– Пока что, – повторяет мама. Папа проводит рукой по лицу. – Ага. Не знаю, что их может остановить. Черт, страшно представить, что будет дальше. – Мэверик, нам нельзя здесь оставаться, – произносит мама дрожащим голосом, словно все это время сдерживалась и только сейчас решилась высказаться. – Положение дел не улучшится. Будет только хуже. Папа тянется к ее руке, мама поддается, и он, притянув ее, усаживает к себе на колени. Потом обнимает и целует в затылок. – С нами все будет в порядке. А после отправляет нас с Сэвеном спать. И мне даже удается уснуть. Наташа снова забегает в магазин. – Ну же, Старр, идем! Косички у нее в грязи; одежду пропитала кровь; когда-то пухлые щеки запали внутрь. Я отступаю. Наташа подбегает ко мне и хватает меня за руку. Ее рука холодна, как тогда, в гробу. – Идем. Идем! – Она тянет меня, тащит к двери, и ноги двигаются против моей воли. – Стой, – бормочу я. – Наташ, остановись! Тут в приоткрывшуюся дверь протискивается рука, сжимающая глок. Бах! Я вскакиваю с постели. Сэвен стучит кулаком в дверь. Когда все нормально, он никого не будит и никому не пишет, как тогда, на вечеринке. – Выезжаем в десять. Сердце бьется в груди так, словно пытается вырваться наружу. «С тобой все в порядке, – напоминаю я себе. – Это все болван Сэвен». – Куда выезжаем? – спрашиваю я. – В парк, играть в баскетбол. Сегодня последняя суббота месяца! Мы же всегда играем в этот день. – Ну а беспорядки и все такое? – Папа сказал, они на востоке, а у нас тут все норм. Плюс по новостям передавали, что утром все успокоилось. А если народ в курсе, что я свидетель? Если знает, что копа не арестовали по моей вине? Да и вообще – что, если мы встретим копов, которые знают, кто я такая? – Да нормально все будет, – отвечает Сэвен точно в ответ на мои мысли. – Обещаю. А теперь поднимай свою ленивую задницу, и пойдем, я уделаю тебя на площадке. Если бараны бывают милыми, то Сэвен – один из них. Я встаю с постели, надеваю баскетбольные шорты, майку с номером Леброна[60] и «тринадцатые» кроссы, которые были на Джордане перед уходом из «Буллз»[61], а после завязываю волосы в хвостик. Сэвен ждет меня у выхода и крутит в руках мяч. Я его выхватываю. – Ой, только не делай вид, что умеешь играть, – смеюсь я. – Поживем – увидим. Я кричу маме с папой, что мы вернемся позже, и выхожу на улицу. На первый взгляд, Садовый Перевал ничуть не изменился, но в нескольких кварталах от дома мимо нас на всей скорости проезжает пять полицейских машин. В воздухе стоит едкий дым, из-за которого все вокруг приобретает неясные очертания. Мы доезжаем до Роуз-парка. На другой стороны улицы стоит «кадиллак эскалейд», в котором сидят несколько взрослых Королей, а на карусели в парке – еще несколько помоложе. Пока мы их не трогаем, они не тронут нас. Роуз-парк, окруженный забором из рабицы, занимает целый квартал. Сомневаюсь, что забор этот призван что-либо охранять: баскетбольная площадка здесь вся в граффити, качели проржавели, на лавочках вечно кто-то обжимается, а газон усеян бутылками, окурками и прочим мусором. Мы уже у баскетбольных площадок, однако вход располагается с противоположной стороны парка. Я бросаю мяч Сэвену и лезу через забор. Раньше я с него спрыгивала, но неудачное приземление и вывихнутое колено убедили меня больше так не делать. Когда я оказываюсь на земле, Сэвен перебрасывает мне мяч и лезет следом. Мы с Халилем и Наташей часто срезали путь от школы до дома через парк: взбегали на горки, катались на каруселях до головокружения и пытались раскачаться один сильнее другого. Я пытаюсь выкинуть это из головы и пасую Сэвену. – До тридцати? – До сорока, – говорит он, отлично зная, что и двадцать очков для него будут большой удачей. Он, как и папа, совсем не умеет играть. Словно в подтверждение моим мыслям Сэвен принимается чеканить мячом, но делает это не пальцами, а ладонью. А потом, как дурачок, пытается забросить трехочковый. Мяч отскакивает от кольца. Само собой. Поймав его, я перевожу взгляд на брата. – Слабовато! Знал же, что ничего не выйдет. – Да пофиг. Играй давай. За десять минут я набираю десять очков против двух очков Сэвена (которые он получил лишь потому, что я поддалась). И вот, сделав рывок вправо, я резко сворачиваю влево и бросаю трехочковый. Мяч залетает в корзину, как родной. Вот как играют девчонки. Сэвен скрещивает руки буквой Т. Одышка у него тяжелее, а ведь астма в детстве была у меня. – Тайм-аут. Надо воды попить. Я утираю локтем лоб. Солнце уже прямо над площадкой. – Может, все? – Хрена с два. У меня еще есть запал, просто бросать нужно под правильным углом. – Под правильным углом? Это баскетбол, Сэвен, а не селфи. – Эй, йоу! – кричит какой-то мальчик. Мы оборачиваемся, и у меня перехватывает дыхание. – Черт. Их двое. На вид лет тринадцать-четырнадцать, оба в изумрудных майках «Селтикс»[62]. Сто процентов Послушники из Сада. Они пересекают площадки и идут прямо к нам. Тот, что повыше, подходит к Сэвену. – Братишка, ты кто, Король? У этого дурачка такой писклявый голос, что я даже не могу воспринимать его всерьез. Папа говорит, что отличить гангстеров старой школы от совсем зеленых можно не только по возрасту. Настоящие гангстеры разборок не начинают – они их заканчивают. Начинают всегда зеленые. – Не-а, я нейтрал, – отвечает Сэвен. – А разве Кинг не твой папочка? – спрашивает тот, что пониже. – Нифига. Он просто мутит с моей мамой. – Да плевать. – Тот, что повыше, достает из кармана нож. – Выкладывайте все, что есть. Кроссы, телефоны – все. Правило Сада: если тебя дело не касается, проходи мимо, и точка. Короли в «кадиллаке» все видят, но, поскольку мы в их банде не состоим, нас для них просто не существует. Однако парень с карусели подбегает к нам, отталкивает Послушников и задирает футболку, демонстрируя свою пушку. – Че, какие-то проблемы? Послушники отступают. – Ага, проблемы, – говорит низкий. – Уверен? Насколько мне известно, Роуз-парк – территория Королей. Он смотрит на «кадиллак». Короли в машине кивают нам, пытаясь таким способом выяснить, все ли в порядке, и мы киваем в ответ. – Лады, – говорит высокий. – Мы поняли. Послушники уходят той же дорогой, какой пришли мы. Молодой Король хлопает Сэвена по ладони.