— Он не звонил, не заезжал? — Нет. Мы помолчали. — Вот черт! — зло пробормотал Марино. — Если б я только раньше знал о Болце то, что знаю сейчас! Уж я бы заехал к нему, проверил бы, где его нелегкая носит. Черт, чуть бы раньше! Снова повисло молчание. Марино выбросил окурок в окно и зажег новую сигарету. Он курил не переставая. — Сколько времени вы встречаетесь с Болцем? — Два месяца. С апреля. — У него есть женщины, кроме вас? — Не думаю. Хотя точно не знаю. На самом деле я почти ничего о нем не знаю. Марино продолжал допрос с пристрастием: — И как он вам показался? Ничего странного не заметили? Ей-богу, вот у кого язык без костей! — Я не понимаю, что вы имеете в виду, — чуть слышно произнесла я. Я почти глотала слова, будто меня смаривал тяжелый липкий сон. — Я имею в виду, как быстро вы поладили и как он вам показался в постели? Я промолчала. — Он был с вами груб? Принуждал к чему-нибудь? — Марино сделал паузу, видимо подбирая слова: — Каков он был в постели? Тернбулл говорила, что он просто животное — а вы как считаете? Вы можете представить, чтобы Болц поступал так, как рассказывала Эбби? Я и слышала и не слышала. Воспоминания накатывали и отступали — казалось, я теряла сознание и снова возвращалась к жизни. — …Болц, по-вашему, может проявлять агрессию? С вами он был агрессивен? Вы ничего странного не заметили? Снова воспоминания. Билл набрасывается на меня, срывает одежду, швыряет меня на кушетку. — …типы вроде Болца всегда действуют по одному и тому же сценарию. На самом деле их заводит вовсе не секс как таковой. Им нравится брать. Я бы даже сказал, иметь. Билл был груб. Он делал мне больно. Он запихивал язык в мой рот так, что я чуть не задыхалась. Мне казалось, что это не Билл, а кто-то другой, принявший его облик. — А то, что он хорош собой и может при желании затащить в постель любую, как раз не важно. Понимаете, к чему я клоню? У таких парней свои тараканы в башке… Вот так же вел себя Тони, когда бывал пьян и зол на меня. — Он в душе насильник, вот к чему я клоню, док. Понимаю, вам неприятно это слышать. Но, черт побери, это правда. Сдается мне, вы испытали нечто подобное… Билл слишком много пил. Перебрав, он становился еще хуже. — Случай совсем не редкий. Вы не поверите, сколько заявлений проходит через мои руки, причем женщины обращаются в полицию даже через два месяца после такой вот бурной ночки. Постепенно до них доходит, что надо кому-то обо всем этом рассказать. Часто подруги их уговаривают заявить в полицию. И знаете, каков контингент бытовых насильников? Все важные птицы — банкиры, бизнесмены, политики. Встречает такой козел в баре красотку, покупает ей напиток, подсыпает в стакан хлоралгидрат — и дело в шляпе! А наутро девушка просыпается рядом с этим животным и чувствует себя так, будто на ней всю ночь черти воду возили. Нет, Билл никогда не смог бы так со мной поступить. Он меня любит. Я ему не чужая, не случайная женщина… А вдруг он просто соблюдает осторожность? Ведь я слишком много знаю. Со мной бы этот номер не прошел. — Подонкам такие вещи годами сходят с рук. Некоторые и вовсе умудряются ни разу не попасться. Так и помирает такой вот урод чистеньким, а у самого на ремне отметин не меньше, чем у Джека Победителя Великанов…[18] Мы стояли и ждали, когда загорится зеленый. Я потеряла счет времени, я уже не могла сказать, сколько мы просидели без движения. — А хорошее сравнение, верно? Тот мух мочил, а этот женщин насилует — и каждый насечку делает на ремне… Красный все горел, точно зловещий кровавый глаз. — Так делал Болц с вами нечто подобное, а, док? Он вас насиловал? — Что? — Я медленно повернулась к Марино. Он смотрел прямо перед собой, лицо его от красных фар проезжающих мимо машин казалось бледным. — Что? — снова спросила я. Сердце бешено колотилось. Зажегся зеленый, и мы поехали. — Болц вас когда-нибудь насиловал? — повторил Марино так, будто видел меня в первый раз, будто я была одной из тех «красоток», кто притащил заявление в полицию. Я почувствовала, что густо краснею — краснота поднималась по шее, ползла к лицу. — Болц делал вам больно — например, пытался вас душить? И тут я взорвалась. У меня перед глазами замелькали искры. В голове все смешалось. Кровь и ярость заливали мне глаза. — Нет! Я вам уже все о нем рассказала, все гребаные подробности! Все, что хотела рассказать! Точка! Марино опешил и не проронил больше ни слова. Я не сразу поняла, где мы оказались. Огромный белый циферблат плыл высоко в небе, над тенями и громадами, которые материализовались в стоянку автотранспорта. На переднем плане находились автомобили-лаборатории. Вокруг не было ни души — никто не видел, как мы подъехали к моей служебной машине. Я отстегнула ремень безопасности. Дрожь терзала меня и не хотела отпускать. Во вторник шел дождь. Серые небеса исторгали потоки воды с такой силой, что «дворники» не успевали очищать ветровое стекло. Моя машина стала лишь звеном в растянувшейся на шоссе и еле ползущей цепи автомобилей. Настроение вполне соответствовало погоде. Последняя стычка с Марино вымотала меня, воспоминания о ней вызывали тошноту. Как давно ему все известно? Сколько раз он видел белую «ауди» у моего дома? Катался ли он по моей улице только из любопытства? Наверняка хотел посмотреть, как живет спесивая выскочка, которую неизвестно за какие заслуги назначили главным судмедэкспертом штата. Марино наверняка знал и какая у меня зарплата, и сколько я ежемесячно плачу по кредиту за дом. Проблесковый маячок «скорой» и указание патрульного заставили меня перестроиться в левый ряд. Полиция оцепила место аварии. Погруженная в мрачные мысли, я объезжала искореженный автомобиль, как вдруг в мое сознание проник голос диктора: «Над Хенной Ярборо было совершено надругательство сексуального характера. Затем женщину задушили, и эксперты считают, что она стала пятой жертвой серийного убийцы, который орудует в Ричмонде уже два месяца…» Я сделала погромче. Радио ничего нового не сообщило — все это я только за сегодняшнее утро слышала раз пять. Кажется, кроме убийства Хенны Ярборо, в Ричмонде за последние дни не произошло ничего достойного внимания. Диктор продолжал: «…прояснить по предыдущему убийству. Как сообщает надежный источник, доктор Лори Петерсен за несколько секунд до того, как на нее было совершено нападение, успела набрать „911“…» И это не ново — в сегодняшней газете на первой полосе я уже видела статью, в которой упоминалась эта весьма интересная подробность. «…Нам удалось встретиться с ответственным за безопасность в городе Норманом Таннером, и он сделал следующее заявление…» Послышался голос Таннера — фраза явно была заготовлена заранее: «Полицейское бюро осведомлено о сложившейся ситуации. Ввиду щекотливости последней я отказываюсь давать какие бы то ни было комментарии…» «Мистер Таннер, у вас есть какие-либо предположения относительно того, кто является этим источником информации?» «Я не уполномочен давать такие комментарии…» Не уполномочен он, ха! Не знает — так бы сразу и сказал. Зато я знаю. Так называемый источник — не кто иной, как Эбби Тернбулл. Правда, фамилия ее нигде не стоит — видимо, редакторы решили не помещать ее в газете. Мисс Тернбулл больше не рассказывала о событиях — теперь она сама стала «происшествием недели». Мне вспомнилась ее угроза: «Все получат по заслугам!» Имелись в виду Билл, полиция, городские власти, сам Господь Бог. Я ждала, что сейчас диктор поведает аудитории о взломе базы данных и о перепутанных предметных стеклах. Все получат по заслугам, а я что, особенная? На работу я попала только в половине девятого. Телефоны уже разрывались. — Вот это журналисты, — произнесла Роза извиняющимся тоном, положив на журнал для записей стопку стикеров кислотного цвета с телефонными номерами. — Звонят все, кому не лень. И из телефонных компаний, и из журналов, а только что прорвался какой-то тип из Нью-Джерси — книгу он, видите ли, пишет! Я закурила. — Названивают насчет Лори Петерсен, — добавила Роза, помрачнев. — Ужасно, если это правда… — Отсылайте всех через дорогу, — перебила я. — Всех, кто хочет узнать о последних убийствах, отправляйте к Эмберги. Эмберги уже успел прислать мне по электронной почте несколько напоминаний о том, чтобы я «немедленно» предоставила ему копию отчета о вскрытии Хенны Ярборо. Слово «немедленно» в последнем послании Эмберги подчеркнул и приписал убийственное: «Потрудитесь объяснить, каким образом информация просочилась в „Таймс“». Неужели он намекал на то, что я несу ответственность и за эту «утечку»? Чего доброго, еще обвинит меня в разглашении сведений о непринятом звонке в «911». Нет уж, от меня Эмберги объяснений не дождется. Пусть хоть завалит меня письмами или даже явится сюда сам, я слова не скажу. — Пришел сержант Марино, — сказала Роза и добавила (чем сильно меня задела): — Вы хотите с ним говорить? Марино нужен был отчет о вскрытии, и я уже подготовила для него копию. Я надеялась, что он заедет ближе к вечеру — тогда бы мы с ним разминулись.