Наконец он обратился к мадам Арбур: — Чем занимается ГХС Инжиниринг в Люксембурге? — Не дождавшись от нее ответа, он сказал: — Строит фуникулер, верно? — Но про фуникулер нет ни одной истории, Арман, — сказал Пино. — Да, — ответил Гамаш. — Пока нет. Зато есть вот что. Он прочел короткую новость из Чикаго о лифте, который пролетел тридцать два этажа и убил двух человек, находившихся в кабине. Он поднял голову и посмотрел на часы. У него оставалось чуть больше трех часов. Северин Арбур увидела, что он идет к ней, и попятилась, но он прошел мимо нее, словно в трансе, и начал расхаживать по читальному залу. Почти по-звериному. Как большая кошка в клетке. В поисках выхода. Взад-вперед. Взад-вперед. «Что сказал Клод Дюссо? Думай. Думай. Спокойно. Спокойно. Думай. Думай». С каждым шагом вперед он мысленно возвращался назад. К тому, что сказал глава Парижской префектуры, когда они сидели в коридоре section d’urgence[83]. Потом, позднее, над телом Александра Плесснера. В своем кабинете в Тридцать шестом и в номере «Лютеции». За ужином у них дома прошлым вечером. Во время их разговора у фонтана. Во время их короткого разговора в доме Стивена, когда они поднимались к Даниелю и людям, удерживающим его. Арман сунул руки в карманы. Правой рукой нащупал пистолет. Оружие почти наверняка подложил ему Клод Дюссо. Или кто-то по приказу Дюссо. В другом кармане он нащупал две монетки. Соединенные магнитной силой, более мощной, чем все иное, известное инженерам. Известное в инженерном и проектном деле. Эти монетки были брошены в фонтан. Рукой Дюссо. Куда бы ни посмотрел Гамаш, всюду был префект. Несмотря на все усилия Гамаша не поддаваться на манипуляции, не поддался ли он им на самом деле? Думая, что прокладывает свой собственный путь, не шел ли он у кого-то на поводу? На поводу у Дюссо? Гамаш продолжал ходить по залу, погруженному в полумрак, освещенному только пятнами света у каждого компьютерного терминала. Время истекало, но он не мог спешить. Терпение. Терпение. С терпением приходит сила. Ему нужно думать. Думать. Разглагольствуя о самонадеянности Гамаша, Дюссо потребовал объяснить ему, в чем разница между смертями, вызванными деятельностью ГХС, и смертями, причиной которых стали другие отрасли промышленности. Там, где людей убивали десятками тысяч, и это сходило им с рук. Убивали у всех на виду. Авиалинии, перевозившие пассажиров на самолетах, которые были опасны. Фармацевтические компании, которые оставляли в продаже опасные лекарства. Вся табачная промышленность. Лифты, падающие на землю. Инженеры, использовавшие некачественные материалы. Гамаш резко остановился и уставился в темноту. Потом повернулся к остальным, сидевшим в пятнах света и смотревшим на него. Некачественные материалы. Это они были причиной падения лифтов. Причиной падения самолетов. Причиной схода поездов с рельсов. Проблема состояла не в проектах, а в материалах. Неодим. В каждую из дат, отмеченных Стивеном, произошла та или иная крупная авария. Включая первую — сход поезда с рельсов, о котором написала Аник Гуардиола. Он повернулся к Арбур и впился в нее взглядом. Его лицо побледнело. Глаза были широко открыты. — Эти несчастные случаи, — сказал он, проходя мимо Арбур к терминалу Пино. — Вот что расследовала ваша журналистка в самом начале. Вот почему ее убили. Она задавала слишком много вопросов. Я ошибался. Вовсе не Стивен привлек Плесснера. Наоборот, это Плесснер привлек Стивена. Это он продиктовал Стивену даты. Гамаш сел и принялся проматывать истории АФП обратно. — Падение самолета восемнадцать месяцев назад, — сказал он. — И еще одно, четыре месяца спустя, это следующая дата. — Он вывел на экран нужную страницу. — Разные авиалинии, разные марки самолетов. Во втором случае погибли двести тридцать человек. Эти аварии кажутся ничем не связанными, но что, если это не так? Посмотрите: взорвавшиеся автомобили, охваченные пламенем. И опять разные модели. Обрушение моста зимой в Альпах. Отказ страховочного механизма лифта. Расследования каждого из так называемых несчастных случаев, даже крушения самолета, не привели ни к каким убедительным выводам и заглохли сами по себе. — Так называемых несчастных случаев? — переспросила мадам де ла Гранжер. — Вы считаете, что это были диверсии? Или даже террористические атаки? — Нет, — сказал Гамаш, глядя на экран. — Я думаю, что первое происшествие — сход поезда с рельсов в Колумбии — действительно было несчастным случаем. Да и остальные происшествия нельзя назвать преднамеренными. По крайней мере, нельзя назвать их целенаправленными. Но в то же время они были неизбежны. — Что вы хотите сказать? — спросил Пино. — Он говорит, что ГХС несет ответственность за все эти несчастные случаи, — объяснила Аллида Ленуар. — Или как уж их там называть. — Я хочу сказать, что все эти годы с того дня, как в Колумбии поезд сошел с рельсов, компания знала, что что-то не так. Но ничего не сделала, чтобы устранить причину, — сказал Гамаш. — Я предполагаю, что ГХС Инжиниринг использует неодим для изготовления чего-то обычного. Настолько обычного, что оно применяется повсеместно. Он вернулся к истории с крушением самолета. — Что происходит с самолетом на высоте тридцати пяти тысяч футов? Мы все видели полетные карты и видели отчеты по скорости, высоте и температуре за бортом. — Она может доходить до минус шестидесяти, а то и ниже, — сказала Юдифь. — Все замерзает. Самолет сконструирован так, что должен выдерживать это. Но что, если один из элементов не выдерживает? У неодима много преимуществ, но есть один недостаток. Он может раскалываться при перегреве или замораживании. Я думаю, именно это и происходит. — Он посмотрел на Северин Арбур. — Не так ли? Но она промолчала. Не сказала ни слова. Она тоже была очень бледна. — Черт побери, — выругалась мадам Ленуар. — Они знали и не остановили производство? Гамаш перевел взгляд на Алена Пино: — Что случилось бы, если бы ГХС признала свою ответственность? — На раннем этапе? После крушения поезда? — Пино немного подумал. — Ничего особенного. Ведь никто не погиб. — Почему же они не сделали этого? — спросила мадам де ла Гранжер. — Это отрицание, — предположил Пино. — Они не хотели ничего видеть. — Я думаю, это зашло гораздо дальше отрицания, — сказал Гамаш. — К тому времени, когда поезд по какой-то причине сошел с рельсов, этот элемент уже был встроен в множество всевозможных вещей по всему миру. В сотни, тысячи, сотни тысяч, может быть, миллионы разных предметов и устройств. Некоторые из них не создавали никаких проблем, но некоторые создавали. А отзыв продукции привел бы к катастрофе для компании. — И поэтому они закрыли на все глаза? — сказала Юдифь де ла Гранжер. — Зная, что будет дальше? Что погибнут тысячи? — Они не думали, что кто-то установит связь этих происшествий с компанией, — сказал Пино. — Ведь никто так и не сделал этого. Сколько самолетов взлетает в воздух в этот самый момент с… — Мы должны остановить это, — перебила его Аллида Ленуар. — Но мы даже не знаем, в чем изъян, — возразила Юдифь. — Не знаем, что они изготовляют. Они переглянулись, но ни у кого не нашлось ответа. В какой-то момент Гамаш подумал, что это имеет отношение к универсальному гаечному ключу или к болтам в коробке Стивена. Но это вряд ли. Они не были изготовлены из неодима. Тем не менее что-то у Стивена было. Что-то намагнитило канадские пятицентовики. — Нам нужны доказательства, — сказал Гамаш. — Мы не можем запретить авиаторам во всем мире подниматься в воздух. Над нами посмеются, как над сумасшедшими. О господи… — Что? — спросила Юдифь, заметив, что лицо старшего инспектора исказилось от ужаса. — Кое-что, о чем упоминал Дюссо. Атомные электростанции, вводимые в строй. Некоторые уже действуют. — Проклятье, — прошептала Юдифь, рухнув на стул. — Самолеты замерзают, — сказала Аллида. — А ядерные реакторы перегреваются. И если в них присутствует неодим… Гамаш представил себе карту, которую показывали в новостях, — карту строительства новых атомных электростанций по всему миру. В Колорадо. В Аризоне. В Онтарио и Манитобе. В Великобритании и Франции. В Китае. Повсюду. Следующее поколение, более безопасное. Им гарантирован максимум безопасности. Они вводятся в строй, чтобы понизить потребление углеводородного топлива. Их конструкции проверены и перепроверены. И даже самые рьяные защитники окружающей среды пусть и неохотно, но все же дали добро. Однако проблема состояла не в конструкции. Причиной катастрофы мог стать материал. Почти чудодейственный редкоземельный металл, который обещал повысить эффективность.