И теперь отец открыто взглянул на Даниеля. До прихода следователей у него оставалось немного времени, чтобы предупредить всех не выдавать по собственному почину никакую информацию, даже если она кажется совсем уж банальной. Отвечать на вопросы комиссара честно, но не уходя в сторону. Любая информация может быть истолкована так, что потом не отмоешься. — Очень полезные сведения, — сказала Фонтен. — Вы, случайно, не знаете этих дочек? — На бирже они не играют, — ответил Даниель, игнорируя покашливание отца, — так что точную информацию получить затруднительно. В этом и состоит большое преимущество частной компании. В приватности. — Возможно, вы имеете в виду келейность, — сказала Фонтен, улыбаясь ему заговорщицкой улыбкой. Даниель улыбнулся в ответ. Ему явно нравилось высказывать свое экспертное мнение. Гамаш знал этот следовательский прием. Воззвать к эго подозреваемого. И слушать, как он сливает информацию. — Вероятно, ваша формулировка точнее, — согласился Даниель. Он открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но в разговор вмешался его отец. — Регуляторы должны знать, чем занимается компания, ведь так, комиссар? — спросил он, давая понять, кто должен ответить на этот вопрос. — Вы будете удивлены, — сказала Фонтен. — Чему? — спросила Рейн-Мари. — Тому, насколько мало они регулируют, — сказал Даниель, возвращаясь в разговор. — Тому, как мало они на самом деле знают о корпорациях. — Расскажите мне подробнее, — сказала Фонтен, наклоняясь к нему. — Ну, французское правительство проверяет соблюдение действующих правил, — сказал Даниель. — Но если большая компания вроде ГХС не торопится давать ответ, то бюрократы просто переходят к другой компании. Поменьше. Попроще. Чтобы показать, что они работают. — То есть вы хотите сказать, месье, что, судя по вашему опыту, эти корпорации специально ничего не скрывают? — От конкурентов — скрывают. Но от регуляторов — нет. Из собственного опыта знаю, что они пытаются быть как можно прозрачнее. Проблема в том, что компаний слишком много, а сторожей слишком мало. Фонтен посмотрела на Гамаша, который слушал с каменным лицом, никак не реагируя на слова сына. Но что было у него на уме? Может быть, то же самое, что и у нее. Ответ Даниеля Гамаша в лучшем случае был наивным. В худшем — намеренно вводящим в заблуждение. И если его отец предпочитал первое, то комиссар Ирена Фонтен категорически выбирала второе. — Давайте дальше… — начала Фонтен. — Минутку, — проговорил Гамаш. — У меня маленький вопрос к Даниелю. Он действовал вопреки тому, что сам же посоветовал семье, но у него не оставалось выбора. — Oui? — Здесь, во Франции, существует ряд агентств, которые ведут наблюдение за деятельностью корпораций, правильно? — Да. Есть, например, АМФ. — Но они главным образом наблюдают за работой финансовых институтов, например банков, — сказал его отец. — Правительство не контролирует частные многонациональные компании вроде ГХС. — Верно. Но есть правительственные агентства, которые следят за тем, чтобы соблюдались французские коммерческие правила. Даниель слегка покраснел. Он чувствовал себя не слишком комфортно, когда допрос ему учинял отец. Но комиссар Фонтен точно понимала, что делает Гамаш. Это был не допрос. Это была операция спасения. Гамаш видел, в какой опасности находится его сын. Он давал Даниелю еще один шанс объясниться. Чтобы не выглядело так, будто он прикрывает компании с неэтичным поведением. Чтобы он признал, что зачастую имеют место пособничество и сговор, подкуп и запугивание. Что иногда наблюдатели смотрят в другую сторону, давая возможность корпорациям выйти сухими из воды после убийства. — Ты здесь уже немало прожил, Даниель. Что ты думаешь? — спросил у него отец. — Может ли частная компания намеренно утаивать свою деятельность от регулятора. «Он выводит его на правильный ответ», — подумала Фонтен. И вдруг вопреки себе обнаружила, что хочет, чтобы Даниель с честью вышел из этого разговора. — Да. Даниель недовольно смотрел на отца. Не понимая, от чего тот спас его минуту назад. Но Гамаш еще не закончил. — Каким образом? — спросил он. — Когда на кону миллиарды евро, прибегают к подкупу и шантажу, — резко ответил Даниель. — Используют откаты. Покупают политиков. А вот вариант еще проще: бюрократ просто закрывает глаза на какие-то проблемы в надежде получить вознаграждение от корпорации. — Порок в системе, — сказал его отец, кивая. — Блюстителям закона платят гораздо меньше, чем зарабатывают преступники. Это вводит людей в искушение. — Но большинство компаний работает честно, — возразил Даниель. — По крайней мере, я исхожу из своего опыта. В отличие от тебя, я не всегда хочу видеть в людях только худшие стороны. Выстрел был точный. Попал прямо в яблочко. Несмотря на годы тренировки, Арман так и не выработал защиты от уколов сына. И Ирена Фонтен сделала себе заметку на память. Может быть, это дружная, крепкая семья, но она только что нащупала слабое звено. Трещину, через которую проникала неприязнь. Интересно, что мог сделать отец сыну, чтобы такая неприязнь возникла? — Bon, давайте вернемся к месье Горовицу. Мадам Макгилликадди предоставила мне массу информации о его… как бы это назвать?.. империи. Все семейство, как один человек, улыбнулось. Стивену это понравилось бы. Его назначение императором. — Но, — продолжила Фонтен, — она отказалась дать мне коды к его компьютеру и телефону. Префект говорит, что вы добудете их для нас. Вы уже сделали это? — Нет пока. Не было времени ей перезвонить. — Понятно. Фонтен, конечно, подумала, что если у нее нашлось время поговорить с миссис Макгилликадди, то мог найти и он. И она была права. Она не знала, что он провел это время со Стивеном. Но теперь Арман понял, что должен сосредоточиться на следствии. Своему крестному он ничем не мог помочь. Стивен находился в других руках. Хороших руках. А Арман мог помочь в поисках того, кто сделал это с ним. И с Александром Плесснером. — Она назвала мне имя и номер личного юриста месье Горовица в Монреале, — сказала Фонтен. — Я вскоре ему позвоню, но вы можете сэкономить мне немного времени. — Как? — спросила Розлин, подаваясь вперед. — Кому выгодно? — еще раз сказала Фонтен, оглядывая комнату. — Разве мы не об этом сейчас говорили? — удивилась Розлин. — Выгодно этой компании, если у него было что-то на них. — Мадам Фонтен имеет в виду завещание, верно? — догадалась Анни. — Кто получит деньги Стивена, если он умрет. — Да. Он миллиардер, владеет капиталом, недвижимостью, внушительной коллекцией живописи и редких первоизданий. И никаких очевидных наследников. Кроме вас. Только не надо мне говорить, что вы не думали об этом. Вы — его семья. Кому еще он может оставить свое состояние? Старший инспектор? — Стивен никогда не говорил об этом, — сказал Арман. — А я никогда не спрашивал. — И я тоже, — подхватил Даниель. — Если бы я задал себе такой вопрос… «Молчи, молчи, — подумал его отец. — Ради бога, молчи». Но было слишком поздно. — …то я бы ответил, что он намеревался использовать свое богатство для создания благотворительного фонда, — сказал Даниель. — Он не собирался оставлять это нам. Нам оно не нужно. — Похоже, вы все же задумывались об этом, — сказала Фонтен. «И вот тебе пожалуйста», — с огорчением подумал Гамаш. — И что, вам не нужны деньги? — продолжала она. — Хотя бы на то, чтобы купить квартиру, которая наверняка стоит несколько миллионов евро? И чтобы отдать ваших детей в частную школу?