Жан Ги улыбнулся. Все верно. Стивен Горовиц мог быть настоящим куском говна. И это не просто слово. Он действительно мог быть таким. Но Бовуар знал, что Стивен Горовиц — человек сложный, и это лишь одна из его сторон. — Откуда она его знала? — спросила Фонтен. — И кстати, откуда вы его знали? — Мой отец приглашал его на разные работы. Стивен приехал после войны в Квебек без цента в кармане, но мой отец быстро разглядел его потенциал. Они были приблизительно ровесниками, и только судьба решила, что один потеряет дом и семью, а у другого будет и то и другое. Мой отец восхищался Стивеном, но Зора его сразу же возненавидела. Она называла его… — Этот мерзкий нищий поц? — подхватил Дюссо. — C’est ça[39]. И это еще в тех случаях, когда она заставляла себя быть вежливой. Арман улыбнулся, вспоминая ее бормотание «Алте какер»[40] каждый раз, когда появлялся Стивен. — А почему она так его ненавидела? — спросила Фонтен. — Что плохого он ей сделал? — Ничего, кроме того, что родился в Германии. В то время от моей бабушки трудно было требовать, чтобы она хорошо относилась к немцам. — Но ты мне говорил, что он сражался в Сопротивлении, — сказал Дюссо. — Я думаю, бабушка в это никогда не верила. Арман посмотрел в окно на отель «Лютеция». Этот отель был еще одной причиной, почему она не доверяла Стивену, который нашел себе жилье по соседству с «Лютецией». Лишь много лет спустя Арман понял причину ее ненависти к этому прекрасному отелю. Он понимал, что ему все равно придется объяснить их непростые семейные отношения. Так почему не сделать это прямо сейчас? — Мой отец познакомился с Зорой в Польше в последние дни войны. Она и ее семья были депортированы из Парижа в Освенцим. В этом поезде находилось более тысячи человек. Только трое пережили эту войну. И Зора была одной из них. Он посмотрел на Клода Дюссо, и тот опустил глаза. В Париже много света, но в нем есть и черные тени. — Она никогда не называла это Холокостом. Для нее это было Великое Убийство. Он рос, считая Зору своей бабушкой, и по сей день считал ее таковой. Она внушила ему мысль, что убийства необходимо остановить. Любой ценой. И Арман знал, что именно по этой причине он поступил в Квебекскую полицию. Чтобы остановить их. Любой ценой. — Мой отец служил в Канадском Красном Кресте, он помогал перемещенным лицам, как их тогда называли. Людей освобождали из концентрационных лагерей, но деться им было некуда. Домов у них не осталось. Отец за свой счет привез Зору в Монреаль. Она жила с нами и воспитывала меня, после того как они погибли. — Они? — спросила Фонтен. — Погибли? — Мои родители. Они погибли в автокатастрофе. Мне тогда было девять. Стивен был моим крестным, он помогал меня воспитывать. Раз в год возил в Париж. Я практически вырос в его квартире. Он огляделся, пытаясь вернуть то ощущение безопасности. Но среди этого разгрома и рядом с мертвецом оно к нему не возвращалось. — Но постойте, — сказала комиссар Фонтен, кивком показывая на визитку. — Вернитесь назад. Если это было оскорбительным прозвищем, то почему Горовиц написал на своей визитке ЭМНП? — Это была наша семейная шутка. Вообще-то, он любил Зору, и, наверное, по мере роста его успехов на финансовом поприще он видел в этом способ обуздывать свое непомерное эго. А еще это был своеобразный код. — Код для чего? — спросила Фонтен. — Код для его топ-менеджеров, его банкиров, его службы безопасности. А самое главное, это был код для его секретаря миссис Макгилликадди. Тот, кто предъявлял такую визитку, получал доступ ко всему. Получал всю возможную помощь. Не важно, что он просил. — Но что могло помешать кому угодно другому написать ЭМНП на визитке и получить такой же доступ ко всему? — Стивен дал всем понять, что любой, кто попытается это сделать, будет жестоко наказан. Игра не будет стоить свеч. Фонтен посмотрела на тело Александра Плесснера. — Не настолько жестоко, — сказал Гамаш. — Вам известно, сколько таких визиток он раздал? — спросила Фонтен. — Вообще-то, я думал, что у меня единственная визитка подобного рода, — сказал Гамаш, убирая свою визитку в бумажник. Для сохранности. Стивен дал ему эту визитку после похорон родителей. Он тогда отвел Армана в сторону и под бдительным взглядом Зоры достал свою визитку и написал на ней ЭМНП. «Знаешь, что означают эти буквы?» — спросил тогда Стивен. Арман отрицательно покачал головой. Он не знал и не хотел знать. Все в этом мире потеряло для него значение. Стивен сказал ему, и Арман в первый раз после того стука в дверь улыбнулся. Он слышал, как Зора произносила эти слова на своем ужасном французском. «Всегда держи эту карточку при себе, Арман. В любое время, когда тебе понадобится помощь, приходи ко мне. Если тебя не будут пускать, покажи им эту карточку. Они дадут тебе все, что ты попросишь». «Мороженое?» «Да. С любой приправой. Деньги. Безопасное место, где можно остановиться. И они найдут меня, где бы я ни был, и я приду к тебе. Ты меня понял?» Вопрос был уместный. В то время Стивен еще не избавился от своего немецкого акцента. И если Арман понял не все сказанные им слова, то смысл он понял прекрасно. Он положил карточку в карман, а потом вышел вместе со своим лучшим другом Мишелем. Весь этот день он то и дело засовывал руку в карман. Трогал визитку. Смотрел на дом. Зора будет заботиться о нем. А теперь он знал, что и Стивен тоже. Он не останется один. Полвека спустя пришел черед Армана заботиться о Стивене. Защищать его. Разбираться в том, что произошло. Но что именно произошло? Арман посмотрел на мертвеца. Был ли Александр Плесснер целью убийцы или же его убили по ошибке? Приняв за Стивена. За этого мерзкого нищего поца. — Арман, — сказал Дюссо, отведя Гамаша в сторону, пока Бовуар обследовал тело. — Я не возражаю против твоего участия в следствии. Напротив, я даже приветствую это. Ты знаешь месье Горовица лучше, чем кто бы то ни было. Но этот парень? Он будет только мешать. Он уже раздражает Фонтен. — Бовуар опытный коп, — сказал Гамаш. Еще раз. — И он закончил свою карьеру главой отдела по расследованию убийств… — В Квебеке. — Oui. Но убийство есть убийство. И люди всюду люди. Даже в Квебеке. Никто не выслеживает убийц лучше, чем Жан Ги Бовуар. — Ты кое-что забываешь, — сказал префект, переведя взгляд с Гамаша на полицейских, собирающих улики. — Это уголовный розыск. В Париже. Мы выбираем лучшее из того, что есть во Франции. И эти люди лучшие. Не только в Париже. Не только во Франции. Но и в мире. Они уставились друг на друга. — Ты, конечно, прав, — сдался Арман. — Но Жан Ги на уровне лучших из лучших. — Правда? Я посмотрел про тебя в Сети, чтобы освежить в памяти сведения о твоей карьере. Многое случилось в твоей жизни, мой друг. — Верно. — По ходу дела я посмотрел и сведения о нем. Он алкоголик и наркоман… — Выздоровевший, — отрезал Арман. — Он несколько лет как совершенно чист. Только не говори мне, что у тебя нет отличных полицейских, которые не страдали тем же. Несчастные случаи при нашей работе… — Да. Да, — согласился Дюссо. — Слишком велик ущерб. — И часто этот ущерб наносится лучшим, — сказал Гамаш. — Тем, кому небезразлично. Тем, кто идет первым. Жану Ги небезразлично. Нигде нет офицера полиции лучше. Включая и твоих, местных. — Он сделал паузу, давая Дюссо шанс возразить. — Я не знаю никого храбрее Бовуара. — Или умнее? — заметил Дюссо. — Я слышал, что он спрыгнул с корабля, ушел работать в бизнес. Возможно, он зарабатывает в десять раз больше, чем мы. И при этом в него не стреляют. Как тебе известно, мой заместитель тоже ушел. Мы с тобой дураки, Арман. — Слава богу, мы пока прекрасно выглядим, — с улыбкой сказал Арман. Дюссо похлопал Гамаша по руке: — А у тебя никогда не возникало искушения, mon vieux?[41] Наняться в службу безопасности какой-нибудь фирмы, например? Такому, как ты, положат немаленькое жалованье.