– Ты что, серьезно? – кричит дядя Карлос. – Ты правда думаешь, что гангстеры могут обеспечить вам безопасность? – Стволы у них есть, – пожимает плечами папа. – Бред! – Дядя Карлос переводит взгляд на маму. – Слушай, я поеду с тобой завтра в суд, но только если их там не будет. – Умник хренов, – фыркает папа. – Не можешь защитить племянницу, потому что боишься, как бы твои дружки-копы не подумали про тебя чего плохого? – О, так вот как ты заговорил, да, Мэверик? – Карлос, успокойся. – Нет, Лиза. Я не ослышался? Он говорит про ту самую племянницу, о которой я заботился, пока он сидел за решеткой? А? Про ту племянницу, которую я сопровождал в первый день школы, потому что он взял на себя вину за своего так называемого дружбана? Про ту, которую я держал на руках, пока она плакала и звала папу? – Он так кричит, что мама встает перед ним, загораживая от него папу. – Обзывай меня как хочешь, Мэверик, но не смей говорить, что мне плевать на мою племянницу и племянников! Да, племянников! Я говорю и про Сэвена! Пока ты сидел… – Карлос, – перебивает его мама. – Нет, он должен это услышать. Пока ты сидел, я помогал Лизе каждый раз, когда мать твоего ребенка подбрасывала его к нам на месяцы. Я! Я одевал их, кормил и обеспечивал им крышу над головой. Как чертов дядя Том![103] Так что нет – я не хочу иметь дела с преступниками, но не смей говорить, что мне плевать на этих детей! Папа стоит с каменным лицом. И молчит. Дядя Карлос берет со столика свои ключи, дважды целует меня в лоб и уходит, хлопнув входной дверью. Девятнадцать Меня будят запах бекона и непривычное многоголосье. Я моргаю от рези в глазах из-за неоново-синих стен и некоторое время просто валяюсь, прежде чем вспомнить, что сегодня мне предстоит давать показания перед коллегией присяжных. Пришло время выяснить, подведу я Халиля или нет. Я надеваю тапки и иду навстречу незнакомым голосам. Сэвен с Секани уже давно должны быть в школе, да и голоса у них не такие низкие. Не спи я в майке и баскетбольных шортах, наверное, распереживалась бы, что какие-то чуваки увидят меня в пижаме. Но наряд у меня вполне приличный. Кухня набита до отказа. У стола собрались парни в слаксах, белых рубашках и при галстуках – и жадно едят. Их лица и руки покрыты татуировками. Кое-кто из них коротко мне кивает и с набитым ртом бормочет: «Здорово». Короли Кедровой Рощи. Черт, а принарядились они на пять с плюсом. Мама с тетей Пэм возятся у плиты, где шипят полные яиц и бекона сковородки, под которыми пляшут язычки синего пламени. Бабуля разливает сок и кофе и без умолку чешет языком. Мама бросает взгляд через плечо и говорит: – Доброе утро, Чав. Твоя тарелка в микроволновке. И достань из духовки печенье, пожалуйста. Они с тетей Пэм расступаются, освобождая мне место и продолжая перемешивать омлет и переворачивать бекон. Взяв кухонное полотенце, я открываю духовку, которая тут же пышет мне в лицо жаром и сладковатым ароматом печенья. Потом хватаюсь полотенцем за противень, но он такой горячий, что его невозможно долго держать в руках. – Сюда, подруга, – зовет Гун из-за стола. И я с облегчением опускаю противень. Но не проходит и двух минут, как на нем не остается ни одного печенья. Вот же черт. Я достаю свою тарелку, накрытую кусочком бумажного полотенца, из микроволновки, пока Короли не проглотили и ее. – Старр, возьми тарелки для папы с дядей, – велит тетя Пэм. – И отнеси им на улицу, пожалуйста. Значит, дядя Карлос здесь? – Да, мэм, – отвечаю я. Положив их тарелки на свою, я беру вилки и острый соус и сматываюсь, пока бабуля затягивает очередную волынку из серии «когда я работала в театре…». Снаружи так ярко светит солнце, что по сравнению с ним стены в моей комнате показались бы тусклыми. Прищурившись, я ищу взглядом папу с дядей Карлосом. Они сидят на краю открытого багажника папиной «тахо». Я шаркаю тапочками по асфальту, и звук от них такой, будто кто-то подметает полы. Папа оборачивается. – А вот и моя доченька. Я вручаю им с дядей Карлосом по тарелке, и в благодарность папа целует меня в щеку. – Выспалась? – спрашивает он. – Вроде как. Дядя Карлос убирает пистолет, лежащий между ними, и освобождает мне место. – Посиди немного с нами. Я запрыгиваю к ним. Мы убираем с тарелок полотенца и обнаруживаем на каждой из них столько печенья, бекона и омлета, что ими можно накормить маленькую армию. – Мэверик, наверное, это твоя, – говорит дядя Карлос. – Тут бекон из индейки. – Спасибо, мужик, – говорит папа, и они обмениваются тарелками. Я поливаю омлет острым соусом и передаю бутылку папе. Дядя Карлос тоже протягивает руку, и папа с ухмылкой передает ему соус. – Я думал, ты со своим изысканным питанием ешь омлет без соуса. – Ты же помнишь, что я вырос в этом доме? – замечает дядя Карлос, полностью заливая омлет, а потом, опустив бутылочку, облизывает пальцы. – Только Пэм не говори. Вечно просит меня не злоупотреблять натрием. – Не скажу, если ты не скажешь, – говорит папа. Они бьются кулаками, скрепляя таким образом сделку. Я что, проснулась на другой планете или в параллельной Вселенной? – С чего это вы вдруг такие милые? – Мы поговорили, – отвечает папа. – И всё уладили. – Ага, – подтверждает дядя Карлос. – Есть кое-что поважнее вражды. Я хочу подробностей, но знаю, что не получу их. Впрочем, если у папы с дядей все хорошо, значит, хорошо и у меня. Да и вообще, им давно пора было помириться. – Стоп, если вы с тетей Пэм здесь, то где Деванте? – спрашиваю я у дяди Карлоса. – Он дома и раз в жизни даже не рубится в игры с твоим мальчиком. – Почему ты все время называешь Криса «мальчиком»? – спрашиваю я. – Он совсем не маленький. – Надеюсь, ты про его рост, – ворчит папа. – Аминь, – добавляет дядя Карлос, и они снова бьются кулаками. Значит, они нашли себе общего врага – Криса. Классика. Почти все утро на нашей улице тихо. Обычно так и бывает. Драму сюда приносят те, кто здесь не живет. В двух домах от нас миссис Линн беседует у себя во дворе с мисс Кэрол. Сплетничает, как пить дать. Если не хотите, чтобы ваши секреты разлетелись по всему Садовому Перевалу, словно грипп, – этим двоим ничего не доверяйте. В саду через дорогу миссис Перл возится со своей клумбой, а помогает ей Налитр. Все его так называют, потому что он вечно клянчит денег «на литр винишка из лавочки неподалеку». На подъездной дорожке у миссис Перл стоит ржавая тележка со всем его скарбом, в том числе большим мешком мульчи[104]. Видно, Налитр – заправский садовод. Он смеется над словами миссис Перл, и его гогот разносится по всему району. – Поверить не могу, что этот дурень еще жив, – усмехается дядя Карлос. – Думал, он уже насинячился до смерти. – Кто? Налитр? – спрашиваю я. – Ага! Он бродил тут, еще когда я был пацаном. – Не, этот никуда не денется, – смеется папа. – Он утверждает, что спирт продлевает ему жизнь. – А миссис Рукс так и живет за углом? – спрашивает дядя Карлос. – Ага, – киваю я. – И до сих пор делает самые вкусные торты на свете. – Ого. Я как раз недавно говорил Пэм, что никогда в жизни не пробовал такой превосходный красный бархат, как у миссис Рукс. А как там этот, э-э… – Он щелкает пальцами. – Мужик, который тачки чинил. Жил на углу. – Мистер Вашингтон, – подсказывает папа. – До сих пор работает, причем лучше любой мастерской в округе. Сейчас ему сын помогает. – Малыш Джон? – спрашивает дядя Карлос. – Который в баскетбол гонял, а потом подсел на всякую хрень? – Ага. Он недавно завязал. – Черт. – Дядя Карлос тычет вилкой в красную от соуса еду. – Иногда я почти скучаю по этому месту.