Почему Оливия не сказала ему, где остановится? Но ведь теперь очевидно, разве не так, старина Мэтт? Перед глазами у него встала красная пелена. Хватит! Он позвонил ей в офис, но нарвался на автоответчик: «Привет, это Оливия Хантер. Меня не будет до пятницы. Если у вас что-нибудь важное, свяжитесь с моей помощницей Джейми Сью, ее номер шесть-четыре-четыре…» Так Мэтт и поступил. Джейми ответила после третьего гудка: — Офис Оливии Хантер. — Привет, Джейми, это Мэтт. — Привет, Мэтт. Обеими руками он держал руль и говорил через микрофон — это всегда производит странное впечатление, точно какой-то сумасшедший болтает сам с собой. Когда говоришь по телефону, надо держать его в руке. — У меня к тебе один вопрос. — Слушаю. — Ты не знаешь, в каком отеле остановилась Оливия? Она не ответила. — Джейми? — Да. Могу посмотреть, если ты подождешь немножко. Есть тут один номер, она оставила на тот случай, если вдруг у какого клиента возникнет что-нибудь срочное. Главное, чтобы Джейми не уловила отчаяния в его голосе. Если он скажет, что пытался дозвониться жене и нарвался на автоответчик, Джейми удивится, почему он просто не мог подождать, пока Оливия ему перезвонит. Он пытался сочинить какой-нибудь убедительный предлог. — Да, знаю, — произнес Мэтт. — Но я хотел послать цветы. Сделать сюрприз. — О, понимаю! — В ее голосе энтузиазма не звучало. — По какому-то особому поводу? — Нет. — Затем он небрежно добавил: — Но, черт побери, медовый месяц у нас все продолжается. — И фальшиво хохотнул. Неудивительно, что Джейми не засмеялась в ответ. Возникла долгая пауза. — Ты еще там? — спросил Мэтт. — Да. — Так где она остановилась? — Ищу, ищу. — Он слышал приглушенное щелканье по клавиатуре компьютера. — Мэтт? — Да? — Тут у меня еще звонок. Давай я сама тебе перезвоню? — Конечно. Ему уже совсем не нравилось все это. Он продиктовал Джейми номер своего мобильника и отключился. Что, черт побери, происходит? Телефон завибрировал. Мэтт взглянул на определитель номера. Звонили из офиса. Роланда даже не потрудилась поздороваться. — У нас проблема, — с ходу заявила она. — Ты где? — Только что свернул на шоссе семьдесят восемь. — Разворачивайся. Езжай на Вашингтон-стрит. Эву выселяют из дома. Он выругался. — Кто? — Пастор Джил заявилась к ней с двумя своими сыновьями-громилами. Они угрожали Эве. Пастор Джил. Женщина, получившая пасторскую лицензию онлайн, устроительница «благотворительных организаций», в которых подростки оставались при ней до тех пор, пока на них выдавались продовольственные талоны. Мошенничество и обман бедных там никак не порицались. Мэтт резко свернул вправо. — Еду! — бросил он в трубку. Через десять минут он притормозил на Вашингтон-стрит. Район располагался неподалеку от Бранч-Брук-парка, ребенком Мэтт играл там в теннис. Он играл вполне прилично, родители даже ездили вместе с ним на турниры в Порт-Вашингтон на уик-энды. Мэтт попал в десятку самых перспективных теннисистов в возрасте до четырнадцати лет. Но семья перестала приезжать в Бранч-Брук. Мэтт так и не понял, что случилось с Ньюарком. Это была чудесная, процветающая община. Но постепенно, в пятидесятые и шестидесятые годы, самые богатые обитатели начали переезжать на окраины, что было вызвано вполне естественными причинами. Подобное происходило повсюду. И вот центр Ньюарка опустел. Те, кто переехал, пусть даже на несколько миль, уже никогда не вернулись. Отчасти то было вызвано уличными волнениями в конце шестидесятых. Отчасти — просто расизмом. Но за всем этим стояло что-то еще, гораздо худшее, вот только Мэтт так и не понял, что именно. Он вышел из машины. В этом районе проживали в основном афроамериканцы. И большинство его клиентов тоже были афроамериканцами. Мэтт немало размышлял на эту тему. В тюрьме он часто слышал слово на букву «н»[28]. Он и сам его произносил, чтобы не выделяться среди остальных, и со временем оно стало казаться ему менее отталкивающим, хотя именно это, конечно, и было самым отталкивающим. В конце концов Мэтт был вынужден предать то, во что некогда верил, — в либеральную местечковую ложь о том, что цвет кожи ничего не значит. В тюрьме цвет кожи значил все. И здесь, на свободе, цвет кожи тоже значил почти все, хотя это и выражалось в несколько иной форме. Он оглядел сцену действия, и в глаза ему сразу бросился интересный образчик граффити. На старой кирпичной стене кто-то вывел два слова огромными, высотой в четыре фута, буквами: СУКИ ЛГУТ! В иных обстоятельствах Мэтт не стал бы останавливаться и изучать это произведение изобразительного искусства. Сегодня он сделал это. Буквы красные, наклонные. Даже если читать не умеешь, непременно ощутишь в этих словах ярость. Мэтт подумал об авторе надписи: интересно, что толкнуло его на подобный способ самовыражения? Может, это просто акт вандализма или первый шаг к чему-то более разрушительному и страшному? Он двинулся к дому, где проживала Эва. Возле него стоял загруженный до отказа «Мерседес 560» пастора Джил. Один из ее сыновей дежурил возле машины — стоял, скрестив руки на груди. Лицо у него было хмурое. Мэтт оглядел окрестности. Все соседи высыпали из домов и околачивались поблизости. Чей-то малыш лет двух сидел на старой газонокосилке. Видимо, ее использовали в качестве прогулочной коляски. Мать его что-то бормотала себе под нос. Люди смотрели на Мэтта — белый человек для них, конечно, не новость, однако любопытно, зачем он забрел в их края. Сыновья пастора Джил грозно уставились на него. Улица притихла. Прямо как в вестерне. Зеваки приготовились к шоу. — Что вы тут делаете? — спросил Мэтт. Братья, очевидно, были близнецами. Один следил за Мэттом, другой грузил коробки в «мерседес». Мэтт даже глазом не моргнул и, продолжая улыбаться, подходил все ближе и ближе. — Я хочу, чтобы вы прекратили это. Немедленно. — А ты кто такой? — спросил тот, что стоял со скрещенными руками. Вышла пастор Джил. Посмотрела на Мэтта, тоже нахмурилась. — Вы не имеете права выбрасывать ее на улицу, — произнес Мэтт. Пастор Джил окинула его надменным взглядом: — Эта резиденция принадлежит мне. — Нет, не вам. Государству. Вы лишь претендуете на нее для устройства здесь благотворительного жилья для молодежи. — Эва не соблюдает правила. — Какие именно? — Мы религиозная организация. У нас строгие моральные принципы. Эва нарушила их. — Каким образом? Пастор Джил усмехнулась: — Боюсь, это не вашего ума дело. Как, кстати, ваша фамилия? Ее сыновья обменялись выразительными взглядами. Один поставил коробку с вещами Эвы на землю. И оба развернулись к нему. Мэтт указал на «мерседес» пастора: — Неплохая тачка. Братья двинулись в его сторону. Один вышагивал, набычившись. Другой сжимал и разжимал кулаки. Мэтт напрягся и почувствовал, как в ушах зашумела кровь. Странно, но гибель Стивена Макграта — результат досадной «промашки» — не научила его бояться насилия. Если бы той ночью он вел себя более агрессивно, а не менее… Впрочем, какое теперь это имеет значение? Мэтт получил важный урок физического противостояния: тут никто ничего не может предсказать. Обычно побеждает тот, кто нанес первый удар. Обычно побеждает более крупный и сильный. Но если уж драка разгорелась и бойцы охвачены яростью, произойти может все, что угодно. — Ты кто такой? — спросил парень с бычьей шеей. Мэтт не стал рисковать. Вздохнул и достал мобильник с камерой. — Боб Смайли. Девятый новостной канал.