Авиакомпании. Изготовители автомобилей. Фармацевтические компании. Химические компании. Вся табачная промышленность. Компании знали. Правительства знали. Даже так называемые службы надзора знали. И молчали. И богатели. Пока погибали сотни, тысячи, миллионы людей. Пока их убивали. Великое Убийство. Работа Гамаша всегда и по сей день состояла в том, чтобы находить ответственных и останавливать их. Жан Ги как заместитель Гамаша всегда следовал за своим шефом в эту выгребную яму. И хотя Жан Ги Бовуар покинул своего босса, он не смог сбежать. Эта грязь преследовала его. И нашла. В Париже. Бовуар снова завяз в ней, причем на этот раз, кажется, по самую шею. Бовуар задумался. Неужели амбиции Северин Арбур простирались так далеко? Были настолько отвратительны? Бывший следователь убойного отдела знал, что жажда денег и власти может заражать. Может гноиться. Может опустошать человека. Сколько молодых менеджеров, только что получивших звание магистра бизнес-администрирования или профессионального инженера, мечтают стать массовыми убийцами? Ни одного. Потому что подобная болезнь развивается медленно и в определенной среде. Неужели ГХС стала такой средой? Не по этой ли причине Стивен поместил его сюда? Он знал, что Жан Ги Бовуар не умеет читать чертежи, зато умеет читать человеческие души. Является ли ГХС коррумпированной? Жан Ги должен был признать, что так не считает. Но еще он знал, что вся его энергия была направлена на ускоренное освоение его обязанностей в компании. И на мысли о скором появлении на свет их дочери. И да, наверное, он был ослеплен частными самолетами, роскошными отелями, экзотическими странами. И не видел того, что происходит у него перед глазами. — Ты говоришь, что новая конструкция подъемников внедряется во всем мире, — сказал Гамаш, прервав его размышления. — В офисных зданиях, в жилых домах? — Да, повсеместно. — И когда это произойдет? — На следующей неделе. — Бовуар побледнел. — Господи, неужели это возможно? Дело может быть просто в финансовых интересах ГХС, но может быть и в конструкции. О, merde. Они уставились друг на друга. Подъемники. В этих устройствах пересекались страхи обоих мужчин. Гамаш боялся высоты. А Бовуар не выносил тесных пространств. При мысли о возможности застрять в ненадежном лифте на последних этажах высотного дома у обоих началось головокружение. При мысли о сотнях, тысячах людей, стремительно падающих с такой высоты, им стало совсем плохо. Гамаш сделал протяжный, медленный, глубокий вдох: — Нам нужны эти планы. — Я их достану. Вы полагаете, что Стивен обнаружил не финансовое мошенничество, а какой-то технический порок? — Возможно. Но если так, то он вряд пришел бы с этим на заседание совета директоров. — Почему? — Если бы он каким-то образом обнаружил серьезный дефект конструкции, он бы немедленно обратился к главе компании. Он бы связался с тем человеком, который способен останавливать проекты и требовать ликвидации дефекта. Кто возглавляет ГХС? — Эжени Рокбрюн. Может, мне попытаться встретиться с ней? — Non, пока еще рано. Нам нужно собрать больше информации. Если она сама обеспечивает прикрытие этого проекта, то будет все отрицать, а без весомых доказательств мы просто засветимся, и все. — Вероятно, именно это и сделал Стивен, — сказал Жан Ги. — Что и спровоцировало нападение на него. — Ты не знаешь, может, кто-то еще владеет компанией ГХС? Не является ли она дочерней фирмой какой-то другой корпорации? — Мне об этом неизвестно. ГХС — очень крупная компания. Тогда ее материнская корпорация должна быть эквивалентна… — он помедлил, — чему-то действительно большому. — Ты хотел сказать, «Звезде смерти»[50], верно? — Ну да. Вы цитируете стихи, а я ссылаюсь на «Звездные Войны». Но это неплохая аналогия. «Нет, — подумал Гамаш. — Плохая». Он посмотрел в окно «Жозефины» на оживленную толпу прохожих и предостерег себя от фабрикации мотивов. Почти наверняка имеющих серьезные недостатки. — Мы просмотрели ежедневник Стивена, — сказал Жан Ги, листая страницы. — Никаких упоминаний о встрече с Рокбрюн. Ни слова про ГХС до дня заседания совета директоров. — Верно. Но у нас есть один не подлежащий сомнению факт: кто-то пытался убить Стивена и кому-то удалось убить Александра Плесснера. За три дня до заседания совета директоров. Это не простое совпадение во времени. Тот, кто убил Плесснера, устроил разгром в квартире Стивена в поисках чего-то. Тот, кто заказал нападение, имел преимущество: он знал, что ищет. Они не знали. Но Гамаш понимал, что у него есть более важное преимущество: он знал Стивена. И теперь началась гонка. — Нам необходимо выяснить, что делал Стивен в эти десять дней, — сказал он. Единственным человеком, способным им помочь, была Агнес Макгилликадди. Арман проверил свой телефон, но там по-прежнему не было никаких посланий от нее. А еще для Гамаша с каждой минутой становился все важнее вопрос, что делал Стивен в течение тех четырех недостающих часов между его уходом из «Лютеции» и встречей с ними за ужином. Ему в голову закралась шальная мысль. Возможно ли, что Стивен зашел в свою квартиру? Возможно ли, что Стивен убил Плесснера? Не это ли означала запись «АФП» в его ежедневнике? Но нет. Однако… Кто знает, на что был способен Стивен Горовиц на самом деле? Кто знает, что он совершил в молодости, сражаясь в Сопротивлении? Когда столько всего поставлено на карту. Что сделал бы он в своем весьма престарелом возрасте? Когда терять уже почти нечего. Что могло вынудить Стивена совершить убийство? Арман посмотрел на Бовуара, проверяя, не пошли ли его мысли в том же направлении. Соединяя воображаемые точки так, чтобы на рисунке появился монстр. Жан Ги внимательно смотрел на него, но помалкивал. Гамаш поежился под его взглядом. Он снова нацепил очки и пролистал ежедневник до самой последней страницы, на которой люди нередко оставляют всякие случайные напоминания. Но он уже заглядывал туда и ничего там не нашел. Он поднес страничку к солнечному свету — не проявится ли отпечаток записи, сделанный на предыдущей, вырванной страничке? Ничего. Но… Что-то выскользнуло из-под клапана обложки. Уголок крохотного клочка бумаги. Засунутого туда. Спрятанного там? Он вытащил этот клочок. — Что там? — спросил Жан Ги, подаваясь ближе. На бумаге были буквы и цифра. На сей раз не ЭМНП. Своим плотным четким почерком Стивен Горовиц написал: АФП. — Александр Френсис Плесснер, — сказал Жан Ги. — А цифры — вероятно, даты их встреч. В этот момент зазвонил телефон Жана Ги. Звонила Лакост из Монреаля. Он ответил на звонок, выслушал, поблагодарил, а отключившись, сообщил Гамашу: — Александр Френсис Плесснер инженер. Был инженером. — Это оно? Продавец вытащил флакон «Тома Форда» и брызнул на Рейн-Мари. Нет.