Терпимость к насилию Так называют позицию, при которой за насилие считаются только физические проявления агрессии, а унижения, оскорбления, обман, обесценивание, хамство, насмешки, игнорирование и другие формы психологического истязания не воспринимаются как что-то дикое и недопустимое. В таком состоянии у человека как будто отбита чувствительность к своим границам, понимание себя и своих потребностей. И очень, очень развита привычка не чувствовать. Толерантность к насилию искажает восприятие всего вокруг. Человек путает любовь с использованием, активность с наглостью, волю с самонасилием, силу с хамством и несдержанностью. Ему трудно представить, что с ним, оказывается, нельзя поступать нехорошо. Что вообще есть понятие недопустимого по отношению к себе. Что кто-то другой может быть неправ или неадекватен, даже если он больше, сильнее, умнее, авторитетнее и увереннее в себе. Даже если это мама, начальник или любимый человек. Еще одно печальное следствие этого состояния – это трудности в отношениях с надежными и адекватными людьми. Когда привыкшему к насилию встречается партнер, который пытается уважать его границы, то он кажется скучным, пресным или равнодушным. Такой не вызывает сильных чувств. Что, в общем-то, логично: когда привык к нападениям, то обрастаешь такой броней, сквозь которую не почувствуешь поглаживаний. Да и здоровые отношения будут казаться чем-то… с подвохом. Избавление от терпимости к насилию – это то, что происходит сейчас со многими людьми. Они присваивают себе право на собственные границы, право требовать к себе уважения. Но вместе с этим приходит и боль. Боль от того, что, оказывается, так можно было. Оказывается, можно быть в отношениях с миром и не терпеть. Оказывается, можно чувствовать и говорить об этом. Все изменения проходят через боль. Через печаль о том, что ушло, будь это время, надежда или отношения. Эта боль такая сильная, проживать ее так страшно, что люди готовы на все, лишь бы с ней не сталкиваться. Мы придумываем себе много способов не чувствовать, используем все возможные психологические защиты. Убеждаем себя, что агрессоры вовсе не агрессоры, что никто никого не хотел на самом деле обидеть, а у них просто не было выбора. Или что все это из лучших побуждений. Или что никакого насилия вообще не было, ничего особенного не происходило, все так жили – и ничего, нормальными выросли. Просто почему-то не получаются надежные и безопасные отношения, а никакой связи с прошлым и уж тем более с жестоким обращением вообще нет – и какой смысл копаться в том, что уже не изменишь. А смысл есть, и переоценить его невозможно. Признать, что с вами обращались несправедливо, что (пусть и не специально) ранили, игнорировали, обесценивали или обижали, важно. Это единственный способ сделать так, чтобы перестать считать жестокое отношение к себе допустимым. Так нельзя. Никому. Сначала разрывает от боли, злости, бессилия и ощущения несправедливости. Хочется кричать, всем подряд мстить (даже тем, кто и обижать-то не собирался) или закрыться и послать всех куда подальше. Но потом равновесие восстанавливается. По принципу маятника: сначала человек оказывается жертвой, потом от обиды превращается в агрессора. Потом опять его немного кренит в жертву, а затем немного в агрессора. И в какой-то момент душевный маятник перестает колебаться – и наступает равновесие. Но если мы застреваем в непризнании своей боли, отворачиваемся от своей же истории, то чаще всего срабатывает механизм диссоциации – отделения себя от своих же чувств. Это то, что происходит со многими людьми в травмирующих обстоятельствах: они просто перестают чувствовать, перестают понимать, что кто-то нарушает их границы. Это как будто душевная анестезия. Она хорошо помогает не проживать боль, но при этом замораживает и другие чувства, в том числе и способность осознавать свои желания и отстаивать себя, когда это нужно. При диссоциации психика человека как будто расщепляется, чувства не связаны с мышлением, мышление – с действиями. Так, человек может понимать, что происходит что-то несправедливое, но не будет чувствовать себя достаточно рассерженным, чтобы были силы этому противостоять: он расстраивается, а не злится. А может диссоциация работать и иначе: он будет воспринимать ненормальное нормальным. То, как с ним жестоко обращаются, он не считает чем-то ужасным. И вместо сопротивления и попыток все это остановить в нем включатся покорность, послушание или сомнение в своей адекватности. Но главное следствие терпимости к насилию – это отсутствие чувствительности к нарушению своих границ. Такие люди просто не понимают, что с ними обращаются недопустимо. Они не чувствуют, что происходит что-то не то. Знаете, что чаще всего психолог слышит от своих клиентов, когда дело доходит до обсуждения их детства и отношений с родителями? Думаете, нам начинают жаловаться? А вот и нет. Самая популярная фраза, которую мы слышим, это «я вырос(ла) в нормальной семье». Может, так и было, но опытные психологи на всякий случай настораживаются, особенно если у клиента есть характерные трудности в личных отношениях. Потому что есть большая вероятность, что семья вовсе не была психологически благополучной и безопасной для выросшего в ней человека, но развившаяся в такой обстановке нечувствительность к насилию мешает ему увидеть, что происходило что-то не то. Например, рассказывая о принятых в семье методах воспитания, мужчина говорит: «Отец отлично знал, как вырастить настоящего мужчину и привить ему уважение к правилам. Когда я капризничал, он брал меня за ногу и высовывал из окна вниз головой». А самое страшное знаете что? Что мужчина вспоминает об этом со смехом. Только это не тот смех, который можно встретить у человека, прожившего свою злость на отца. Это то, что называется смехом висельника. Человека, полностью отрешившегося от своих чувств, потому что иначе ему было не выжить. Он не злится, не считает папино поведение чем-то ужасным. Или вот еще пример «нормальной» семьи. Мама очень хотела, чтобы ее дочка выросла, вышла замуж и родила для матери внуков. Чтобы все у нее было, как у людей. Поэтому мама постоянно внушала девочке, что ей необходимо ограничивать себя в питании, иначе она будет толстой и никому не нужной. Что надо молчать и улыбаться, когда рядом мужчина, ведь он может быть потенциальным женихом. Что мужчин мало, поэтому во что бы то ни стало нужно быть самой угодливой, хозяйственной и уступчивой. И девочка уверена: мама у нее прекрасная. Желает только добра и вовсе не пытается помешать девочке стать взрослой и завести свою семью. Только у девочки проблемы с самооценкой. Она все время чувствует себя недостаточно хорошей, красивой или умной. Девочка сносит насмешки и унижения, гордится своим терпением так, будто это ее преимущество, а не беда. И – да, в личной жизни все тоже сложно. Формально замужем, но тепла нет. Муж ее публично унижает, сравнивает с другими женщинами, называет «моя пышечка», хотя знает, что ей это неприятно. Насилие – это не только когда бьют. Словами, угрозами, игнорированием можно травмировать человека куда сильнее, чем кулаками. И если это происходило регулярно, то у человека развивается способность выносить такие страдания, привыкать, приспосабливаться. Обвинять себя, а не других. Когда человек растет в таких условиях, он в глубине души считает такое обращение допустимым. Негласное правило «меня можно обижать и обесценивать» продолжает существовать даже тогда, когда ребенок перестал быть ребенком. До тех пор, пока он не посмотрит на свое прошлое со стороны, не признает, что все это было ужасно и несправедливо, ему будет непросто даже увидеть тревожные звоночки в близких отношениях, а тем более отстаивать себя. Насторожиться стоит, если вы: • боитесь реакции партнера; • не можете расслабиться рядом с ним; • боитесь говорить то, что думаете; • боитесь задавать вопросы; • постоянно надеетесь, что когда-нибудь будете для него достаточно хороши, заслужите его любовь и похвалу; • часто испытываете обиду, стыд или чувство вины в этих отношениях. Если партнер: • не радуется вашим победам и успехам; • часто критикует (а уж тем более критикует вашу внешность и/или манеру одеваться); • говорит то, что вас ранит, хотя прекрасно знает, что вас это задевает; • не дает вам совершать свой выбор, так как он лучше знает, что вам нужно; • не признает своих ошибок, а вместо извинений говорит, что вы все выдумываете и вообще ничего такого не было. И в этих маленьких списках слово «партнер» – это не только про того, с кем у вас романтические отношения. Все то же самое относится и к родителям. Если взрослые люди могут посмотреть на список выше и решить, что, кажется, в их семье не все было гладко, то маленькие дети еще не умеют критически оценивать происходящее, да и отпор дать они просто не могут. Ну а что ты можешь сделать с родителем, который в три раза больше тебя и от кого зависит твое физическое выживание? Ребенок абсолютно беспомощен и зависим. Все, что он может сделать, это подстроиться под ту семью, в которой растет. Чтобы выжить. И тут психика ребенка приходит на помощь немного странным на первый взгляд образом. Она делает так, чтобы маленький человек был привязан к родителям и считал их хорошими, даже если они вели себя ужасно. Возможно, вы слышали об этом явлении, его называют стокгольмским синдромом. Это состояние парадоксальной симпатии жертвы к агрессору, при котором жертва может: 1. Отрицать факт агрессии Так, люди или вытесняют (то есть забывают) травмирующие воспоминания, или помнят, но находят тысячу и один способ доказать, что это была вовсе не агрессия. 2. Подчиняться, ненавидя себя Жертва уверена, что это она каким-то образом провоцирует агрессора. Злость, которую она на самом деле испытывает к мучителю, жертва направляет на себя. 3. Принимать ценности и логику агрессора Помните пример про мужчину, отец которого высовывал мальчика из окна? Его слова – как раз иллюстрация к этому пункту: «Отец знал, как воспитать настоящего мужчину». На самом деле это логика отца. Жертва идентифицируется с агрессором, воспринимает его как часть себя. 4. Оправдывать агрессора и его действия Жертва уверена, что у агрессора просто не было другого выхода, ему было тяжело, он не мог иначе и вообще, если бы не он напал, то напали бы на него. Причем эти оправдания жертва не только внушает самой себе, но и активно использует в спорах с людьми, осуждающими агрессора. В таком состоянии жертве очень трудно понять, что то, как она воспринимает реальность, не совсем ее собственные мысли, а следствие стокгольмского синдрома. Она может быть искренне уверена в том, что агрессор на самом деле ничего плохого не хотел и не сделал, что он сам запутался или страдал. Однако какими бы ни были обстоятельства, ответственность за агрессию всегда несет агрессор. У него был выбор. Дисфункциональные семьи Здоровая семья – это безопасные отношения, в которых можно давать и получать любовь, тепло и поддержку. В такой семье можно прямо говорить о своих чувствах и желаниях, не боясь, что за это прилетит. Когда психологи описывают такие семьи, то они обращают внимание на те функции, которые семья может выполнять (поэтому такие семьи еще называют функциональными). Это не только про эмоциональную поддержку, но и про наличие здоровых психологических границ, и про возможность каждому члену семьи расти и развиваться, и про способность семьи быть единым целым, и про возможность детям быть детьми, а взрослым – взрослыми. Кроме того, функциональные семьи эффективно решают возникающие проблемы: признают, что что-то пошло не так, обсуждают, меняют принятые дома правила, если это нужно. Если человек вырос в функциональной семье, то у него хороший шанс и свою собственную семью сделать такой же: у него есть модель того, как это делается. Однако это не значит, что каждый человек, выросший в такой семье, гарантированно будет счастлив в личной жизни. Вы же помните, что для построения здоровых отношений важно эмоционально отделиться от родителей? Вот с этим могут быть сложности даже у тех, кто вырос в здоровой семье. Залог сепарации – это обесценивание. Поэтому очень важно, чтобы при взрослении ребенок перестал видеть свою семью как идеальную, своих маму и папу как образец идеальных партнеров. Иначе все остальные люди будут восприниматься как недостаточно хорошие в сравнении с идеальным папой или идеальной мамой. Но все же чаще дети из функциональных семей имеют хороший шанс на то, чтобы их отношения тоже были здоровыми. Куда сложнее дела обстоят в другом случае. Который, к сожалению, встречается чаще. Дисфункциональными в психологии называют семьи, в которых нарушены возможности выполнять какие-то здоровые функции. Например, в таких семьях дети не могут быть детьми, потому что они все время должны заботиться о родительских чувствах, никого не сердить и не расстраивать, и вообще они вынуждены скорее быть родителями своим родителям. В таких семьях могут быть нарушены границы брачных и детско-родительских подсистем, когда детей вмешивают в отношения мамы и папы. А может, родители не могли полноценно выполнять свои обязанности в силу болезни или зависимости. В дисфункциональных семьях огромное количество негласных правил и запретных тем. Там не принято обсуждать проблемы, поэтому они не решаются годами и даже десятилетиями: считается, что если о проблеме не говорить, то ее как будто и нет. Не принято обсуждать чей-то алкоголизм или вялотекущий развод родителей, выносить сор из избы или раскачивать лодку. От молчания копится напряжение, и дети в таких семьях (хоть они часто и не понимают, что именно происходит) чувствуют, что дома как будто пахнет грозой. Что-то есть там тяжелое, спертое, душное. В такой дом не хочется возвращаться. Есть и другие формы проблем в общении. Часто в дисфункциональных семьях люди кричат друг на друга, срываются, оскорбляют или наказывают молчанием. У многих, кто вырос в таких семьях, есть страх конфликтов: кажется, что если у людей разные мнения, то это обязательно должно привести к катастрофе – спору, ругани, чьим-то обидам. Это одна из причин, по которым выходцы из дисфункциональных семей с трудом могут прямо сказать, когда им что-то не нравится. Они не видели примеров того, как такие ситуации можно решить, сохраняя уважение и теплые отношения. Одна из важнейших характеристик дисфункциональных семей – это нарушенные границы, отсутствие четкости, ясности и безопасности. Правила в семье или слишком жесткие и негибкие, или вообще хаотичные: то, что вчера было нельзя, сегодня можно; то, что мама запрещает, она сама же и нарушает; то, что осудила мама, поощряет бабушка. Проблемы с границами также выражаются и в регулярном вторжении в личное пространство (если такое понятие вообще в семье есть, конечно). Так, родители могут позволить себе читать личные переписки детей, бабушка – вмешиваться в личные отношения мамы и папы. И еще один важный критерий, по которому семью можно отнести к группе дисфункциональных, это смешение ролей. Не очень понятно, кто на самом деле чей родитель, а кто ребенок, кто большой, а кто маленький. Так, в некоторых семьях взрослые могут требовать от маленьких детей утешения или поддержки, заботы, отказа от своей жизни ради включенности в жизнь родителей. И не всегда эти требования произносятся вслух, хотя иногда и так бывает. Чаще это как будто само собой разумеется, и ребенку внушается чувство вины за то, что он не соответствует этим ожиданиям. Какие семьи чаще всего оказываются дисфункциональными? Многие люди считают, что в первую очередь это семьи неполные – те, в которых нет кого-то из родителей. Только это не совсем так. Полнота семьи скорее говорит о количестве участников, а не о качестве отношений. Да, когда в семье нет мамы или папы, то это, конечно, создает трудности: и финансовая, и бытовая, и эмоционально-психологическая функции семьи в таком случае ложатся на плечи одного родителя. Да, распад семьи – это травма. Только некоторые полные семьи наносят психике ребенка куда более серьезную травму. Например, так может случиться, если характер кого-то из родителей относится к группе проблемных. Помните, в начале книги я рассказывала о типах характеров, с которыми в отношениях очень непросто? И чем сильнее выражены эти черты, тем мощнее их влияние на психику ребенка. Антисоциальный родитель на своем примере показывает, что отношения – это то, где обманывают и используют, где могут в любой момент бросить или предать. Где очаровывают и исчезают. Где каждый за себя – и собственные интересы и выгоды человека куда важнее, чем чувства и желания его партнера. Авторитарный родитель обучает терпимости к насилию и привычке не считать жестокость чем-то ненормальным. Такое воспитание культивирует беспомощность, пассивность, ощущение невозможности повлиять на собственную жизнь и ощущение «я не имею права». Нарциссический родитель так занят собой и своим превосходством, что ребенок становится ему интересен только тогда, когда за его счет можно поднять самооценку, например, присвоить себе его успехи (не «ты молодец», а «как же я здорово тебя воспитал»). Или еще вариант – постоянно повышать планку требований, но при этом иногда давать ребенку подачки похвалы, чтобы он привык чувствовать себя недостаточно хорошим, но не переставал пытаться заслужить одобрение родителя. Есть и еще один тип семей, которые однозначно относят к дисфункциональным, это семьи, в которых есть аддикт. Психологи обнаружили, что у детей, выросших в семье с зависимым человеком, имеются очень характерные черты. Даже если сам человек не пил ни капли спиртного, не стал лудоманом или наркоманом, болезнь близкого родственника все равно накладывает на него отпечаток.