И имя менеджера. Кароль Госсет. Он откинулся на спинку стула и уставился на имя. Мадам Госсет. Его босс. Его наставник. Почему такой высокопоставленный администратор ведет надзор над таким явно третьестепенным проектом? Потому что, решил он, проект вовсе не третьестепенный. Раздался тихий звон. — Merde, — прошептал Бовуар, и его сердце забилось чаще. Он узнал этот звук. Дверь лифта в конце коридора открылась. Не поднимая головы, Бовуар попытался остановить принтер, но печать продолжалась. Бовуар несколько раз нажал на клавишу, но в конечном счете сдался и перевел экран в спящий режим. В общем офисе принтер продолжал распечатывать люксембургский файл, а охранник подходил все ближе. Добраться до принтера раньше охранника Жан Ги не мог. И потому он быстро вышел из кабинета мадам Арбур и нырнул в свой собственный, оставив дверь открытой. Он слышал, как большой принтер производит шум, похожий на работу вентилятора. Наконец принтер замер, наступила тишина, и в этот момент охранник вошел в общий офис. — Месье Бовуар, — сказал он. — Мне сообщили, что вы пришли. Охраннику было под тридцать. Высокий, крепкий. В хорошей физической форме. Он остановился перед кабинетом Бовуара. Посмотрел на принтер, потом снова на Бовуара: — Трудитесь? В первые дни своей работы в компании Жан Ги приезжал сюда по выходным, когда в здании стояла тишина и он мог побродить тут без посторонних глаз. Никогда никакая охрана не проявляла к нему интереса. Так с какой стати сегодня здесь появился охранник? Очень интересно. Его взгляд, хотя и настороженный, не был угрожающим. Скорее, озадаченным. — Oui. Чем я могу вам помочь? — спросил Бовуар, отрывая взгляд от своего ноутбука, словно его прервали. — Ничем, месье. Я просто проверяю. — Что проверяете? — Что все в порядке, как оно и должно быть. — Не совсем. Я должен быть дома, играть с сыном. А я вместо этого здесь. — Он улыбнулся и встал. — Почему вы здесь, месье? Ни один охранник никогда прежде не задавал Бовуару подобных вопросов. Охранников это не касалось. Но этот охранник, видимо, считал иначе. И возможно, подумал Бовуар с некоторой тревогой, его это все-таки касалось. — У меня со дня на день должен родиться ребенок. Девочка. — Он поднял свою кружку, и охранник отошел в сторону, пропуская его. — Когда она родится, я возьму отпуск. И перед этим счастливым событием решил подчистить хвосты. Он вспомнил, что кофемашина находится у дальней от принтера стены. Туда он и направился. — Кофе? — Нет, месье. Охранник сделал то, на что и надеялся Бовуар. Он проводил его до кофемашины. — У вас есть дети? — Бовуар посмотрел на беджик охранника. — Месье Луазель? — Нет. Неразговорчивый. Луазель начал поворачиваться. — Знаете, я прежде работал копом, — сказал Бовуар, которому отчаянно нужно было остановить охранника, прежде чем тот увидит распечатку, выданную принтером. — В Квебеке, как вы, возможно, слышали. Жан Ги намеренно усилил свой квебекский акцент, начав гнусавить. Он уже пробыл в Париже достаточно долго и знал, что на квебекцев здесь смотрят как на туповатых деревенских родственников. Хотя это было оскорбительно и невежественно, он находил такое отношение полезным. — Надоело, что в меня стреляют, — продолжал Жан Ги. — А с увеличением семейства… — Он красноречиво замолчал. Охранник впился в него глазами. Изучал его. Практически проводил его вскрытие, как это чувствовал Жан Ги. Бовуар видел, что происходит за спиной Луазеля в офисе мадам Арбур. А там что-то происходило. Компьютер ожил, на экране мелькали изображения. Даже на расстоянии он понял, что происходит. Электронные письма, чертежи — все стиралось. «Вот говно. Вот ведь говно вонючее, — подумал Бовуар. — Черт». Но его лицо оставалось спокойным, а взгляд вернулся к охраннику. — Вы, случайно, не знаете, как эта штука работает? — сказал он, показывая на кофемашину. — Чтобы добиться чего-то от этих машин, надо иметь квалификацию инженера. За пять месяцев я толком научился только зерна молоть. — К сожалению, ничем не могу вам помочь, — сказал Луазель. Жан Ги сделал вид, что возится с машиной, поглядывая краем глаза, как охранник идет назад к лифту. «Давай же, давай. Шевели ногами». Когда двери лифта открылись и наконец закрылись, Бовуар понесся по офису, доставая на бегу телефон. Он знал, что не может спасти файлы от уничтожения, а потому сделал максимум того, что мог. Он фотографировал послания, по мере того как они выводились на экран и уничтожались. Глава шестнадцатая — Merci, — сказал Гамаш, когда помощник Дюссо поставил перед ним чашечку эспрессо. — Je vous en prie[54], — сказал молодой человек и вышел из кабинета. Арман не раз бывал в знаменитом Тридцать шестом, и довольно часто именно в этом кабинете. С его грязноватыми старыми окнами, давно закрашенными краской. Наверняка краской, содержащей свинец. Угольный камин, слава богу, больше не работал. А в потолке, кажется, содержался асбест. Здесь стоял мускусный запах, как будто в стенах лежали мумифицированные мертвые существа. В здании царила сырость, зимой здесь было прохладно, а летом — душно. И в то же время здесь все было настолько пропитано историей, что Гамаш каждый раз, входя сюда, испытывал душевный трепет. Он понимал необходимость модернизации, а это означало переезд на новое место, но он порадовался, узнав, что префект оставил свой кабинет здесь. На столе Клода стояли рамочки с фотографиями жены и детей. И собаки. На стенах висели фотографии коллег, но, как заметил Гамаш, ни одной фотографии предшественника — Клемана Прево. Дюссо с благодарностью принял свой эспрессо и кивком отпустил помощника. Подавшись вперед, он спросил: — Как дела, Арман? — Держусь. — Точно? Дюссо видел напряженность в глазах друга и некоторую бледность из-за небольшого недосыпания и больших тревог. «Знает ли он, что Горовиц умирает? Знает ли почему? Что именно знает Гамаш?» Арман сделал большой глоток кофе. Ароматного, крепкого — как раз такой кофе ему и требовался.