– А вы понимаете, что, обвиняя свою анестезистку в халатности, я тем самым подставляюсь сама? Что я за врач, если, больше двадцати лет работая с этой медсестрой, не смогла разглядеть, какой она плохой специалист? – Поймите, Агния Кирилловна, – взмолился Арсений, – от меня ведь ничего не зависит! – На его лбу выступили капельки пота. – Я – юрист больницы и выражаю интересы этой больницы и ее руководителя. Других вариантов нет! – Нет, есть, – возразила я. – Я не стану делать того, что ожидает от меня Добров, можете так ему и передать. Вас не казнят за то, что вы донесли до него мои слова, а я… Я уж как-нибудь отверчусь. Арсений посмотрел на меня со странным выражением на лице. – А вы смелая женщина, Агния Кирилловна, – сказал он с неожиданным уважением. – Вы ведь не первая, к кому я обратился с подобной просьбой, и ни один человек не отказался пойти навстречу руководству. Вы – единственная! Мне вовсе не льстил этот факт. Нельзя сказать, чтобы я не опасалась реакции Доброва – терпеть не могу скандалов и ненавижу, когда меня отчитывают, как девочку, а наш главный любитель, так сказать, прогнать человека сквозь строй. Тем не менее вопрос с Кирой – дело принципа, а в некоторых случаях я не могу ими поступиться, иначе перестану себя уважать. И все же перспектива оказаться «на ковре» у главного вызывала у меня мелкую дрожь, которую я изо всех сил старалась скрыть от юриста. Я снова подумала о Кире. Конечно, она – самый удобный кандидат по причине ухода из жизни, но вот устроит ли такой выход отца Нины, или он потребует крови Жанны? Если да, то, возможно, расследование затянется и мне не придется вступать в сделку с собственной совестью? Господи, но ведь я вовсе не хочу, чтобы Жанну замучили подозрениями и допросами! – Я все передам Доброву, – сказал между тем Арсений, не замечая моей задумчивости. – Надеюсь, ваша принципиальность не выйдет всем нам боком, Агния Кирилловна! * * * Павел гордился тем, что Карпухин дал ему самостоятельное задание. Иногда лейтенанту казалось, что подполковник все пытается делать сам, так как боится доверить что-то по-настоящему серьезное подчиненным. Это обижало парня, ведь он давно работал с Артемом Ивановичем и считал, что тому следовало бы больше полагаться на него. Афанасий Шемякин, по данным, переданным Павлу Карпухиным, снимал квартиру в районе станции метро «Проспект Просвещения», на Сиреневом бульваре. Парень понимал, почему мужчине понадобилась его часть жилплощади, ведь с рождением ребенка съем жилья окажется непосильной ношей. Не понимал он лишь одного – как можно из-за квадратных метров убить человека. Правда, подполковник всегда внушает ему мысль, что подозрения не являются основанием для предвзятости суждений, но Трофименко верил в то, что дыма без огня не бывает. Съемная квартира Шемякина оказалась маленькой, тесной клетушкой. Павел подгадал так, чтобы его визит пришелся на вечер и Афанасий был дома, однако он просчитался. Дверь открыла растрепанная девица, высокая и полная, но миловидная. На руках у нее гордо восседал пухлощекий малыш в желтом слюнявчике, заляпанном детской смесью. Продемонстрировав удостоверение, Павел получил разрешение войти. – Не представляю, что могло понадобиться следователю от Афанасия! – воскликнула хозяйка, глядя на Трофименко одновременно растерянно и подозрительно. – Он таксует по вечерам, ведь, сами видите, дите у нас, денег много требуется. – А вы… как ваше имя, кстати? – Лиза. – То есть вы не в курсе, что Кира Шемякина погибла? – Кира… ч-что, простите? Выглядела Лиза потрясенной, и сыграть такое, как казалось Павлу, невозможно, если только ты не окончил театральное училище и не проделывал подобные «этюды» на занятиях какого-нибудь мастера большой сцены. – Кира Шемякина была убита, – пояснил Трофименко, пока Лиза переваривала новость, присев на подлокотник потрепанного кресла. – Но кому могло понадобиться… Погодите, вы считаете, что мы имеем к этому отношение?! Звук поворачивающегося в замке ключа возвестил о приходе хозяина дома. Лиза кинулась в крохотную прихожую, прижимая к себе младенца, с криком: – Афанасий, Кира умерла! – Что ты несешь! – ответил сердитый мужской голос. – Как это – умерла? Я же с ней недавно по телефону… В комнату вошел высокий, полный, даже, пожалуй, толстый мужчина с неаккуратной бородой и глазами чуть навыкате. На нем были мешковатые джинсы, протертые на коленях, и засаленная спортивная куртка. – Вы кто? – с обвинительной интонацией поинтересовался он. – Это следователь, – быстро ответила Лиза. – Так это что, правда? Мужик тоже казался удивленным. Но внезапно выражение его лица стало подозрительным. – А почему, собственно, вы пришли к нам? – спросил он. – Они там считают, что мы… – начала объяснять жена, но Афанасий Шемякин прервал ее, сказав: – Я никогда бы и пальцем Киру не тронул! Расстались мы, естественно, не совсем по-дружески, но она всегда знала, что часть жилплощади по праву принадлежит мне. Я, между прочим, на нее не претендовал до тех пор, пока не возникла острая необходимость. Более того, я ведь не требовал, чтобы Кира впустила меня в квартиру вместе с семьей – я предлагал ей выплатить мою долю деньгами, чтобы мы могли хотя бы купить комнату в коммуналке! – Вы полагали, что зарплата медсестры позволит Кире расплатиться? – недоверчиво хмыкнул Трофименко. – А мне-то что прикажете делать – до конца жизни по чужим углам скитаться? – Насколько мне известно, квартира принадлежала вашей теще, – заметил Павел. – Да, но ее добрая воля была на то, чтобы меня прописать. А потом Кира согласилась на равные доли. По-моему, это справедливо, ведь я много средств вложил в ремонт! Мы прожили вместе много лет, вырастили сына… – Соседи утверждают, что вы не слишком старались: парень пошел по кривой дорожке. – Мне жаль, что так случилось, но моей вины в этом ровно столько же, сколько и Кириной, – развел руками Шемякин. – Кстати, это ведь я отдал Стаса в секцию бокса – думал, он сумеет за себя постоять, да и здоровье улучшится, в детстве-то он дохленьким был, болезненным… Кто мог знать, что его понесет в плохую компанию? – Однако вы любезно предоставили бывшей жене заниматься этой проблемой, а для вас сын не существовал с тех самых пор, как вы с женой расстались! – А что вы хотите? У меня своя жизнь – вот, Лиза, ребенок. Да Кира и не связывалась со мной, я думал – значит, сама справляется. – Как удобно! – Что вы хотите этим сказать? Что я убил Киру из-за двадцати квадратных метров? – И за меньшее убивали. – Только не я. Я намеревался решить дело миром, то есть через адвоката. Он дал понять, что если я соглашусь вернуть Кире деньги за свою часть квартплаты, ей придется уступить. Мне чужого не надо, я свое прошу! А что же, выходит, раз Киры больше нет, квартира нам со Стасом напополам принадлежит? – вдруг сообразил Шемякин. – То есть моя доля автоматически увеличивается, ведь мы с ней официально не разведены? Павел поморщился: мог бы хоть вид сделать, что скорбит о жене, а он все про квадратные метры! Мужик ему не нравился, но парень был вынужден признать, что на убийцу Афанасий не тянет. Во всяком случае, на хладнокровного убийцу, который, тщательно все спланировав, проник в квартиру Шемякиной, отравил бывшую, а потом, ничтоже сумняшеся, сунул ее голову в духовку! – Не уезжайте пока из города, – неприязненно процедил он на прощание. – Вас могут вызвать для официальной дачи показаний. – Да куда мы денемся-то? – развел руками Шемякин. – А кто похоронами занимается? * * * Леониду удалось выяснить, что близкой подругой Нины являлась некая Азиза, которая уволилась из газеты по причине замужества. Коллеги сообщили, что она удачно сочеталась браком с бизнесменом. – Мне не слишком нравилось там работать, – поделилась девушка с Леонидом. Они сидели на скамейке, на детской площадке. В это время детей не было, и им никто не мешал. Слегка выпирающий животик Азизы показывал, что брак, похоже, и в самом деле удачен. Тем не менее ее круглое добродушное личико выражало печаль – будущая мама уже знала о смерти подруги. – Приходилось засиживаться допоздна, – продолжала она, – никаких тебе кино-театров-дискотек по причине отсутствия свободного времени. Руководство постоянно требовало от нас сенсаций, а это, скажу я вам, большая проблема: напишешь правду – кому она интересна, а врать, извините, тоже надо умеючи! – Значит, вы ушли, а Нина осталась? – Она ведь младше меня была, – пожала плечами молодая женщина. – К тому времени, как Нина в газете появилась, я там уже года три протрубила. А ей все там нравилось: она не возражала работать сверхурочно, любила выискивать интересные темы – в общем, являлась журналистом до мозга костей. Даже странно, как ее поначалу в медицинский занесло! – Наверное, из-за матери? – предположил Кадреску, припомнив беседу с редактором «Правды жизни». – Она, кажется, в больнице работала? – Мария Тимофеевна? Да нет, что вы, не работала она в больнице! Разве вы не знаете, что мама Нины владела сетью стоматологических клиник «Адамант»? – Впервые слышу, – пробормотал Леонид. – Значит, она была состоятельной дамой? – Еще какой! Я всегда Нинке немного завидовала, ведь ей о будущем беспокоиться не приходилось… Вы не подумайте, что я это по злобе, просто в то время я работала как лошадь, а она могла себе позволить делать все, что вздумается. Только Нина не такая была. Мать хотела, чтобы дочка ее дело продолжила, поступила на стоматологию, и Нина поначалу не возражала, хотя с детства не видела себя ни в чем, кроме журналистики. Вот бывает же: человек с ранних лет знает, чем хочет заниматься, да? Нина знала, поэтому медицинский ее не привлекал, и она ушла со второго курса. Пыталась в университет поступить на бесплатное отделение журналистики, но по конкурсу не прошла. Мать бы приткнула ее на платное, но Нина не хотела от нее зависеть, поэтому решила поработать сначала, набраться опыта, так сказать. – Упорная, видать, была девочка! – Что вы, не то слово! – согласилась Азиза, печально глядя на пустую песочницу. – А почему вы сказали, «ее мать владела» – разве больше не владеет? – Мария Тимофеевна пропала год назад. – То есть как – пропала? – Вот так – взяла и исчезла. – Но ее искали? – Искали, но не нашли. Нина с тех пор покоя не знала, себя обвиняла… – Почему? – Не ладили они в последнее время. Мария Тимофеевна считала, что журналистика – просто очередная блажь дочери, и уговаривала ее продолжить учебу в медицинском или, на худой конец, пойти в экономический, чтобы со временем встать во главе клиник. Поэтому Нина даже в другую квартиру перебралась – ту, что от бабушки досталась, – чтобы мать не попрекала ее куском хлеба.