Гамаш повернул в сторону площади Согласия. Разум его наконец успокоился. Остановился на одной мысли. Почему Дюссо пригласил его именно туда? К этому фонтану? К знаменитой колонне, занявшей место гильотины? Арман стал мысленно перебирать все, что сказал ему Дюссо. И что сделал Дюссо. У него распахнулись глаза. — Боже мой, — прошептал Гамаш. Он махнул проезжающему мимо такси. Ему нужно было вернуться на площадь Согласия, но по дороге он остановился у отеля «Лютеция». Ален Пино уже покинул бар «Жозефина». В других барах и ресторанах гранд-отеля его тоже не было. На стойке регистрации Гамашу назвали номер, который снимает Пино. Он подошел к портье: — Скажите, месье Пино не бронировал в ресторане столик на сегодняшний вечер? — Non, monsieur. Арман знал, что это может быть и не так. Конфиденциальность была важной частью работы портье. — Я буду вам весьма признателен за помощь, если вы найдете мне ресторан на сегодняшний вечер, — сказал он, пододвигая в сторону портье купюру в сто евро. — Большинство наших гостей принадлежат к частным клубам. — Я всегда хотел поступить в один из них. У вас есть предложения? Он отошел от стойки с коротким списком в руке. В одно из названий портье ткнул пальцем. «Cercle de l’Union Interalliée». То, что генерал де Голль называл французским посольством в Париже. — Чем могу вам помочь, месье? — спросила у него тихим голосом хорошо одетая женщина, когда он вошел в частный клуб. Гамаш слышал об этом месте, но прежде никогда сюда не заходил. Клуб в Восьмом округе представлял собой место встреч дипломатов, политических деятелей, промышленников. Элиты Парижа. Иными словами, советов директоров большинства крупных корпораций Европы. Арман быстро, инстинктивно оглядел помещение. Высокие потолки. Роскошный декор не изменился с прошлого века. И все же в его величии ничто не померкло. Все здесь говорило о мощи и славе. В этих стенах на протяжении столетия принимались решения, которые изменяли мир к лучшему или худшему. Женщина у дверей наметанным глазом оценила этого человека. Ухоженный. Хорошее пальто, классический покрой. Без галстука, но в крахмальной белой рубашке, и под пальто пиджак от портного. Элегантный мужчина. Явно имеющий немалый вес в обществе. Но такими были все, кто заходил в эту дверь. Иначе они не прошли бы дальше порога. — Oui, merci. Я ищу одного из ваших клиентов. Месье Пино. Алена Пино. — Может быть, вы член эквивалентного клуба? Например, монреальского «Мон-Руаяль»? Как тонко дала она ему понять, что узнала в нем квебекца. — Non. Я всего лишь клиент. Так месье Пино здесь? — Я не могу вам сказать. — Понимаю. Если бы он был здесь, не могли бы вы передать ему это? Гамаш протянул ей визитку, и ее лицо озарилось улыбкой. — Bienvenue[81]. Это, — она подняла его визитку ЭМНП, — и есть ваше членство в клубе. Вы не возражаете? Выбрав бордово-синий галстук от Пьера Кардена, она дождалась, когда он завяжет узел, и жестом показала, чтобы он следовал за ней по широкой лестнице. Наверху она сказала ему, понизив голос: — Подождите здесь, пожалуйста. Они находились у входа в просторную комнату, в которой отдельными островками стояли группки диванов и кресел. Женщина подошла к компании мужчин и женщин, в которых Гамаш узнал членов совета директоров ГХС. Пино поднял глаза на женщину-портье, когда та наклонилась и подала ему карточку. Затем он обвел взглядом комнату. Остановился на Гамаше. Поднявшись, Ален Пино сказал несколько слов собеседникам и последовал за женщиной к Гамашу. Он был тучный и краснолицый от избыточного потребления вина и изобильных трапез в течение многих лет. И все же в нем ощущалась какая-то сила. Он, безусловно, был личностью. Пино посмотрел на Гамаша и спросил у портье: — Есть свободная комната? — Конечно. Прошу за мной, джентльмены. Они привела их в уютную комнату, стены которой были уставлены книжными шкафами. Там стояли два больших кожаных кресла с отпечатками тел, как будто в них все еще сидели призраки давно умерших членов клуба, не желающих расставаться с этим святилищем. В камине лежали поленья, и портье, прежде чем уйти, зажгла их. На приставном столике стоял графин с коньяком и пузатые стаканы. — Принести вам что-нибудь? — спросила женщина. — Non, Marie, merci. Полагаю, у нас будет разговор с глазу на глаз. — Конечно, месье Пино. Пино закрыл дверь и обратился к Гамашу: — Я видел вас сегодня в «Лютеции». Кто вы? И… — он вернул ему визитку, — откуда у вас это? — Меня зовут Арман Гамаш. Глаза Пино широко раскрылись, он усмехнулся: — Так вы Арман. Знаменитый Арман. Я ревновал его к вам много лет. Десятилетий. Сын Стивена. Значит, Пино и Стивен все же знали друг друга, и, судя по всему, знали очень неплохо. Арман выдохнул, почти охнул. В первый раз чуть ли не за целую вечность он почувствовал облегчение. Наконец-то они пришли к чему-то. По крайней мере, он на это надеялся. — Крестный сын, — поправил его Гамаш. — Стивен не делал этого различия. Он протянул руку, и Арман пожал ее, чувствуя ее упругую силу. Силу человека, которому всегда всего мало. Алену Пино следовало бы родиться королем, а может, он и был королем в другой своей жизни. Гамаш мог бы представить, как он, закованный в тонны доспехов, сидит верхом на огромном, пошатывающемся под его весом боевом коне. Ведет свое войско в атаку, рубя и калеча любого, кто встанет на его пути к тому, чего он хочет. Но времена теперь настали другие, и для того чтобы максимально приблизиться к той, прежней, власти, человек вроде Пино должен был оседлать не коня, а какую-нибудь огромную корпорацию. И такой корпорацией было агентство Франс Пресс, которое представляло собой власть, стоящую за властью. Оно могло создавать и губить политиков, правительства, промышленников. Корпорации. И создавало, и губило. — Значит, вы знаете Стивена? — сказал Арман, отказавшись от коньяка. — Я не был уверен. Усаживаясь в кресло перед огнем, он взглянул на стоящие на каминной полке часы в виде кареты. Одиннадцать тридцать. — Он никогда не говорил вам обо мне? — спросил Пино. — Вероятно, нет. — Ошибиться в его разочаровании, даже обиде, было невозможно. — А вот о вас он говорил. — Пино подался к Гамашу. — Он?.. — В больнице. В критическом состоянии. Вы знаете, что случилось?