— И еще одно, Мэтт. — Что? — Ты говорил, это личное? Ну, то, что связано с Тэлли? — Да. — Тогда ты в глубокой заднице. Мэтт являлся членом сообщества при Ньюаркском музее. На входе он махнул своим членским билетом, но необходимости в том не было. Охранники знали его в лицо. Он кивнул им и прошел. Посетителей утром было по пальцам перечесть. Мэтт направился в западное крыло, где находилась галерея изобразительного искусства. Прошел мимо нового приобретения музея, пестрого живописного полотна Уосене Уорке Косрофа, и поднялся на второй этаж. Она была там одна. Он увидел ее издали. Стояла она там, где всегда, — перед полотном Эдварда Хоппера. Голова слегка наклонена влево. Очень привлекательная женщина лет шестидесяти, ростом около шести футов, с высокими скулами и красиво уложенными светлыми волосами, какие бывают только у состоятельных женщин. Ухоженная, стройная и одета безупречно. Звали ее Соня Макграт. Она была матерью Стивена Макграта, юноши, которого убил Мэтт. Итак, Соня, как всегда, ждала его у полотна Хоппера. Работа называлась «Театр Шеридана», и художнику удалось выразить невероятное отчаяние и одиночество, которое могло овладеть человеком в полупустом зрительном зале. Удивительно. На свете существовало множество знаменитых картин с изображением ужасов войны, смерти, разрушений, но в этом на первый взгляд простом полотне Хоппера с почти пустым театральным балконом крылась душераздирающая отрешенность, которая так много говорила им обоим. Соня Макграт услышала его шаги, но от картины не отвернулась. Мэтт прошел мимо Стэна, охранника, работавшего на этом этаже с утра по четвергам. Они обменялись беглыми улыбками и кивками. Интересно, что думает Стэн о его тихих рандеву с этой привлекательной пожилой женщиной? Мэтт приблизился, встал рядом с Соней и взглянул на картину. Она словно исполняла роль слегка замутненного зеркала. И он увидел в нем две одинокие фигуры. Довольно долго оба они молчали. Мэтт покосился на профиль Сони Макграт. Однажды он видел в газете ее фотографию, в воскресной «Нью-Йорк таймс», в разделе «Стиль». Соня Макграт была дамой светской. И на том снимке улыбалась просто ослепительно. Мэтт ни разу не видел у нее такой улыбки при личном общении и втайне думал, что существовать она может лишь на пленке. — А ты неважно выглядишь, — промолвила Соня. Она не смотрела на него, — по крайней мере, он этого не заметил, однако кивнул. Соня видела его насквозь и на расстоянии. Их отношения — если этот термин, «отношения», здесь вообще уместен — начались через несколько лет после выхода Мэтта из тюрьмы. Зазвонил телефон, он поднял трубку. А там молчание. Неизвестный не отключался, но и не произносил ни слова. Мэтт надеялся услышать хотя бы дыхание, но нет. Полная тишина. И неким непостижимым образом он все же догадался, кто ему звонит. Когда она позвонила в пятый раз, Мэтт собрался с духом, откашлялся и сказал: — Простите меня. В трубке долго молчали, потом Соня проговорила: — Расскажите, что там на самом деле произошло. — Я уже рассказывал. В суде. — А теперь расскажите мне. Все. Мэтт попытался. Это заняло довольно много времени. А когда закончил, она повесила трубку. На следующий день Соня позвонила снова. — Хочу рассказать вам о своем сыне. И рассказала. Теперь Мэтт знал о Стивене Макграте больше, чем хотел. Стив уже не был для него просто мальчишкой, ввязавшимся в драку, бревном, застрявшим на рельсах, из-за которого вся жизнь Мэтта Хантера полетела под откос. У Стивена Макграта были две младшие сестры, они обожали брата. Он любил играть на гитаре. И вообще был таким хипповатым пареньком — унаследовал это от матери, со смешком добавила Соня. Умел слушать, так утверждали его друзья. Если у них возникала проблема, шли к Стивену. Без особых стараний он всегда оказывался в центре внимания. Был терпелив, снисходителен. Всегда готов посмеяться шутке. Неприятность с ним случилась лишь раз — полиция застукала его с дружками на заднем дворе школы, ребята распивали спиртное. Но в драки он не ввязывался никогда, даже ребенком, и, похоже, страшно боялся любых проявлений физического насилия. Во время того же телефонного разговора Соня спросила его: — Известно ли вам, что он не был знаком ни с одним из парней — участников той драки? — Да. Она вдруг заплакала. — Так зачем влез? — Не знаю. Личное знакомство состоялось три года назад здесь, в музее. Они пили кофе и почти не беседовали. Через несколько месяцев остались на ланч. Так с тех пор и повелось: они встречались каждый второй четверг, утром, перед картиной Хоппера. И ни один из них ни разу не пропустил встречи. Сначала они никому об этом не сообщали. Муж и дочери Сони просто не поняли бы. Да и каждый из них тоже вряд ли до конца понимал. Мэтт ни за что бы не мог объяснить, почему эти встречи так много для него значат. Большинство людей решили бы, что им движет чувство вины, он делает это для Сони, демонстрируя раскаяние. Но они заблуждались. В течение двух часов — именно столько длились их свидания — Мэтт ощущал себя странно свободным. Ему было больно, в эти моменты он как бы обретал всю остроту чувств. Он не знал, что извлекает из встреч Соня, но догадывался, что примерно то же самое. Они говорили о той ночи. Каждый рассказывал о своей жизни. Говорили о робких шагах, об ощущении, что земля в любой миг может уйти из-под ног. Соня так ни разу и не сказала ему: «Я прощаю тебя». Ни разу не сказала, что произошло это не по его вине, что то был просто несчастный случай. Соня двинулась вперед по коридору. Мэтт смотрел на картину еще секунду или две и последовал за ней. Они спустились в атриум. Взяли по чашечке кофе, уселись за «свой» столик. — Итак, — начала она, — расскажи мне, что происходит. Она говорила это не из вежливости или желания растопить лед. И это не относилось к расхожему «как поживаете». Мэтт рассказал ей все. Этой женщине, Соне Макграт, он мог сказать то, что никогда не говорил ни одной живой душе. Он никогда не лгал ей, не вилял, не умалчивал ни о чем. Но вот он закончил, и Соня спросила: — Ты думаешь, у Оливии роман? — Ну, доказательства налицо. — Но? — Но я давно уже понял, что по доказательству редко можно представить общую картину. Соня кивнула. — Ты должен позвонить ей опять. — Звонил. — И в отель тоже? — Да. — Ее там нет? — Во всяком случае, не зарегистрирована. — Но в Бостоне два отеля «Риц-Карлтон». — Я в оба звонил. — Ага. — Она откинулась на спинку стула, подперла ладонью подбородок. — Значит, Оливия солгала тебе. — Да. Соня призадумалась. С Оливией она не была знакома, но знала о ней по рассказам Мэтта больше, чем кто-либо. Она нахмурилась. — Что? — спросил Мэтт. — Просто пытаюсь найти приемлемое объяснение ее поведению. — И? — Пока не нашла. — Она пожала плечами, отпила глоток кофе. — Лично мне ваши отношения с Оливией всегда казались странными. — Почему? — Хотя бы потому, что ты не мог выбросить ее из головы целых десять лет, и это после одной ночи. — Это была не просто ночь. И мы с ней не спали. — Видимо, в том все и дело. Если люди спят вместе, это может разрушить очарование. Почему-то люди считают, что занятие любовью — самая интимная в мире вещь. На самом деле они ошибаются. Мэтт ждал продолжения. — Вообще-то, странное совпадение, — сказала Соня. — Какое совпадение? — У Кларка тоже роман. Мэтт не стал уточнять, догадка ли это, или она знает наверняка.