У Хейли и Майи от удивления отвисают челюсти. – Ну, я это… Я имела в виду, что если он продавал наркоту, – бормочет Хейли, – то это объясняет, почему… – Почему его убили, пускай он нифига и не сделал? То есть, по-твоему, это нормально, что его грохнули? А я думала, вы протестовать собрались. – Так и есть! Боже, Старр, очнись. Я думала, ты будешь рада, учитывая, что ты в последнее время постишь на тамблере… – Знаете что? – Еще немного, и я взбешусь по-настоящему. – Отвалите от меня. Веселого вам протеста. Я хочу превратиться во Флойда Мейвезера[72] и набить морду каждому, кто проходит мимо меня в коридоре. Все только и делают, что радуются свободному дню. Но Халиль в могиле, и у него свободного дня не будет. Как и у меня, потому что моя жизнь перевернулась с ног на голову. В классе я бросаю рюкзак на пол и падаю на стул. Когда входят Хейли с Майей, я одаряю их злобным взглядом – пусть только попробуют со мной заговорить. Я ломаю все правила Старр-из-Уильямсона, и мне абсолютно плевать. Перед самым звонком в класс заходит Крис с наушниками на шее. Подойдя ко мне, он сжимает пальцами мой нос и говорит: – Хрю-хрю. По какой-то причине ему это кажется уморительным. Обычно я смеюсь в ответ и в шутку его шлепаю, но сегодня… Сегодня я не в настроении, а потому шлепаю его изо всех сил. – А-а-а-ай, – ахает он, потирая руку. – Ты чего это? Я не отвечаю. Если открою рот, то взорвусь. Крис опускается передо мной на корточки и трясет меня за ногу. – Старр? Ты в порядке? Наш учитель, тучный лысеющий мистер Уоррен, прочищает горло. – Мистер Брайант, мои уроки – это вам не «Искра любви»[73]. Пожалуйста, займите свое место. Крис садится за соседнюю парту. – Что с ней такое? – шепотом спрашивает он у Хейли. – Не знаю, – прикидывается дурочкой она. Мистер Уоррен велит нам взять макбуки и начинает урок английской литературы, однако не проходит и пяти минут, как кто-то произносит: – Правосудие Халилю. – Правосудие Халилю, – повторяют остальные. – Правосудие Халилю! Мистер Уоррен велит им перестать, но они скандируют все громче и стучат кулаками по партам. Мне хочется блевать, кричать и плакать. Потом все встают и идут на выход, а замыкает колонну Майя. Она оборачивается и смотрит сначала на меня, потом на Хейли, которая жестом зовет ее с собой. И Майя следует за ней. Но мне надоело вечно потакать Хейли. Скандирование, доносящееся из коридора, походит на звуки сирены. Может быть, ребятам снаружи все равно, что Халиль торговал наркотиками; может быть, они, в отличие от Хейли, даже расстроены – может, почти так же, как я. Но поскольку я знаю, зачем Реми затеял эту акцию, я остаюсь сидеть за партой. Крис почему-то тоже. Его парта скрипит – он пододвигает ее вплотную к моей, а потом стирает слезы с моих щек большим пальцем. – Ты знала его, да? – спрашивает он. Я киваю. – О… – удивляется мистер Уоррен. – Мне очень жаль, Старр. Тебе не обязательно… Если хочешь, можешь позвонить родителям… Я вытираю лицо. Мне не хочется беспокоить маму только из-за того, что я не в силах пережить случившееся. Да и признаваться в этом вслух тоже. – Вы могли бы продолжить урок, сэр? – спрашиваю я. – Было бы здорово отвлечься. Мистер Уоррен грустно улыбается и послушно продолжает лекцию. Почти на всех занятиях в этот день мы с Крисом остаемся одни. Иногда к нам присоединяются один-два человека. Кое-кто из учеников сообщает мне, что, по их мнению, убийство Халиля – это бред, но и причина, по которой Реми организовал протест, – тоже. Какая-то десятиклассница подходит ко мне в коридоре и говорит, что сначала поддерживала протест, но потом узнала, зачем его устроили, и решила вернуться на занятия. В общем, окружающие ведут себя так, будто я официальный представитель негроидной расы, перед которым они обязаны объясниться. Впрочем, кажется, я их понимаю. Ведь если я не протестую, значит, делаю определенное заявление, а если не протестуют они, то со стороны может показаться, что они расисты. В обед мы с Крисом идем к столику у автоматов. За ним в одиночестве сидит Джесс со своей идеальной стрижкой. Она ест картошку с сыром и читает что-то в телефоне. – Привет? – произношу я вопросительно. Я удивлена, что она здесь. – Чего нового? – кивает Джесс. – Присаживайтесь. Как видите, места полно. Я сажусь возле нее, а Крис – рядом со мной. Мы с Джесс играем в баскетбол три года, два из которых она кладет голову мне на плечо, а потому мне стыдно признаться, что я почти ничего о ней не знаю. Знаю только, что она выпускница и работает в книжном магазине, а родители у нее адвокаты. Никогда бы не подумала, что она забьет на протесты. Наверное, я слишком откровенно на нее пялюсь, потому что она произносит: – Я не использую мертвецов как отмазку для прогулов. Не будь я гетеросексуалкой, я бы стала с ней встречаться только за одни эти слова. На этот раз я кладу голову ей на плечо. Она гладит меня по волосам и говорит: – Иногда белые творят хрен знает что. Хотя Джесс и сама белая. К нам присоединяются Сэвен и Лейла; в руках у них подносы. Сэвен протягивает мне кулак. Я даю ответный. – Сэве-е-ен, – протяжно произносит Джесс, и они тоже стукаются кулаками. Надо же, а я и не знала, что они на короткой ноге. – Похоже, мы протестуем против протеста прогульщиков? – Ага, – кивает Сэвен. – Протестуем против протеста. После школы мы с Сэвеном забираем Секани, и он без умолку говорит о репортерах, которых видел из окна своего класса. Секани есть Секани – он словно прибыл в этот мир в поисках камер. На моем телефоне слишком много его селфи с прищуренным взглядом, поднятыми бровями и высунутым языком, как в одном старом меме[74]. – Вас покажут по новостям? – спрашивает он. – Не-а, – качает головой Сэвен. – Нам это не надо. Мы можем либо поехать домой, запереть дверь изнутри и, как обычно, воевать за телик, либо поехать помочь папе в магазине. Мы едем в магазин. Папа стоит в дверях и наблюдает за репортершей и оператором у входа в парикмахерскую мистера Льюиса. Естественно, при виде камеры Секани вопит: – У-у-у-у, я хочу в телик! – Молчи, – говорю я ему. – Ничего ты не хочешь. – Нет, хочу! Ты не знаешь, чего я хочу! Машина останавливается, и Секани выпрыгивает наружу, толкая мое сиденье вперед, так что я врезаюсь подбородком в щиток. – Пап, я хочу в телик! Я потираю подбородок. Однажды шило в его заднице сведет меня в могилу. Папа хватает Секани за плечи. – Успокойся, приятель. Тебя в телике не будет. – Что тут происходит? – спрашивает Сэвен, когда мы выходим. – На каких-то копов напали, – объясняет папа; он обвил Секани рукой, чтобы тот не убежал. – Напали? – переспрашиваю я. – Ага. Серые вытащили их из машины и избили. Серые. Кодовое название Королей. Черт. – Я слышал, что творится у вас в школе, – продолжает папа. – У вас все нормально? – Ага. – Я выбираю ответ попроще. – У нас все окей. Мистер Льюис поправляет одежду и проводит рукой по афро. Репортерша что-то говорит, и мистер Льюис покатывается со смеху.