Он не умел предсказывать будущее. Ну да ничего, главное, чтобы он оставался рядом со мной. – Разве ты не видишь? – произнес Гидеон, весь так и светясь изнутри. – Нам суждено быть вместе. Может, и так, но какой ценой. Его брака. Моего. Жизни Грейс. Тем не менее мы предавались радужным мечтам. Я собиралась забрать Гидеона с собой в Африку, чтобы он увидел слонов в естественной среде обитания, до того, как их жизнь поломали люди. Гидеон хотел вернуться на юг, туда, где родился. Я вновь обдумывала планы бегства с Дженной, только на этот раз представляла, что и он тоже поедет с нами. Мы притворялись, что уже близки к решению всех проблем и началу новой жизни, но на самом деле топтались на месте, не в силах сделать решительный шаг: Гидеон должен был все рассказать теще, а я – мужу. Однако тянуть до бесконечности было нельзя: становилось все труднее скрывать изменения, происходившие с моим телом. Однажды Гидеон пришел ко мне, когда я работала в вольере с азиатскими слонами, и объявил: – Я сообщил Невви о ребенке. Я так и обмерла: – И как она отреагировала? – Сказала, что я должен получить все, чего заслуживаю, развернулась и ушла. Вот так это перестало быть фантазией, а превратилось в реальность. Обратного пути не было: если Гидеон набрался храбрости и поговорил с Невви, мне тоже придется собраться с духом и вынести объяснение с Томасом. Ни Невви, ни Гидеона я весь тот день больше не видела. Я нашла Томаса и хвостом ходила за ним от одного вольера к другому. Я приготовила для мужа ужин. Попросила помочь мне сделать ножную ванну Лилли, хотя в обычных обстоятельствах обратилась бы с такой просьбой к Гидеону или Невви. Я не избегала супруга, как делала это многие месяцы, а расспросила его про резюме, которые присылали в заповедник претенденты на место смотрителя, и поинтересовалась, принял ли он решение нанять кого-нибудь. Я полежала рядом с Дженной, пока та не заснула, а потом пошла в его кабинет и начала читать какую-то статью, как будто работать вместе в этом помещении было для нас в порядке вещей. Я думала, Томас попросит меня уйти, но он улыбнулся мне – протянул оливковую ветвь мира. – Я и забыл, как это приятно, – сказал он, – работать с тобой бок о бок. Решимость – она хрупкая, как фарфор. У вас могут быть самые лучшие намерения, но стоит появиться трещинке толщиной в волосок, и все непременно рассыплется на куски – это лишь дело времени. Томас налил себе стакан виски, другой мне. Я к своему даже не притронулась и сказала напрямик: – Я люблю Гидеона. Руки Томаса замерли на графине, потом он поднял стакан и залпом выпил его содержимое. – Ты думаешь, я слепой? – Мы уезжаем. Я беременна. Томас сел. Закрыл лицо руками и заплакал. Мгновение я глядела на него, разрываясь между желанием утешить и ненавистью к себе за то, что довела до подобного состояния и без того сломленного человека: у него и так проблемы с психикой да плюс еще дело жизни разваливается; не хватало только жены-изменницы. – Томас, скажи что-нибудь, – попросила я. – Что я сделал не так? – визгливо выкрикнул он. Я встала перед ним на колени. В тот момент я увидела мужчину в очках, запотевших от влажной жары Ботсваны, и того, кто потом встречал меня в аэропорту, сжимая в кулаке какое-то диковинное растение вверх корнями. Человека, мечтавшего о высоких материях и пригласившего меня разделить с ним его мечты. Я уже давным-давно не видела этого мужчину. Но что было тому причиной: сам он исчез или же я перестала смотреть в его сторону? – Томас, ты ничего плохого не сделал. Это лишь я во всем виновата. Одной рукой он вцепился мне в плечо, а другой ударил по лицу так сильно, что я почувствовала вкус крови. – Шлюха! – прошипел Томас. Схватившись за щеку, я упала на спину, с трудом поднялась и медленно двинулась к двери, стремясь убраться из комнаты, а он надвигался на меня. Дженна все это время так и спала на диване. Я бросилась к дочери, решившись прямо сейчас забрать ее с собой и навсегда покинуть этот дом. Одежду, игрушки и все остальное, что ей нужно, можно будет купить позже. Но Томас схватил меня за запястье, вывернул руку за спину, так что я снова упала, и первым взял ребенка. Он поднял нашу девочку, малышка прильнула к нему, еще находясь в паутине между сном и явью, и, вздохнув, позвала: – Папочка? Он обнял ее и отвернулся, чтобы Дженна не видела меня. – Ты хочешь уйти? – спросил Томас. – Я не против. Но забрать с собой нашу дочь? Только через мой труп. – Он улыбнулся мне какой-то жуткой улыбкой и добавил: – Или еще лучше – через твой. Дочка проснется, а меня нет. Ее худший страх станет реальностью. «Прости, милая», – молча сказала я Дженне. И побежала звать на помощь, оставив ее с отцом. Верджил Даже если я и смогу найти тело, захороненное десять лет назад, то мне все равно не получить официальное разрешение на эксгумацию. Прямо не знаю, как и быть. Не рыскать же в самом деле, уподобившись Франкенштейну, по кладбищу, тайком выкапывая труп, который я много лет назад ошибочно принял за Невви Руэль. Хотя, пожалуй, выход есть. Ведь до того как тело отправляют в похоронную контору, медицинский эксперт обязательно делает вскрытие. А вскрытие подразумевает взятие образца ДНК государственной лабораторией, так что теперь он хранится где-нибудь в архиве для будущих поколений. Но мне ни за что не выдадут эти образцы, раз я теперь не при исполнении. А значит, нужно найти кого-то, кто сможет их получить. Поэтому полчаса спустя я опираюсь на перегородку в комнате вещдоков полицейского управления Буна и снова морочу голову Ральфу. – Ты опять здесь? – вздыхает он. – Чего надо? – Ну, что мне на это сказать? Я страшно по тебе соскучился. Ты снишься мне каждую ночь. – Вот что, Верджил, я уже один раз нарушил правила и впустил тебя сюда. Ради тебя я не стану рисковать работой. – Ральф, мы оба с тобой прекрасно знаем, что шеф никому другому не доверит это место. Приятель, ты у нас как хоббит на страже кольца. – Какой еще хобот? Что ты болтаешь? – Я хотел сказать, что ты просто звезда этого управления, стержень, вокруг которого все крутится. Без тебя бы тут все уже давно развалилось, разве не так? Морщины на лице Ральфа становятся глубже – старик улыбается. – Ну, теперь ты дело говоришь. Верно, эта молодежь такая безголовая. Каждое утро прихожу сюда, а кто-нибудь все переворошил: они, видите ли, пытаются классифицировать этот хлам новомодным компьютерным способом и в результате потом вообще ничего не могут найти. Так что я расставляю вещдоки обратно по местам, как и положено, поддерживаю порядок… Я подобострастно киваю: – Вот-вот, о чем я и толкую. Ральф, ты просто мозг этой шараги. Таких специалистов поискать. Поэтому, сам понимаешь, кроме тебя, мне больше не к кому обратиться за помощью. На тебя вся надежда… Ральф пожимает плечами, строя из себя скромника. Интересно, понимает ли он, что я откровенно льщу ему, нахваливаю, умасливаю, чтобы получить кое-что взамен. Копы в комнате отдыха наверняка до сих пор посмеиваются над ним, судачат о том, какой он старый, едва шевелится, а если вдруг свалится замертво в своем хранилище вещдоков, никто его не хватится целую неделю. – Помнишь, мне тут недавно пришлось поднять одно старое дело? – тихо говорю я, наклоняясь к нему, будто сообщая страшный секрет. – Я пытаюсь добыть образец ДНК крови, который проводили тогда в рамках экспертизы. Не мог бы ты звякнуть кому надо и попросить, чтобы мне его показали? – Я позвонил бы, Верджил, кабы мог. Но в центральной лаборатории пять лет назад прорвало трубы. Так что пропали улики за целых восемь лет: годов с девяносто девятого по две тысячи седьмой как не бывало. Улыбка застывает на моем лице. – Все равно спасибо, – благодарю я Ральфа и выскальзываю из полицейского управления, пока меня кто-нибудь не увидел. Я все еще обдумываю, как лучше преподнести эту новость Дженне, когда подъезжаю к дому, где находится моя контора, и вижу «фольксваген-жук» Серенити, припаркованный у входа. Только я вылезаю из машины, как передо мной оказывается Дженна, засыпает меня вопросами: – Что вы узнали? Есть способ проверить, кого тогда похоронили? А ничего, что прошло уже целых десять лет? Это не будет проблемой? – Ты принесла мне кофе? – спрашиваю я, глядя на нее. – Что? – ошарашенно переспрашивает девчонка. – Нет. – Так сходи сначала за кофе. Еще слишком рано для допроса с пристрастием. Взбираюсь по ступенькам в свой офис, уверенный, что Серенити и Дженна тащатся следом. Отпираю дверь, переступаю через груды улик, чтобы добраться до стула, и валюсь на него. – Найти образец ДНК человека, которого мы десять лет назад ошибочно сочли Невви Руэль, будет труднее, чем я думал. Серенити окидывает взглядом мой кабинет, который выглядит почти как после бомбежки: – Удивительно, что ты вообще что-то можешь здесь найти, дорогуша. – Я искал не здесь, – огрызаюсь я, думая про себя: «Ну не глупо ли объяснять ясновидящей систему хранения улик в полиции?» И тут мой взгляд падает на маленький конверт, брошенный поверх вороха бумаг на столе. Внутри него ноготь, найденный в шве форменной рубашки, которая была на жертве. Той самой рубашки, которая напугала Дженну, потому что затвердела от засохшей крови. Талула бросает быстрый взгляд на Серенити и заключает меня в объятия: