред вы будете взыскивать с этих гражданок через гражданский иск, тогда я не смею вас больше задерживать… — растерялся следователь и приказал своему помощнику снять с задержанных наручники. — Полный произвол! — прокомментировала Вика и села строчить заявление. — Я вас вызову, а сейчас можете быть свободны, — сказал Григорий Степанович подругам, еще раз проверив, что у него есть все их данные и контактные телефоны. Мила выскочила вслед за подругой, так и не найдя в себе сил напоследок посмотреть на Марка, понимая, что где-то в душе она этого очень хотела. — Зачем ты брала на себя вину? — зашипела Надя. — Ведь это я огрела их плакатом. — Зачем… Зачем… А ты тоже хороша! Действительно, гуси — гусями, а людей-то калечить не надо! — Да фанера легкая, я думала, испугаю их, а тут этот тип сам нарвался со своей дурой, — пояснила Надя. — Завязывай ты со своими «зелеными», добром это не кончится, — строго сказала ей Мила, поглаживая область желудка. — Ты что? Перепила? — Может быть… Они отдали выписанные следователем пропуска и вышли на улицу. — Вот она — свобода! — прокричала Надя. — А мужик-то этот молодец! — Что? — Ну, что-что. Не стал заяву катать, джентльмен, вернее, синьор. Слышь, Милка, видела, какой красавец? Не зря я тебя на итальянца агитировала, вот бы и тебе такого! Прямо судьба, сегодня решили выдать тебя замуж и сразу же пометили одного. — Ага, и он, закиданный яйцами и огретый тобою фанерой по голове, сразу же влюбился в меня! — съязвила Камилла. — Я исподтишка наблюдала за ним и могу поклясться, что этот Марко еле сдерживался, чтобы не рассмеяться над нами. Две воительницы в мятой одежде с яйцами в карманах. Жуть! А эта Виктория, как она нас унижала? Не всем же дается такая внешность, как у нее… — задумчиво сказала Камилла. — Ты это брось! Ты у нас не хуже! У тебя тоже фигура модели! — Эх, Надя! Худая корова еще не горная лань. — Извините, синьориты, могу я поговорить с вами, — раздался рядом голос с легким акцентом, — а то вы опять о каких-то животных…