— Вы не больны, приятель? — спросил водитель такси, посмотрев в зеркало заднего вида. Его пассажир сидел вполоборота, глядя в заднее окно и пытаясь перевести дыхание. — Все в порядке, — ответил Гамаш со всхлипом и повернулся к водителю. — Как можно быстрее. Часы показывали 7:19. Они грозились убить Даниеля в 7:30. Гамаш почти не сомневался, что их слова не были пустой угрозой. Они, конечно, убьют их обоих, когда получат то, что им надо. Он прижал к себе папку и усилием воли стал замедлять дыхание. Гипервентиляция и обморок редко улучшают ситуацию. Глубокий вдох. Задержка. Медленный, долгий выдох. Она ехали по узкой улочке, забитой машинами в утренний час пик. Им нужно было перебраться на другой берег Сены через остров Сите — из Третьего округа в Седьмой. Из Маре в самый дальний угол Сен-Жермен-де-Пре. По навигатору водителя Арман видел, что от места их отделяют двенадцать минут. С такой скоростью он опоздает. — Я отдам вам все деньги, какие у меня есть, если вы доставите меня туда до семи тридцати. — Час пик, — проворчал водитель, потом посмотрел на руку, просунувшуюся между сиденьями и сжимающую пачку евро. Он нажал на гудок и прибавил скорость. Арман откинулся на спинку сиденья и стал рыться в кармане в поисках своего айфона, чтобы позвонить Рейн-Мари, потом вспомнил, где сейчас его телефон. — Можно воспользоваться вашим телефоном? — Что? Нет. Мне он нужен как навигатор. Вы хотите туда добраться или нет? Гамаш швырнул в таксиста сотню евро: — У вас есть второй. Дайте его мне. Он был готов достать пистолет, когда водитель передал ему свой телефон. — Ладно, приятель. Успокойтесь. Гамаш позвонил, но ответа не последовало. Рейн-Мари была то ли слишком занята, то ли не хотела отвечать на звонок с неизвестного телефона. Он позвонил Жану Ги. С тем же результатом. Потом он еще раз позвонил Рейн-Мари. На этот раз она ответила: — Oui? — Это я. — Арман, где ты? — Как Анни? — Они с Жаном Ги в хирургии. Ей решили делать кесарево. — Она в порядке? — Думаю, да. — Внучка? — Не знаю. — Рейн-Мари немного помолчала, стараясь держать себя в руках. Наконец она повторила: — Где ты? Арман посмотрел направо и увидел больницу Отель-Дьё. Сердце его билось в грудной клетке. Прижималось к ней. Тянулось к больнице. Несколько мгновений ему казалось, что оно может вырваться наружу. — Я в такси, еду к Даниелю. Будем с вами, как только сможем. — У тебя все хорошо, Арман? А у Даниеля? Арман, что происходит? С какого телефона ты звонишь? — У моего сел аккумулятор. Я попросил телефон у водителя. Я тебя люблю. Мне пора. — Я тебя люблю, — сказала она, и телефон замолк в его руке. Арман отдал телефон водителю, а тот отдал ему деньги: — У меня тоже есть дочь. Он свернул в переулок, сокращая дорогу на три минуты. Арман смотрел прямо перед собой, пытаясь увидеть, что будет дальше. Пытаясь увидеть точную последовательность событий, которые должны произойти. Верна ли его догадка? Если нет, то никакое планирование не поможет. Они подъехали к дому Стивена, когда у него оставалось чуть больше минуты. Перепрыгивая через две ступеньки, Гамаш поднялся к квартире Стивена и принялся колотить в дверь. Ему открыл один из охранников «Секюр Форт». Арман посмотрел ему за спину и увидел Даниеля посреди гостиной. Жирар держал пистолет у его виска. Даниель стоял, крепко зажмурившись, и дрожал всем телом. — Нет! — выкрикнул Арман. Даниель открыл безумные глаза: — Папа? — Остались секунды, — заметил Жирар, опуская пистолет. — Ты вернулся, — сказал Даниель, и у него подогнулись ноги. Арман бросился вперед и подхватил сына, замедлив его падение на пол, и теперь они оба стояли на коленях. — Вероятно, это было ошибкой, Арман. Голос Клода Дюссо, ленивый и мягкий, донесся до него через комнату. Дюссо сидел на диване, положив ногу на ногу. Его рука покоилась на пистолете, лежащем рядом с ним. Он чувствовал себя здесь как дома. Ему явно было совершенно все равно, если бы Даниеля сейчас убили. Он медленно поднялся, подошел к Гамашу и поднял папку, выпавшую из-под руки Армана: — Посмотрим, что ты нашел. — Как ты? — спросил Арман у сына. Он не стал спрашивать, истязали ли его. Наверняка истязали. Мало кто знал лучше Гамаша, что хуже всего те раны, которые не всегда видны. Раны не физического свойства. Руки Даниеля дрожали, дыхание было частое, поверхностное. Его налитые кровью глаза были прикованы к отцу. — Ты вернулся, — прошептал Даниель. Арман прижал Даниеля к себе. Крепко прижал. И прошептал: — Я всегда буду возвращаться. Потом он немного отстранился и, глядя в глаза Даниелю, сказал: — Мы можем сделать это. И Даниель понял, что означают его слова. Они означали падение с ледяной горки. Пустоту за перилами балкона. Стремительное падение с обрыва. Но им не придется встречать это в одиночестве. И эта мысль давала спокойствие, даже утешение. Арман помог Даниелю подняться на ноги и перевел взгляд на Клода Дюссо. Его нервные окончания покалывало, когда он смотрел, как Дюссо возвращается на диван и открывает папку. В этот момент в дверях появился Ксавье Луазель. Ни минуты не колеблясь, он широкими шагами прошел по комнате, поднял винтовку и ударил Гамаша прикладом по голове, отчего тот рухнул на пол. — Папа! — прокричал Даниель, но Луазель навел на него винтовку: