– Я никогда не видела, чтобы он продавал или употреблял наркотики. – Но как ты считаешь? – спрашивает она. – Он никогда мне ничего об этом не говорил, – отвечаю я, ведь это правда. Сам Халиль мне не признавался. – Но ты хоть что-нибудь об этом слышала? – Что-то слышала. Это тоже правда. Она вздыхает. – Ясно. Ты знаешь, состоял ли он в банде «Королей»? – Нет. – А в банде «Послушников из Сада»? – Нет. – Ты употребляла алкоголь на вечеринке? Этот прием я знаю по «Закону и порядку». Она пытается меня дискредитировать. – Нет. Я не пью. – А Халиль? – Так, секундочку, – перебивает мама. – Вы пытаетесь отдать под суд Старр с Халилем или копа, который его убил? Уилкс отрывается от своих записей. – Я не совсем вас понимаю, миссис Картер, – бормочет Гомез. – Пока что вы не задали моей дочери ни одного вопроса о том копе, – говорит мама. – Вы все время спрашиваете ее про Халиля, словно это он виноват в своей смерти. Старр уже сказала: сам он в себя не стрелял. – Мы просто хотим восстановить полную картину происшедшего, миссис Картер. Только и всего. – Сто-пятнадцать убил Халиля, – говорю я. – А Халиль не сделал ничего плохого. Что еще вам нужно знать? Пятнадцать минут спустя мы с мамой покидаем полицейский участок. И обе понимаем одно: нас ждет не расследование, а фикция. Семь Похороны Халиля пройдут в пятницу. Завтра. Ровно через неделю после его смерти. В школе я стараюсь не думать о том, как он будет выглядеть в гробу, сколько придет людей, как он будет выглядеть в гробу, знают ли другие, что я была рядом, когда он погиб… Как он будет выглядеть в гробу. У меня не получается об этом не думать. В понедельник в вечерних новостях наконец раскрывают подробности убийства и назвают Халиля по имени, но при этом навешивают на него ярлык: Халиль Харрис, подозреваемый в торговле наркотиками. А еще никто не удосуживается упомянуть, что он был безоружен. Говорят лишь, что «неизвестного свидетеля» уже допросили и что полиция по-прежнему ведет расследование. Я не до конца понимаю, что еще можно «расследовать» после моих показаний. В спортзале все уже переоделись в форменные синие шорты и золотые футболки Уильямсона, но урок еще не начался. Чтобы убить время, кое-кто из девчонок вызывает парней посоревноваться в баскетболе. Они играют на ползала, и под ногами у них скрипят полы. Девчонки постоянно взвизгивают «Ну хва-а-атит!», когда парни их перекрывают. Это флирт по-уильямсонски. Хейли, Майя и я сидим на трибуне в другом конце зала. Внизу перед нами парни, так сказать, танцуют – оттачивают движения к выпускному. «Так сказать» – потому что подобную фигню и танцем-то не назовешь. У Райана, бойфренда Майи, еще кое-как получается, при том что он просто стоит и делает даб[50], свое фирменное движение. Он крупный и широкоплечий лайнбекер[51], так что выглядит малость смехотворно, но в том и преимущество быть единственным чернокожим парнем в классе: можешь дурачиться сколько влезет и все равно оставаться крутым. Крис сидит в нижнем ряду. Он включил на телефоне один из своих миксов для танцующих парней и поглядывает на меня через плечо. Однако по бокам у меня два телохранителя, которые и близко его не подпустят: с одной стороны Майя, весело подначивающая Райана, а с другой – Хейли, которая ржет над Люком и снимает его на телефон. И они обе до сих пор злы на Криса. А я, если честно, нет. Он совершил ошибку, и я его прощаю – причем во многом благодаря его готовности опозориться перед всей школой и «Принцу из Беверли-Хиллз». Правда, в тот миг, когда он схватил меня за руки, я словно вернулась в ту самую ночь и внезапно по-настоящему, по-настоящему осознала, что Крис белый. Как Сто-пятнадцать. Да, я понимаю, что сижу рядом со своей белой лучшей подругой, но иметь белого парня – это почти то же, что показать Халилю, папе, Сэвену и всем остальным чернокожим парням в моей жизни средний палец. Крис нас не останавливал, не стрелял в Халиля, но что, если, встречаясь с ним, я предаю саму себя?.. На этот вопрос мне только предстоит найти ответ. – Боже мой, какая же тошниловка, – морщится Хейли. Она перестала снимать и отвлеклась на игру. – Они даже не пытаются. Совсем не пытаются. Мяч пролетает мимо кольца – целилась в него Бриджит Холлоуэй. Либо у нее проблемы с координацией, либо она промазала специально, потому что теперь Джексон Рейнольдс показывает ей, как нужно бросать мяч. И буквально трется об нее. Да еще и без футболки. – Не знаю, что хуже, – фыркает Хейли. – То, что парни поддаются им, потому что они девчонки, или то, что девчонки позволяют себе поддаваться. – Даешь равноправие в баскетболе! Да, Хейлс? – подмигивает ей Майя. – Да! Погоди-ка… – Хейли с подозрением на нее косится. – Ты надо мной смеешься или говоришь серьезно, Коротышка? – И то и другое, – улыбаюсь я, опершись на локти, и из-под футболки у меня выглядывает живот – мой «обеденный малыш». Мы только поели, и на обед была жареная курица – одно из тех блюд, которые в Уильямсоне готовят как надо. – Они ведь просто так играют, Хейлс, – говорю я ей. – Ага. – Майя гладит меня по животу. – Когда рожать будешь? – В один день с тобой. – О-о-о-о-о-о! Будем воспитывать наших обеденных отпрысков как родных братьев. – Скажи! Своего я назову Фернандо, – говорю я. – Почему Фернандо? – спрашивает Майя. – Хрен знает. Звучит как имя для обеденного малыша. Особенно если как следует прорычать букву «р». – А я рычать не умею. Она пытается, но изо рта у нее вырывается какой-то странный звук, и во все стороны летит слюна. Я ржу. Хейли показывает пальцем на площадку. – Нет, вы только посмотрите! Вот из-за таких, как они, и появилась фраза «играет как девчонка», с помощью которой мужчины принижают женщин! При том что мы играем не хуже них! Боже мой. Ее действительно это расстраивает. – Долго не жди! – кричит она кому-то из девчонок. Майя встречается со мной взглядом, и ее глаза лукаво блестят – все в точности как в средней школе. – Когда ведешь один![52] – вопит Майя. – И не зеваем, не спим! – подхватываю я. – И не зеваем, не спим! – Не дремлем, когда бросок необходим! – Иначе не победим! – скандирую я. Это песня «Ты владеешь мячом» из «Классного мюзикла». Теперь она застрянет у меня в голове на всю неделю. Мы были одержимы «Классным мюзиклом» в то же время, когда и Jonas Brothers. «Дисней» тогда обобрал наших родителей как липку. Мы уже не сдерживаемся и поем вовсю. Хейли с трудом делает вид, что сердится. А потом фыркает. – Пошли! – Она встает и тянет нас с Майей за собой. – И не зеваем, не спим! А я думаю: «Ага, значит, ты можешь потащить меня играть в баскетбол в приступе феминизма, но фолловить мой тамблер с фотками Эмметта Тилла – нет?» Не знаю, почему так сложно поднять эту тему. Это же просто тамблер. С другой стороны, это же тамблер. – Эй! – кричит Хейли. – Мы тоже хотим пограть. – Нет, не хотим, – бормочет Майя, и Хейли пихает ее локтем. Я тоже не хочу, но по какой-то причине решения в нашей группе принимает Хейли, а мы с Майей лишь плетемся следом. Не то чтобы мы изначально так задумывали. Просто случается одно, потом другое, и в один прекрасный день ты вдруг осознаешь, что в вашей компании есть лидер, и это не ты. – Дамы, прошу. – Джексон кивком подзывает нас на площадку. – Для красивых девчонок место всегда найдется. Мы постараемся вас не покалечить. Хейли смотрит на меня, я смотрю на нее, и выражения лиц у нас у обеих каменные. Мы оттачивали их с пятого класса: рот слегка приоткрыт, и мы еле держимся, чтобы не закатить глаза.