— Попробуй еще раз. Она позвонила снова. По-прежнему нет ответа. Впереди появилось здание больницы. Рейн-Мари позвонила Розлин, и та подтвердила, что Даниель ушел двумя часами ранее, но она не знает, где он. И нет, она не знает, куда он отправился. — Арман? — сказала Рейн-Мари. — Мы его найдем. Мысли его метались. Где же Даниель? Он был так уверен, полностью уверен, что фирме «Секюр Форт» или тому, кто стоит за всем этим, Даниель нужен живым. А если нет? Господи, а если нет? Такси подъехало к входу в больницу. Арман держал в руке телефон. Его уже не волновало, что он может выдать себя. — Клод? Это Арман. Ты можешь мне сказать, были ли в последние два часа сообщения о насильственных преступлениях? — Он побледнел, не сводя глаз с Рейн-Мари. — Несчастные случаи? Где? — Он поднял руку, успокаивая жену. — Merci. Нет, просто проверяю. Merci. Он отключился. — Женщина упала с велосипеда, и на нее наехала машина, но случай не смертельный. Больше ничего. — Но это не означает… — Я знаю. — Мы должны его найти. Должен быть какой-то способ. — Такой способ есть. Арман уставился на свой телефон. Он собирался сделать то, чего очень не хотел делать. То, чего Даниель не простит никогда. Но и без того уже набралось столько непрощеного — что значило еще одно? Он нажал значок приложения для отслеживания и принялся ждать, уставившись на экран, пока телефон переключался в режим навигатора. На карте Парижа. На острове Сите. — Но он не работает, — сказала Рейн-Мари. — Показывает нашу локацию. — Oui. — Арман поднял глаза. Посмотрел на фасад старой больницы. — Даниель здесь. Полицейский у дверей Стивена впустил их. Даниель сидел рядом с кроватью, держа Стивена за руку. В другой руке у него был телефон. И Арман увидел ярость в глаза сына. Глава тридцать вторая — Нам нужно поговорить, — сказал Арман Даниелю, когда они вернулись в номер Стивена в отеле «Георг V». Там уже находился Жан Ги, который представил им свою коллегу Северин Арбур. Они поздоровались, но, прежде чем Бовуар успел что-то объяснить, Арман сказал: — Excusez-moi, — и обратился к Даниелю: — Пожалуйста, пойдем со мной. Арман пошел вверх по лестнице, но Даниель оставался стоять, пока мать не сказала ему: — Иди к отцу. Пожалуйста. Отец спрашивал у него в такси, был ли он у комиссара Фонтен, но Даниель не стал отвечать. Он замкнулся, как в детстве, когда сердился. Отказывался говорить. Смотреть в глаза. Признавать что-либо и кого-либо. Теперь он медленно пошел следом за отцом, оставив всех в недоумении. Оноре спал во второй спальне, а Розлин повела девочек в сад во внутреннем дворе отеля на послеобеденный чай. Те, кто остался в гостиной, старались не слушать, но все же слышали достаточно. — В чем дело? — спросил Даниель, когда они вошли в спальню Стивена и его отец закрыл дверь. — В чем дело? — повторил Арман, поворачиваясь к сыну. — Один человек убит. Другой, вероятно, умирает. Мы в эпицентре преступления, масштаба которого мы не знаем, а ты дуешься? — Я дуюсь? Ты шпионил за мной. Следил за моими передвижениями. Мой собственный отец подозревает меня в том, что я как-то связан с этим дерьмом. Я не дуюсь, я в ярости, ты, придурок! — Не смей так говорить со мной, слышишь? Отец пригвоздил его взглядом, и Даниель опустил глаза. Но не извинился. — Я очень, очень сожалею о том, что случилось двадцать пять лет назад, — продолжал Арман, едва сдерживая гнев. — Я всем сердцем сожалею об этом. Сожалею, что не понял причин происходящего. Сожалею, что мы потеряли столько времени, которое могли проводить вместе. Но прошлого не вернешь. Я извинился перед тобой и буду извиняться всю оставшуюся жизнь, если хочешь, но сейчас ты должен забыть об этом на время. — Нет, так легко ты не отделаешься. Ты хоть представляешь, что чувствует человек, когда собственный отец не только подозревает его в преступлении, но и шпионит за ним? — Да, я воспользовался приложением, чтобы найти тебя. Потому что мы боялись. Твоя мать звонила и звонила тебе. Ты не ответил, и мы стали беспокоиться. А знаешь почему? Даниель насупился, но ничего не сказал. — Потому что мы тебя любим. Я использовал навигатор не потому, что подозреваю тебя, а потому, что люблю. И мысль о том, что с тобой что-то случилось, привела меня в ужас. Я бы сделал что угодно, что угодно, лишь бы найти тебя. Защитить. Что угодно. И если это значит, что ты в безопасности, но будешь ненавидеть меня всю жизнь, то я готов заплатить и эту цену. Молю Бога, чтобы ты сделал то же самое для меня. Его голос упал почти до шепота. — Если ты и сейчас не понимаешь, как сильно я тебя люблю, то, боюсь, не поймешь никогда. Внизу в гостиной Жан Ги держал Анни за руку, и они вместе смотрели на лестницу, больше не притворяясь, что не слушают. Они попытались вести между собой пустяшный разговор, но все беседы о погоде были раздавлены словами, летящими сверху. — Ты хочешь, чтобы я сказал, что понимаю? Что я тоже тебя люблю? — выкрикнул Даниель. — Тебе придется долго ждать, старик. Рот у Армана слегка приоткрылся, когда он принял этот удар. Резкий вдох и крепко сцепленные руки — больше ничто не говорило о силе боли, которую он испытывал. — Это не изменит моих чувств к тебе, — сумел произнести он еле слышно. — И никогда не изменит. Я буду любить тебя до смерти. И после. Он протянул руку. Она едва заметно дрожала, когда он протягивал ее сыну. Не для того, чтобы пожать, а чтобы просто взять. Как он делал это, когда переходил со своим маленьким сыном улицу. Или в толпе. Или когда они шли по лесной тропе, а в зарослях раздавался какой-то шорох. Чтобы Даниель знал, что он не один. Его отец защитит его, несмотря ни на что. Он не хотел потерять его. — Я не ребенок, — отрезал Даниель. — Я в тебе не нуждаюсь. Никогда не нуждался и не буду нуждаться. Он повернулся спиной к отцу и вышел. Анни, Рейн-Мари, Жан Ги и Северин встали, когда Даниель спустился. — Все отлично, — сказал он. Но Рейн-Мари ему было не провести. Она знала, что такое «отлично». Арман спустился не сразу. Ему потребовалось время, чтобы плеснуть водой в лицо. И взять себя в руки. А еще он заглянул к Оноре и легонько поцеловал спящего мальчика в лоб. Идя по лестнице, он услышал слова Даниеля, обращенные к матери: