– Здравствуйте, – ответил Карпухин на приветствие. – Повод, честно говоря, неприятный. Вы заняты? – Через двадцать минут мне нужно на операцию. В чем дело? – Вы хорошо знали Киру Шемякину? – Киру? Она наша анестезистка… А почему «знали»? – Видите ли, Агния, вчера утром Шемякину обнаружили в квартире мертвой. Однако умерла она, похоже, еще в субботу. Я почувствовала, что мне не хватает воздуха. Встревоженный Карпухин взял меня за локоть и заглянул в лицо. – Вы в порядке? – Д-д-да. То есть нет, я не в порядке! Господи, Кира умерла… Но как, почему?! – Я надеялся, вы мне скажете. – Я? – Ну, вы же близко общались, часто вместе работали, так? Может, вам известно что-то, могущее подвигнуть ее на самоубийство? – Так она что, с собой покончила? – Вы удивлены, – отметил Карпухин. – Разумеется, я удивлена! Кира не из тех, кто впадает в депрессию, она всегда старается найти выход из тяжелой ситуации – да это вообще не в ее характере! – Соседи говорят то же самое, – кивнул он. – Как… она умерла? – Отравилась газом. – Какой ужас! А ее сын? – Ищем, чтобы сообщить о смерти матери, но пока безрезультатно. – Он наркоман, вы в курсе? – И вы – тоже? – Все на отделении знают. – Я умолчала о том, что понятия не имела о данном факте, пока Жанна меня не просветила. – У меня создалось впечатление, что ваша заведующая не была со мной откровенна. Как думаете, почему? – Мне нужно идти, – сказала я, бросив взгляд на настенные часы. – Мы можем встретиться где-нибудь часов в пять? – Говорите, куда подъехать! А как хорошо начинался этот день! Я думала, что ничто не способно выбить меня из колеи, но сообщение Карпухина о самоубийстве Киры сделало свое дело: войдя в операционную, я вытянула перед собой руки и увидела, что пальцы непроизвольно подрагивают. Слава богу, я не хирург, но и анестезиологу тремор ничего хорошего не сулит, поэтому я закрыла глаза и глубоко втянула воздух через нос, задерживая дыхание. – Агния Кирилловна, у вас все хорошо? – озадаченно спросила меня Арина Чиркова, моя сегодняшняя анестезистка. – Да, все нормально, – соврала я, чувствуя, как постепенно все отходит на второй план. – Давайте-ка хорошенько все проверим! * * * В начале шестого я входила в пирожковую «Кошкин дом». Карпухин категорически не любит новомодные заведения, и не потому, что там дорого, ведь зарплата позволяет ему время от времени шикануть. Он придерживается мнения, что простая русская еда – именно то, что необходимо его организму. Не уверена, что поглощение пирожков способствует хорошему пищеварению, но подполковнику ожирение не грозит: он отличается мощным, коренастым телосложением, но жира в этом теле ровно столько, чтобы сбалансировать все остальные составляющие, а потому я не собиралась делать ему замечание, застав за поеданием гигантского рыбного расстегая. – Ну, как прошло? – поинтересовался он, с трудом прожевав большой кусок. – Не напортачили? – За кого вы меня принимаете? – буркнула я. – Кто бы вас упрекнул? Такая новость кого угодно подкосила бы! – Пациенты бы упрекнули: они не виноваты в том, что происходит. Скажите-ка, Артем Иванович, почему вы занимаетесь этим делом? Человек такого чина… Если это самоубийство, какое вы имеете к нему отношение? Карпухин работает в убойном отделе. Несколько лет назад, еще в бытность свою майором, он стал куратором ОМР: «наверху» решили, что нам полезно будет иметь у себя такого человека. Однако никто его основной работы не отменял. – Вы прямо как в воду глядите, Агния Кирилловна! – усмехнулся он. – Действительно, сначала дело поручили другому человеку, но уже через сутки оно перекочевало ко мне: появилось подозрение, что Шемякину могли подтолкнуть к самоубийству, а это уже совсем другой коленкор. Ну, а так как я давно вращаюсь во врачебной среде (уже заснуть не могу, не почитав медицинскую энциклопедию на предмет того, что у меня сегодня болит!), то мне и отдали вашу анестезистку. Кстати, как она была, а? В работе, я имею в виду. – Выше всяких похвал, – печально ответила я. – Не представляю, как такое могло случиться: я же была у нее недавно! – Насколько недавно? – насторожился Карпухин. – Несколько дней назад. – То есть незадолго до смерти? – уточнил он. – Агния, вы понимаете, какие последствия это может иметь? – То есть? – Вы приходите к отстраненной от работы Шемякиной, а через некоторое время она засовывает голову в духовку! Ваша заведующая рассказала, что Шемякина, возможно, что-то напутала с наркозом, в результате чего умерла молодая девушка. О чем вы с ней говорили? – Так об этом же! – развела я руками. – Я пыталась понять, как такое могло произойти! – Поняли? – По всему видать, виновата либо Кира, либо анестезиолог Жанна Рыкова, но мне пока не удалось узнать, кто из них. Обе свою вину отрицают, и вопрос о том, как в стерильной чашке оказался не тот препарат, остается открытым. Что вам рассказала Охлопкова? – Только то, что в данный момент в отношении Шемякиной ведется служебное расследование. – А об иске? – О каком иске? – Том, что отец девушки собирается вчинить больнице? – Нет, я же сказал, что она была недостаточно откровенна. Это можно понять: если выяснится, что Шемякину довели до самоубийства, неприятностей вашей заведующей не избежать! Вот вы, к примеру, по собственному почину отправились к ней или вас Охлопкова подослала? – Артем Иванович, я думала, что вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы понять… – обиженно начала я, но подполковник тут же прервал мою речь: – Простите, я не хотел вас оскорбить – работа такая. Значит, вы ходили к Шемякиной по своей инициативе. Она показалась вам расстроенной, подавленной? – Да нет, ничего такого. – У нее же пациентка на тот свет отправилась – что, никакого раскаяния? – Я же сказала, Кира была уверена в том, что не могла ничего напутать! Перед моим приходом она надраивала квартиру. Скажите, какой человек, готовящийся себя убить, станет этим заниматься? – Всяко бывает… А вы ничего такого ей не сказали – обвинительного? – Артем Иванович! – Ладно-ладно, проехали! А кто-то другой мог – после вас? – Откуда мне знать? Но насчет Охлопковой я уверена на сто процентов: она никогда не стала бы этого делать. Елена Георгиевна не опустилась бы до голословных обвинений, не разобравшись во всем досконально. Я в общих чертах передала ей содержание своих бесед с Кирой и Жанной, и она обещала все обдумать… Не представляю, что могло произойти! – А как насчет отца умершей пациентки? Иск иском, но мог он начать донимать Шемякину, обвиняя в гибели дочери? – Я его в глаза не видела. – Ясненько. – Значит, вы полагаете, что Киру так замучили угрызения совести, что она решила отравиться газом? Невероятно! – Надо побольше разузнать об умершей… Ладно, Агния, спасибо за информацию, пойду я. – Что делать будете? – Опрошу соседей, родственников. Может, сын Шемякиной объявится: то, что он наркоша, очень даже могло поспособствовать такому раскладу, а вовсе не трагедия с пациенткой. Так что будем копать и посмотрим, что вылезет на свет!