Зора. Флоранс. Оноре. Потом — Пино. Ничего. Потом Роден. Кале. Граждане. Ариель. Фердинанд. Канарис. Лютеция. Эсташ де Сен-Пьер. Люксембург. Розье. У него иссякали идеи. — Ну какое, ну какое, — бормотал он. — Стивен, какое имя ты использовал? Что ты придумал? Арман уставился в экран. На черную мигающую палочку курсора. Какое имя, какое слово? Он вспомнил свой разговор со Стивеном в саду Музея Родена, вспомнил явную оговорку своего крестного. Стивен прекрасно знал, что его крестник не делал предложение Рейн-Мари в Люксембургском саду. Это был сад… — Жозефа Миньере, — пробормотал Арман, набирая имя. И компьютер выдал ему ответ. Глава сороковая — Жозеф Миньере, — прочитала Юдифь де ла Гранжер. — Кто это такой? — Один из праведников, — ответил Гамаш. — Документ был запрошен в одиннадцать двадцать пять утра, вернули его почти мгновенно, — сказала мадам Ленуар, показывая на время. — Им пользовались всего двадцать минут. — А что это за документ? — спросила Юдифь. Они видели только номер папки. Главный архивариус набрала этот номер и покачала головой, то ли удивленно, то ли насмешливо: — Ему удалось запросить самый темный из наших документов. Никто, кроме вашего друга, не заказывал его вот уже несколько десятилетий или даже веков. А может быть, вообще никогда не запрашивал. — И что это за документ? — спросил Пино, наклоняясь к экрану. — «Обзор количества гвоздей ручной ковки, изготовленных в Кале в тысяча пятьсот двадцать третьем году»? Это и есть доказательство? Гвозди в Кале? Что за бессмыслица! «Кале, — подумал Арман и улыбнулся. — Граждане, ах ты, старый дьявол». — Нам нужно увидеть эту папку, — сказал он. — Где она? Мадам Ленуар показала вниз: — В чистилище. Там хранятся документы, которые нельзя выбросить, но которые вряд ли когда-нибудь увидят дневной свет. — Этот документ увидел. И сравнительно недавно. Вы можете проводить нас туда? Мадам Ленуар записала номер, и они последовали за ней в очередную массивную дверь, которую Гамаш тихонько запер, как только они вошли. Когда зажегся свет, они увидели нечто больше похожее на склеп, чем на архив. Сводчатые кирпичные потолки, земляной пол. Но температура и влажность оставались неизменными, и свет дня сюда не проникал. Идеальное место для хранения очень старых, хрупких документов. Аллида Ленуар принялась искать нужную папку. — Вы действительно считаете, что Стивен спрятал доказательства здесь? — спросил Пино, оглядываясь. — Нет. — Нет? Но вы же сказали… — Я знаю, что я сказал, но, увидев название этой папки, я подумал, что у него могла возникнуть другая идея. Полагаю, что само доказательство он упрятал как можно дальше от себя, как можно дальше от Парижа. Разве вы поступили бы иначе? — Вероятно, — сказал Пино. — Так где же оно? — В Кале. Вот почему он попросил эту папку. Его не интересуют гвозди Кале. Да и кого они могут интересовать? Он сообщает нам, сообщает мне, где спрятал доказательства. — Где-то в Кале? — повторил Пино. — Но это большой город. Как мы узнаем, где найти эту вещь, даже если допустить, что она там. Гамаш окинул взглядом бесконечное подвальное хранилище. Он уже не видел главного архивариуса. — Это работает? — спросил он, кивая на компьютерные терминалы. Мадам де ла Гранжер села и стукнула по нескольким клавишам. Компьютер ожил. — Найдите, пожалуйста, Кале, — попросил Гамаш. — Вы ведь хорошо знаете Стивена, Ален. Посмотрите, есть ли там какое-то место, куда он мог бы пойти? Мы с ним часто говорили о «Гражданах Кале». Может быть, там есть музей. Поищите. — А вы что будете делать? — Я собираюсь найти мадам Ленуар. Терзаемый сомнениями, Ален Пино все-таки сел рядом с мадам де ла Гранжер, и они вдвоем отправились на виртуальные поиски. Арман тем временем пошел искать главного архивариуса. Он нашел ее в боковом ответвлении, глубоко в шкафу. — Вот, — сказала она, протягивая папку Гамашу. Он надел очки и принялся быстро листать страницы. Потом во второй раз, медленнее. Наконец он поднял голову и посмотрел в ее взволнованные глаза: — Ничего. — Он снял очки и протер глаза. — Я надеялся, что эта папка скажет нам, где он спрятал доказательство в Кале. Может быть, даже записку оставил. Он посмотрел на часы. 6:35. Оставалось меньше часа. Он принял решение и закрыл папку. — Вы можете подержать здесь остальных? — спросил он, сунув папку под мышку. — А вы?.. — Я поеду с этим туда, где они держат моего сына. — Прежде чем она спросила что-то еще, он сказал: — Время на исходе, а я должен привести им хоть что-нибудь. Аллида Ленуар посмотрела на толстую папку: — Вы знаете, что похищение документа, в особенности такого ценного, где указано количество гвоздей в Кале в тысяча пятьсот двадцать третьем году, является уголовным преступлением? — И я узнаю всю сокрушительную мощь французского закона, — с улыбкой сказал Гамаш. — Я запер дверь, когда мы вошли. Отсюда есть другой выход? — Есть. Пользуются им нечасто. Нам сюда. Вероятно, этот выход приказал сделать второй герцог, чтобы незаметно подглядывать за конюхами. Гамаш последовал за ней в помещение, которое на первый взгляд заканчивалось тупиком. Но при внимательном рассмотрении стенная панель оказывалась массивной дверью. — Отсюда вы пройдете на второй этаж музея. Прежде там была спальня герцога. Когда спуститесь на первый этаж, сверните направо. Там есть коридор, ведущий к боковой двери. Она будет заперта, но вы увидите аварийный рычаг. — Merci. Заприте за мной. Что бы ни случилось, не выпускайте их. — Почему? — Здесь им будет безопаснее. Она посмотрела на него и кивнула: — Вы хотите, чтобы я продолжала поддерживать вашу военную хитрость с Кале? — Военную хитрость? Мадам Ленуар посмотрела на папку, которую он прижимал к себе: — Потребность в гвоздях в тысяча пятьсот двадцать третьем году была, вероятно, чертовски высока. Папка оказалась неожиданно толстой. — Она сделала паузу. — В отличие от моего ума. Он довольно тонкий. — Да, — с улыбкой сказал Гамаш. — Очень тонкий. Он вышел в дверь и включил фонарик своего телефона. Перепрыгивая через две ступеньки, он услышал, как повернулся ключ в скважине.