Интересно, как будут воспринимать меня, если станет известно, что в машине с ним была я? Как оборванку из гетто с наркоторговцем? И что обо мне подумают учителя? Друзья? Да и вообще весь мир? – Я… Я закрываю глаза. Халиль смотрит в небо. «Старр, не суй нос куда не надо!» – говорит он. Я сглатываю и шепчу: – Этого Халиля я не знаю. Такое предательство даже хуже, чем то, что я встречаюсь с белым парнем. Черт, отрекаясь от него, я почти стираю все те мгновения, когда мы смеялись и плакали вместе, все те секунды, что провели вместе. В голове звучат миллионы «прости», и я надеюсь, что Халиль их слышит, где бы он сейчас ни находился. Пускай этого и недостаточно, но я должна была так поступить. Должна была. – Так в чем тогда дело? – спрашивает Хейли. – Сегодня годовщина Наташи или что? Я смотрю в потолок и моргаю как можно чаще, чтобы не зареветь. В Уильямсоне, кроме моих братьев и учителей, о Наташе знают только Хейли и Майя. Но мне жалость не нужна. – Пару недель назад была мамина годовщина, – говорит Хейли. – И у меня несколько дней подряд было хреновое настроение. Поэтому, если тебе грустно, я все понимаю, но, Старр, как ты можешь обвинять меня в расизме? Я моргаю чаще. Боже, я отталкиваю ее и отталкиваю Криса. Черт, разве я их заслуживаю? Я храню случившееся с Наташей в секрете и только что отреклась от Халиля, хотя сама могла оказаться на их месте. У меня даже не хватает порядочности чтить о них память, хотя мы были лучшими друзьями. Я прикрываю рот рукой, но всхлип все равно рвется наружу. Я всхлипываю громко, и от стен рикошетит эхо. Еще раз, еще раз и еще. Майя и Хейли гладят меня по спине. В раздевалку врывается тренер Мейерс. – Картер… Хейли смотрит на нее и поясняет: – Это из-за Наташи. Тренер тягостно кивает. – Картер, сходи к мисс Лоуренс. Что? Она решила отправить меня к школьному психологу?.. Только не это. Все учителя знают про бедняжку Старр, на глазах у которой в десять лет убили лучшую подругу. Раньше я все время плакала, и они всегда твердили одно и то же: сходи к мисс Лоуренс. Я вытираю глаза. – Тренер, я в порядке… – Нет, не в порядке. – Она достает из кармана пропуск и дает его мне. – Поговори с ней. Тебе это поможет. Нет, не поможет. Поможет кое-что другое. Я беру пропуск, достаю из шкафчика рюкзак и выхожу в зал. Одноклассники наблюдают, как я в спешке ухожу. Крис окликает меня. Я ускоряюсь. Вероятно, они слышали, как я плачу. Шикарно. Что может быть хуже, чем озлобленная чернокожая девчонка? Слабая чернокожая девчонка. Когда я подхожу к кабинету директора, мои глаза и лицо окончательно высыхают. – Добрый день, мисс Картер, – здоровается профессор Дэвис, директор школы, и уходит, не дожидаясь моего ответа. Неужели он знает по именам всех учеников? А может, только чернокожих, как он сам? Как же бесит, что подобные мысли лезут в голову… Его секретарша, миссис Линдси, с улыбкой меня приветствует и спрашивает, чем может помочь. – Мне нужно позвонить, – говорю я. – Мне нехорошо, и я хочу, чтобы меня забрали. Я звоню дяде Карлосу. Родители стали бы задавать слишком много вопросов. Я должна как минимум потерять конечность, чтобы они забрали меня из школы. А дяде Карлосу достаточно и того, что у меня прихватило живот, – и вот он уже на подходе. «Проблемы по женской части» – после этих слов у него не остается вопросов. Мне везет – я звоню ему как раз в обеденный перерыв. Позднее, пока он отмечает в журнале, что забрал меня, я для пущего эффекта держусь за живот. А после мы выходим из здания, и он спрашивает, не хочу ли я замороженного йогурта. Я говорю, что хочу, и вскоре мы заезжаем в торговый центр неподалеку от Уильямсона. Это новенький мини-молл, который стоило назвать «Хипстерским раем»; здесь куча всего того, что в Садовом Перевале не сыщешь днем с огнем. Там есть и кафе с замороженным йогуртом, и хипстерский магазин повседневной одежды, и в то же время – «Джентельдог», где можно купить костюмчик для своей собаки. Костюм. Для собаки. Как будто я такая поехавшая, чтобы напяливать на Кира льняную рубашку с джинсиками… Чернокожие не писаются по своим собакам так, как белые… Мы наполняем стаканчики йогуртом, а когда подходим за топингами, дядя Карлос разражается йогуртовым рэпом: – У меня будет фро-йо, йоу. Фро-йо, йоу, йоу. Он так обожает фро-йо, что это даже умилительно. Вскоре мы идем под навес в углу – с лаймового цвета столиком и ярко-розовыми сиденьями (типичный декор йогуртового кафе). Дядя Карлос заглядывает ко мне в стаканчик. – Ты что, взаправду испоганила идеальный фро-йо хлопьями? – Чья бы корова мычала, – смеюсь я. – «Орео», дядя Карлос? Серьезно? И это даже не золотые «Орео», которые намного вкуснее, а самые обычные! Жесть какая-то. Он съедает ложку и говорит: – Странная ты. – Это ты странный. – Значит, живот прихватило? – спрашивает он. Черт. Я забыла о своем вранье. Я хватаюсь за живот и вздыхаю. – Угу. Сегодня что-то совсем плохо. Н-да, я точно знаю, кто в ближайшее время не возьмет «Оскар». Дядя Карлос разглядывает меня пристальным взглядом детектива. Я принимаюсь кряхтеть, и на этот раз получается убедительнее. Он поднимает брови. Тут у него в кармане звонит телефон. Дядя Карлос засовывает в рот ложку с йогуртом и смотрит на экран. – Твоя мама перезванивает, – бормочет он с ложкой во рту и зажимает телефон между плечом и ухом. – Привет, Лиз. Получила сообщение? Черт. – Ей нехорошо, – продолжает дядя Карлос. – У нее… Женские проблемы. Слов не разобрать, но мама говорит очень громко. Черт… Черт! Дядя Карлос кладет руку на шею, медленно и глубоко вздыхая. Когда мама на него кричит, он превращается в маленького мальчика, хотя и должен вести себя как старший. – Ладно-ладно. Я тебя услышал. На, лучше поговори с ней сама. Черт, черт, черт. Он передает мне динамитную шашку, ранее известную как телефон. Стоит мне сказать «алло», как мама взрывается вопросами: – Живот болит, Старр? Правда? – Очень сильно, мамуль, – вру я со стоном. – Сказок только мне не рассказывай. Я даже роженицей ходила учиться! Я столько денег отдаю за твое обучение в Уильямсоне, а ты уходишь с уроков из-за живота. Я почти решаюсь сказать, что вообще-то получаю стипендию, но даю заднюю… Иначе мама станет первым человеком в истории, который сумел ударить собеседника по телефону. – Что-то случилось? – спрашивает она. – Нет. – Это из-за Халиля? Я вздыхаю. Завтра в это же время я увижу его в гробу. – Старр? – Ничего не случилось. На фоне слышно, как маму зовет мисс Фелисия. – Слушай, мне надо идти, – говорит она. – Карлос отвезет тебя домой. Закрой дверь, никуда не выходи и никого не впускай, поняла? Это не только советы по выживанию в условиях зомби-апокалипсиса, но и стандартные правила безопасности для детей, которые остаются без присмотра в Садовом Перевале. – Сэвена с Секани тоже не впускать? Круто! – Ого, у нас тут шутница на проводе. Ну, зато теперь я точно знаю, что у тебя все в порядке. Позже поговорим. Люблю тебя. Чмок! Нужно иметь особый характер, чтобы разозлиться на кого-то, обругать его, а потом сказать, что ты его любишь, и все это за пять минут. Я отвечаю маме, что тоже ее люблю, и возвращаю телефон дяде.