Я подписывала отчеты о токсикологических исследованиях, громоздившиеся на столе, когда из коридора послышались тяжелые шаги Марино. Дверь открылась. На пороге возник доблестный детектив. С его темно-синего плаща на пол моментально натекла целая лужа. Жидкие волосы прилипли ко лбу, лицо осунулось. — Насчет вчерашнего вечера… — с места в карьер начал Марино, шагнув к моему столу. Я так глянула на Марино, что слова застряли у него в горле. Сержант в замешательстве огляделся по сторонам, расстегнул плащ и стал шарить по карманам в поисках сигарет. — Льет как из ведра, — бормотал он. — Хотя какое, к черту, ведро? Из ведра раз — и вылилось, а тут уже сколько поливает. Но после обеда обещали жару… Я молча протянула Марино ксерокопию отчета о вскрытии Хенны Ярборо с предварительными результатами исследований, проведенных Бетти. Вместо того чтобы взять стул и сесть по-человечески, Марино продолжал стоять у меня над душой и читать отчет. Вода с его плаща капала на мой ковер. Детектив дошел до основного описания, и я заметила, как он скользнул глазами ниже. Одарив меня мрачным взглядом, сержант спросил: — А кто еще об этом знает? — Никто. По крайней мере, никто не должен знать. — А спецуполномоченный это видел? — Нет. — А Таннер? — Таннер звонил. Я сообщила ему только причину смерти Хенны. О телесных повреждениях я ничего не говорила. Марино продолжал изучать отчет. — Точно больше никто не в курсе? — спросил он, не поднимая глаз от страницы. — Отчета еще никто не видел. Мы помолчали. — В газетах ничего не сообщили, — произнес Марино. — По радио тоже. Короче, наш источник информации еще не знает подробностей. Я уставилась на него. — Вот дерьмо! — Сержант сложил отчет и сунул во внутренний карман. — Чертов Джек-потрошитель! — Взглянув на меня, Марино добавил: — Болц ведь еще не подавал признаков жизни? Если подаст, спрячьтесь от него, исчезните. — Что вы хотите сказать? — Одного упоминания этого имени было довольно, чтобы мне стало плохо физически. — Не отвечайте на звонки Болца, не встречайтесь с ним. Всеми способами избегайте контакта. Не хочу, чтобы он сегодня получил копию отчета. Не хочу, чтобы он прочитал отчет и вообще узнал что-нибудь — он и так уже знает достаточно. — Вы его до сих пор подозреваете? — спросила я как можно мягче. — Черт меня подери, если я знаю, кого и в чем подозреваю! — рявкнул Марино. — Я только знаю, что Болц служит в управлении и имеет права практически на все, разве не так? Еще я знаю, что съем крысиный хвост, если Болца переизберут. Не хочу, чтоб он победил на выборах. Вот я и прошу вас постараться его избегать всеми способами. Я не сомневалась, что Билл не появится и не позвонит. Он понимал, что Эбби про него рассказала и что я при этом присутствовала. — Да, вот еще что, — продолжал Марино, застегивая плащ и поднимая воротник до самых ушей. — Если вам охота на меня дуться, дуйтесь, сколько влезет. Только знайте: я вчера делал свою работу, и если вы думаете, что мне это было в кайф, то вы глубоко заблуждаетесь. За дверью послышалось покашливание, и Марино резко развернулся. Винго мялся на пороге, пряча руки в карманах своих стильных белых штанов. Сержант бросил на Винго презрительный взгляд и вышел из кабинета, стараясь производить как можно больше шума. Нервно перебирая в карманах мелочь, Винго приблизился к моему столу и произнес: — Доктор Скарпетта, там в холле торчит целая толпа журналистов… — А где Роза? — поинтересовалась я, снимая очки. Веки горели, словно их натерли наждачной бумагой. — Не знаю, может, в туалете. Мне сказать журналистам, чтоб уходили? — Скажи им, чтобы перешли на другую сторону улицы, — произнесла я и нетерпеливо добавила: — точно так же, как поступили их предшественники. — Хорошо, — кивнул Винго, но не двинулся с места. Снова зазвенела мелочь. — Что еще? — Я с трудом сохраняла внешнее спокойствие. — Ну, в общем, я кое-что хотел спросить. Насчет… хм… Эмберги. Ведь он, кажется, не курит, и курильщиков не выносит, и всегда из-за этого поднимает шум. Да нет, не может быть. Наверное, я обознался. Я с интересом посмотрела в серьезное лицо Винго. Не понимая, почему для него это так важно, я ответила: — Да, Эмберги терпеть не может курильщиков и не упускает случая об этом заявить. — Я так и думал. Кажется, я что-то такое читал в газете, да и по телевизору видел. Насколько я понимаю, Эмберги намерен к следующему году запретить курение в своем офисе. — Именно, — отвечала я, уже не пытаясь скрыть раздражение. — Через год твоя начальница, чтобы сделать пару затяжек, будет и в дождь, и в холод выбегать на улицу, как школьница. — Я насмешливо посмотрела на Винго: — А почему ты об этом спрашиваешь? — Просто любопытно, — пожал плечами мой ассистент. — Я слышал, Эмберги раньше был заядлым курильщиком, а потом ни с того ни с сего завязал. — Насколько я знаю, Эмберги никогда не курил, — возразила я. Снова зазвонил телефон, и, когда я подняла глаза, Винго уже испарился. По крайней мере, насчет одного Марино оказался прав — насчет погоды. К моменту, когда я выехала в Шарлотсвилл, солнце уже сияло с ослепительно-голубого неба. О том, что утром бушевала гроза, можно было догадаться лишь по туману, поднимавшемуся над полями, которые тянулись вдоль шоссе. Обвинение, выдвинутое спецуполномоченным, не давало мне покоя, и я решила лично услышать то, что Эмберги обсуждал с доктором судебной медицины, психиатром Спиро Фортосисом. По крайней мере, так я объяснила Фортосису свое желание встретиться с ним. Конечно, это была не единственная причина. Мы с Фортосисом познакомились в самом начале моей карьеры, и я испытывала к нему благодарность за поддержку и расположение, которыми в те тяжелые годы меня мало кто баловал. На симпозиумах судебных экспертов, в которых мне приходилось участвовать, были сплошь незнакомые лица. Вот и сейчас мне могла помочь только беседа с Фортосисом — лишь тогда бы я сбросила тяжкий груз подозрений и страха, от которого, мне казалось, я вот-вот сломаюсь. Фортосис встретил меня в полутемном коридоре четвертого этажа — департамент судебной психиатрии располагался теперь в кирпичном многоэтажном здании. Лицо Спиро при моем появлении расплылось в улыбке, он по-отечески крепко обнял меня и чмокнул в макушку. Спиро Фортосис имел степень профессора медицины в области психиатрии. Он работал в университете Вирджинии. Фортосис был старше меня на пятнадцать лет. Его седые волосы торчали над ушами, наводя на мысли о крылатом шлеме, глаза из-за очков без оправы смотрели ласково. Обычно Фортосис носил темный костюм, белую рубашку и галстук в узкую полоску — подобные вещи вышли из моды достаточно давно для того, чтобы снова оказаться на пике популярности. Мой старший друг всегда вызывал у меня ассоциации с картинами Нормана Рокуэлла — художник именно так изобразил бы врача городской больницы. — Мой кабинет перекрашивают, — объяснил Фортосис, приоткрыв дверь из темного дерева. — Так что, если тебя не напрягает обстановка приемного покоя, милости прошу. — Как раз сейчас я чувствую себя вашей пациенткой, — ответила я, и Фортосис, пропустив меня вперед, закрыл за собой дверь. Просторный приемный покой выглядел совсем как обычная гостиная, только очень уж нейтральная, совсем лишенная индивидуальности. Я уселась на коричневую кожаную кушетку. Стены украшали абстрактные акварели, на подоконнике стояли горшки с растениями. Не было ни журналов, ни книг, ни телефона. Лампы на обоих концах стола были выключены, а белые жалюзи (от известного дизайнера) опущены ровно настолько, чтобы свет, проникающий в комнату, не раздражал находящихся в ней людей. — Кей, как мама? — спросил Фортосис, придвигая к кушетке бежевое кресло с подушечкой для головы. — Что ей сделается? Она еще нас переживет. Фортосис улыбнулся: — Каждый так думает про свою мать. К сожалению, в жизни обычно бывает наоборот. — А как ваши жена и девочки? — Хорошо. — Фортосис внимательно посмотрел на меня: — Ты выглядишь очень усталой. — И не только выгляжу. С минуту Фортосис помолчал. — Ты ведь читаешь лекции в больницах сети Вэлли Медикал Сентер, — начал Фортосис с присущей ему мягкостью. — Скажи, ты была знакома с Лори Петерсен? Больше наводящих вопросов не потребовалось. Через минуту я уже выкладывала Фортосису все как есть — никому другому я бы никогда столько не рассказала. Мне необходимо было выговориться. — Я видела ее один раз, — произнесла я. — По крайней мере, мне так кажется. Со дня убийства Лори Петерсен я не переставала рыться в своей памяти, особенно во время поездок на работу и обратно, оставшись наедине со своими мыслями и переживаниями, или когда рыхлила и подрезала мои обожаемые розы. Я без конца представляла себе лицо Лори Петерсен и пыталась примерить его на одну из безликих студенток, толпившихся вокруг меня в лаборатории и в лекционном зале. К настоящему моменту я окончательно уверила себя в том, что в ту ночь в доме Лори, когда я рассматривала ее фотографии, в мозгу у меня что-то щелкнуло — конечно, я видела эту девушку раньше. Месяц назад я читала курс лекций «Женщины в медицине». Помню, я стояла за кафедрой и смотрела на ряды молодых лиц — в аудитории был полный аншлаг. Студенты притащили с собой бутерброды и напитки и как ни в чем не бывало перекусывали, удобно расположившись в мягких креслах с красной обивкой. Все шло как всегда, на той лекции ничего примечательного не случилось, и лишь в свете последовавших событий она приобрела значимость. Я не могла бы поручиться, но мне казалось, что среди молодых женщин, задержавшихся после лекции и забросавших меня вопросами, была и Лори Петерсен. В памяти осталось симпатичное лицо блондинки в белом халате, однако ее черты были расплывчатыми. Я отчетливо представляла только глаза девушки — темно-зеленые, испытующие, внимательные. Она спросила, уверена ли я в том, что женщина может совмещать семью и профессию врача, требующую полной самоотдачи. Наверное, вопрос мне запомнился, потому что привел меня в замешательство. Да, я преуспела в медицине, зато с семьей потерпела полное фиаско. Я без конца проигрывала в уме эту сцену, будто от постоянных повторений лицо девушки могло приобрести четкие черты. Она или не она? Вопрос этот стал навязчивой идеей — я дошла до того, что, бывая в университете, невольно искала глазами стройную блондинку в белом халате. Конечно, я знала, что поиски бесполезны. Думаю, Лори появилась в моем прошлом, подобно призраку, чтобы стать кошмаром всей оставшейся жизни. — Очень интересно, — задумчиво и неторопливо, как всегда, произнес Фортосис. — А почему для тебя так важно вспомнить, встречала ты Лори Петерсен или нет? Я смотрела на колечки сигаретного дыма, медленно поднимающиеся к потолку. — Не знаю. Может, потому, что тогда ее смерть становится реальностью.