— Как так? — Это ниточка. До сих пор Сандра была тупиковой версией. Теперь мы знаем: каким-то боком она все-таки причастна. — И что ты будешь делать? — Не знаю, — отозвалась Грейс. — Наверное, позвоню ей снова и спрошу, в чем дело. Они попрощались, Грейс нажала отбой. Она ехала, прокручивая в голове различные сценарии. В плеере заиграли «Проблему». Впереди показалась заправка «Эксон». В Нью-Джерси не было самообслуживания, и Грейс несколько секунд просидела в «саабе», пока сообразила, что бензин придется наливать самой. Она купила в мини-маркете бутылку холодной воды, а сдачу бросила в банку для сбора пожертвований. Ей хотелось получше обдумать новую ниточку, протянувшуюся к сестре Джека, но на глубокий анализ не было времени. Номер юридической фирмы «Бертон и Кримштейн» Грейс помнила. Достав телефон, она набрала ряд цифр. Трубку сняли через два звонка; Грейс попросила соединить ее с линией Сандры Ковал и удивилась, когда ответила сама Сандра: — Алло? — Вы мне солгали. В трубке повисла пауза. С бутылкой воды под мышкой Грейс шагала к машине. — Разговор длился девять минут. Вы с Джеком разговаривали. Молчание. — Сандра, что происходит? — Не знаю. — Зачем Джек вам звонил? — Слушайте, я кладу трубку, и не пытайтесь мне больше звонить… — Сандра! — Вы говорили, что Джек вам уже позвонил? — Да. — Мой вам совет — дождитесь, пока он позвонит снова. — Я не прошу ваших советов, Сандра. Я хочу знать: что он вам сказал? — По-моему, вы должны прекратить. — Что прекратить? — Вы сейчас на мобильном? — Да. — А где вы? — На заправке в Коннектикуте. — Где?! — Сандра, я хочу, чтобы вы меня выслушали. — В трубке послышался оглушительный треск. Грейс пришлось переждать. — Вы последняя, кто говорил с моим мужем до его исчезновения. И вы мне солгали. И по-прежнему не хотите открыть содержание разговора. Почему я должна вам что-то отвечать? — Справедливо. А теперь послушайте меня, Грейс. Я сейчас повешу трубку, а вам настоятельно советую: поезжайте домой и позаботьтесь о детях. Связь оборвалась. Грейс уже сидела в машине. Она нажала повторный набор и попросила соединить ее с офисом Сандры. Никто не ответил. Она попробовала снова — то же самое. Что теперь? Снова к ней съездить? Через две мили после заправки Грейс увидела указатель — «Центр социальной поддержки „Звездный свет“». В годы ее детства и юности дома престарелых размещались в кирпичных неоштукатуренных одноэтажных зданиях — яркий пример преобладания содержания над формой, — напоминавших… начальную школу. Увы, жизнь циклична: все начинается в таких вот зданиях и там же заканчивается. Виток, виток, еще виток, круг замкнулся. Но центр социальной поддержки «Звездный свет» напоминал трехэтажную гостиницу в псевдовикторианском стиле — с башенками, террасами, нарисованными ярко-желтой краской дамами прежних времен, правда с безобразным алюминиевым сайдингом. Газон был ухожен настолько, что казался ненатуральным, пластиковым. Здешней обстановке пытались придать веселенький, жизнерадостный вид, но перестарались, эффект получился как от «Диснейленда» в Эпскот-центре — прелюбопытная копия, которую, однако, нельзя принять за оригинал. На крыльце-террасе в кресле-качалке старуха читала газету. Она пожелала Грейс доброго утра; та ответила и толкнула дверь. В вестибюле явно старались воссоздать обстановку отеля минувшей эпохи: повсюду висели картины маслом в безвкусных рамах — таких полно на распродажах «Холидей инн»: все по девятнадцать долларов девяносто девять центов. Сразу становилось понятно: это репродукции классических работ, даже если вы никогда не видели ни «Завтрака гребцов» Ренуара, ни «Ночных ястребов» Хоппера. В холле было неожиданно многолюдно: он был полон стариков разной степени полуразрушенности. Одни передвигались без помощи, другие ковыляли, кто-то — опираясь на трость, кто-то с помощью костылей, остальные сидели в инвалидных креслах. Большинство обитателей «Звездного света» держались бодро; меньшинство мирно подремывали. Холл был чистым и светлым, но здесь чувствовался запах старости: так пахнет древний заплесневелый диван. Запах пытались заглушить вишневыми ароматизаторами в виде деревца, которые любят вешать в такси, но некоторые амбре не перебить ничем. Единственная молодая особа здесь — девушка лет двадцати с небольшим — сидела за письменным столом того же стиля, что и вся обстановка, но по виду купленным в «Бомбей компани». Она приветливо улыбнулась Грейс. — Доброе утро, я — Линдси Барклай. Грейс узнала голос вчерашней собеседницы. — Я приехала к мистеру Додду. — Бобби у себя. Второй этаж, комната двести одиннадцать. Я вас провожу. Линдси была привлекательна прелестью молодости. Так энергично и улыбчиво держатся исключительно невинные девушки и вербовщики некоего культа. — Вы не возражаете подняться по лестнице? — спросила она. — Отнюдь. Попадавшиеся навстречу им обитатели «Звездного света» останавливались и здоровались. Линдси находила минуту для каждого, радостно отвечая на приветствия. Игра на публику, не без цинизма отметила Грейс. Однако Линдси всех знала по именам и не скупилась на теплые фразы, отчего старики на глазах расцветали. — У вас здесь в основном женщины, — сделала заключение Грейс. — Когда я училась в школе, нам говорили, что в домах престарелых женщин в пять раз больше, чем мужчин. — Ничего себе… — Да. Бобби шутит, что всю жизнь мечтал попасть в малинник. Грейс усмехнулась. Линдси махнула рукой: — О, это лишь разговоры. Его жена — он зовет ее «моя Моди» — умерла почти тридцать лет назад, и с тех пор Бобби, по-моему, не взглянул ни на одну женщину. Они замолчали. Коридор был выкрашен зеленым и розовым, стены увешаны узнаваемыми работами: репродукции Нормана Роквелла, собаки, играющие в покер, черно-белые кадры из кинохитов: «Касабланка» и «Незнакомцы в поезде». Грейс шла прихрамывая. Линдси заметила ее хромоту — Грейс ловила на себе ее осторожные взгляды, — но, как большинство сделало бы на ее месте, тактично промолчала. — У нас в «Звездном свете» кварталы, — пояснила Линдси. — Мы так называем коридоры. Каждый оформлен в своем стиле, этот, например, Ностальгия. По-моему, жильцам это нравится. Они остановились. На табличке у двери справа было написано «Додд». Линдси постучала: — Бобби! Никто не ответил. Линдси нажала ручку, и дверь открылась. Они вошли в маленькую, но удобную комнату. Справа была крохотная кухонька. На кофейном столике стояла черно-белая фотография очень красивой женщины, похожей на Лену Хорн, повернутая так, чтобы было видно и от двери, и с кровати. Даме на портрете было лет сорок, но можно было с уверенностью сказать, что снимок старый. — Это его Моди. Грейс кивнула, на секунду засмотревшись на фотографию в серебристой рамке, — ей снова вспомнился «ее Джек». В первый раз она допустила до сознания невозможное: не исключено, что Джек никогда не вернется. Именно об этом Грейс избегала думать с той самой минуты, как услышала звук мотора универсала. Возможно, она никогда больше не увидит Джека, не обнимет его, не засмеется его старым шуткам и — здесь эта мысль сама просилась в голову — не состарится вместе с ним. — Вам нехорошо? — Нет, все в порядке. — Должно быть, Бобби у Айры в Воспоминаниях, они часто режутся в карты. — Воспоминания — это тоже… э-э… квартал? — Нет, Воспоминаниями мы называем третий этаж. Там у нас жильцы с болезнью Альцгеймера. — О-о… — Айра не узнает своих детей, но попробуйте выиграть у него в пинакль! Они вышли в коридор. Рядом с дверью Бобби Додда Грейс заметила много фотографий. На стене висела рамка-коробка, в каких обычно выставляют сувениры. У Додда в ней были армейские медали, побуревший от времени бейсбольный мяч, фотографии разных времен и снимок его убитого сына. Такой же Грейс видела вчера в Интернете. — Аллея памяти, — сказала Линдси. — Вернее, коробка. — Мило, — произнесла Грейс, не зная, что еще сказать. — У каждого пациента такая висит возле двери. Это способ рассказать другим о себе.