– И что этот дурень собирается рассказывать? – хмурится папа. – Идем в эфир через пять, – объявляет оператор, а я думаю: «Пожалуйста, только не выводите мистера Льюиса в прямой эфир». – Четыре, три, два, один. – Спасибо, Джо, – говорит репортерша. – Я на месте событий с мистером Седриком Льюисом – младшим, свидетелем сегодняшнего инцидента с полицией. Мистер Льюис, расскажите, пожалуйста, что вы видели. – Ничего он не видел, – шепчет нам папа. – Он все это время просидел в магазине, а что случилось, сообщил ему я. – Значится, так, – отвечает тем временем мистер Льюис. – Какие-то оболтусы вытянули полицейских из ихней машины, а те и сделать ничего не сумели. Просто стояли себе и получали по самое не горюй. Позорище! Слышите меня? По-зо-ри-ще! Кто-нибудь точно превратит мистера Льюиса в мем. Он выставляет себя дураком и даже не подозревает об этом. – Как считаете, может ли это быть расплатой за дело Халиля Харриса? – спрашивает репортерша. – Еще как! И это чистой воды идиотизм. Эти бандюганы годами терроризируют Садовый Перевал, так чего они злятся? Что не кокнули его самолично? Президент и все остальные ищут террористов. Ну так я вам назову террориста – приходите и ловите. – Молчите, мистер Льюис, – умоляет папа. – Просто молчите. Разумеется, мистер Льюис продолжает: – Его Кингом зовут. Он тут у нас живет, в Садовом Перевале. Самый крупный барыга в городе. Он заправляет этой бандой Королей. Так что если хотите кого-то поймать – ловите его. Это его молодчики избили копов. И нам уже от них тошно! Вот против кого надо протестовать! Папа закрывает уши Секани, потому что каждое ругательство, которое он услышит, равняется доллару в его копилке, и шипит: – Вот дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Этот долбо… – Настучал, – говорит Сэвен. – В прямом эфире, – добавляю я. А папа продолжает повторять: – Дерьмо, дерьмо, дерьмо… – Как вы считаете, объявленный мэром комендантский час поможет предупредить подобные ситуации в будущем? – спрашивает у мистера Льюиса репортерша. Я смотрю на папу. – Какой еще комендантский час? Он убирает руки с ушей Секани. – Любое предприятие в Садовом Перевале должно закрываться до девяти вечера. А после десяти на улицах не должно быть ни души. Отбой, как в тюрьме. – Значит, вечером ты будешь дома, пап? – спрашивает Секани. Папа улыбается и прижимает его к себе. – Да, приятель. Если сделаешь домашку, покажу тебе пару финтов в «Мэддене»[75]. Репортерша заканчивает интервью. Папа дожидается, пока они с оператором уйдут, и подходит к мистеру Льюису. – Вы совсем из ума выжили? – спрашивает он. – Это еще почему? Потому что сказал правду? – возмущается мистер Льюис. – Нельзя, черт подери, вот так стучать в прямом эфире. Вы же понимаете, что подписали себе смертный приговор? – А я эту шпану не боюсь! – восклицает мистер Льюис так, чтобы все слышали. – А сам-то что? Боишься? – Нет, но я знаю правила игры. – Я слишком стар для ваших игр. И тебе пора повзрослеть. – Мистер Льюис, послушайте… – Нет уж, это ты послушай, мальчик. Я воевал, потом вернулся и пережил еще одну войну здесь. Видишь? – Он приподнимает одну штанину – под ней клетчатый носок натянут на протез. – Потерял ее на войне. А это получил здесь. – Он закатывает рубашку до самых подмышек. От его отечного живота к спине тянется тонкий розовый шрам. – Белые пацаны порезали меня, когда я попил из их фонтанчика. – Он опускает рубашку. – Я сталкивался с проблемами и посерьезнее, чем этот Кинг. Ничего он мне не сделает. А если вдруг прикончит и я умру за правду – так тому и быть. – Вы не понимаете, – вздыхает папа. – Все я понимаю. И тебя насквозь вижу. Ходишь тут, бродишь, рассказываешь, что больше не бандит, что пытаешься что-то изменить, но до сих пор веришь во все эти бредовые правила вроде «не стучи». И детей своих тому же учишь, да? Кинг до сих пор держит твою жопу в узде, а ты слишком тупой, чтобы это понять. – Тупой? Вы называете меня тупым, после того как настучали на гангстеров в прямом эфире? Нас бросает в пот от знакомого звука сирен: бип-бип. О боже. По улице едет патрульная машина со сверкающими мигалками. Она останавливается рядом с папой и мистером Льюисом. Выходят два полицейских – чернокожий и белый. Их руки медленно тянутся к пистолетам. Нет, нет, нет. – У нас тут какие-то проблемы? – спрашивает чернокожий, глядя папе в лицо. Он тоже лысый, как папа, но старше, выше, крупнее. – Нет, сэр, – отвечает папа. Он вытащил руки из карманов джинсов и держит их на виду. – Вы уверены? – спрашивает белый коп. Он выглядит моложе чернокожего. – Нам вот так не показалось. – Мы просто беседовали, офицеры, – говорит мистер Льюис гораздо тише, чем пару минут назад. Он и сам держит руки на виду. Наверное, в детстве с ним тоже проводили беседы родители. – А мне показалось, что этот молодой человек вас беспокоил, сэр, – говорит чернокожий, по-прежнему глядя на папу. До сих пор он даже не взглянул в сторону мистера Льюиса. Может, потому что мистер Льюис не в футболке N.W.A[76], не в широких штанах и не в надетой задом наперед кепке, а может, потому что руки у него не забиты татуировками. – У вас есть с собой удостоверение? – спрашивает папу чернокожий коп. – Сэр, я уже собирался вернуться в свой магазин… – Я спросил: у вас есть удостоверение? У меня дрожат руки. Завтрак, обед и все остальное бурлят у меня в животе, готовые подскочить к горлу. Копы отнимут у меня папу. – Что происходит? Я поворачиваюсь. Тим, племянник мистера Рубена, подходит к нам. По другую сторону улицы начинает подтягиваться народ. – Я достаю удостоверение, – говорит папа. – Оно в заднем кармане. Хорошо? – Пап… – зову я. Папа не сводит глаз с полицейского. – Так, дети, идите в магазин, ладно? Все в порядке. Но мы не идем. Папина рука медленно тянется к заднему карману; я смотрю то на его руки, то на руки копов – слежу, не тянутся ли они к пистолетам. Папа достает свой бумажник – кожаный, с инициалами, который я подарила ему на День отца, – и показывает его копам. – Вот… Мое удостоверение внутри. Его голос еще никогда не звучал так растерянно. Чернокожий полицейский берет у папы бумажник и открывает его. – О, – произносит он. – Мэверик Картер. Они с напарником обмениваются взглядами. Потом оба смотрят на меня. У меня замирает сердце. Они понимают, что я свидетель. Должно быть, у них есть мое досье с именами родителей. А может, просто проболтались детективы, и теперь весь участок знает наши имена… Или они как-то узнали их от дяди Карлоса… В общем, я не знаю, как это случилось, но это случилось. И если что-то произойдет с папой… Чернокожий полицейский переводит на него взгляд. – На землю, руки за спину.