– А она попрекала? – Не то чтобы… Но Мария Тимофеевна говорила, что журналистикой денег не заработаешь, что нужно реальным делом заниматься… В принципе, права она была, чего уж там: если б у меня была такая мать, я ни о чем другом и не мечтала бы! – А Нина, значит, не хотела помогать матери? – Мария Тимофеевна еще достаточно молодая женщина – ей ведь только-только пятьдесят исполнилось, перед самым исчезновением. Так что Нина считала, ей еще долго не придется ни о чем таком думать, ведь мать занималась всем! – А отец? – Отец? – удивленно переспросила Азиза. – Отец Нины умер, когда она была маленькой! – Как… а Валерий Анатольевич? – Так он ее отчим. Они с Марией Тимофеевной поженились года три назад. – Значит, вот как… И как ваша подруга отнеслась к этому браку? – Да как отнеслась… Мать как на крыльях летала, ослабила опеку, и Нина, в общем-то, радовалась неожиданно предоставленной свободе. Она не распространялась о своих семейных проблемах, но, думаю, одной из причин, по которой она съехала от матери, был новый член семьи. – То есть Нина с отчимом не ладила? – А как вы думаете? Появляется какой-то мужик, которого раньше и в помине не было, и начинает свои правила в доме устанавливать! – А он устанавливал? – Говорю же, Нина не любила об этом рассказывать, судя по всему, отношения у них сложились не простые. Мать была счастлива, что кто-то взял на себя заботы о семье, но, на мой взгляд, их жизнь не изменилась – кроме того, конечно, что Валерий принялся корчить из себя главу семейства. Деньги у Марии Тимофеевны водились, она с утра до вечера пропадала на работе, Нина – в редакции… – А Митин? Кстати, почему у Нины фамилия отчима – он что, ее удочерил? – Митин – фамилия первого мужа Марии Тимофеевны, отца Нины. Не знаю почему, но Валерий решил взять фамилию жены. Она говорила, что вроде бы его собственная не особенно благозвучна. Они познакомились, когда он пришел устраиваться на работу. – Митин – стоматолог? – Да нет, он претендовал на должность старшего администратора в главной клинике, на Невском проспекте. И получил ее – после собеседования с Марией Тимофеевной. Он умеет произвести хорошее впечатление. – И как долго он работал у матери Нины? – Около полугода. – Всего-то? – удивился Леонид. – И они так быстро нашли общий язык? – Мария Тимофеевна долго оставалась одна – слишком долго, чтобы не истосковаться по надежному плечу. – И Валерий ей его предоставил? – Видимо, да. – Мне странно слышать, что бизнес-леди так легко сошлась с человеком, которого знала всего несколько месяцев! – Валерий не походил на охотника за богатыми тетками… Вы понимаете, что я имею в виду? – Вполне. Что заставило вас составить о нем подобное мнение? – Он достаточно состоятельный человек. Насколько мне известно, у Валерия есть квартиры в Питере, которые он сдает. Они находятся в дорогих районах и приносят высокий доход. Кроме того, у него крутая тачка – он купил ее до того, как встретил Марию Тимофеевну. Так что деньги у него водились – в самом начале знакомства Нина рассказывала, какие дорогие подарки Валерий дарил ее матери. – Понятно… Значит, из-за того, что у Нины больше нет родственников, отчим решил подать в суд, чтобы отстоять ее права? – Он в суд подает?! – изумилась Азиза. – Почему? – Считает, что во время операции была допущена врачебная ошибка или, того хуже, халатность. – А это правда? – Идет разбирательство. – Бедная Нина! Она ведь вовсе не боялась ложиться в больницу… Да и «ложиться» – не совсем правильное слово: она ведь пришла с вечера и уже днем следующего дня собиралась вернуться домой. Операция была совсем несложная! – Верно, – кивнул Леонид. – Но любое хирургическое вмешательство, даже самое мелкое, чревато опасностью. – Я понимаю, и все же Нине было всего двадцать лет! Виновных накажут? – Обязательно. Кадреску не был уверен в том, что говорит правду, – ему ли не знать, как старательно медицинское сообщество старается избегать скандалов, пряча концы в воду. Начальство больше всего боится, как бы кресло под ним не пошатнулось, а потому готово на все, чтобы проблема не вышла за пределы стен лечебного заведения. – Азиза, скажите, Нина делилась с вами планами, касающимися работы? – Я знаю, что она готовила какой-то сенсационный материал на врачебную тематику. Несмотря на то, что сама она медиком так и не стала, Нина интересовалась такими делами. Она сказала, что говорила с редактором, и он обещал дать ей собственную колонку, если материал действительно окажется «убойным». Она вела бы свою собственную «врачебную» рубрику, представляете? Леонид был далек от всего, что связано с массмедиа, но, судя по всему, Азиза считала такую перспективу радужной. – Жаль, что вы не можете рассказать побольше о том, что удалось узнать вашей подруге, – разочарованно пробормотал он, готовясь закончить разговор: для Леонида долгие беседы всегда были в тягость, а особенно не любил он ситуации, когда собеседник вызывает сочувствие. В таких случаях приходилось следить за своим языком и сопереживать, а Кадреску не отличался чувствительностью. Другие, к примеру, Лицкявичус, или Агния, или даже Никита, знали, как вовремя похлопать по плечу и когда сказать нужные слова, но для Леонида, привыкшего к молчаливой, кропотливой работе с теми, кто уже никогда не заговорит, общение с живыми людьми было сущей пыткой. – Слушайте! – вдруг воскликнула Азиза, едва не подпрыгнув на скамейке. – Ведь у Нины парень был – может, он больше вам расскажет? – Парень? – насторожился Леонид, подумав, что еще не все потеряно. – Как его зовут? – Антон Скоробогатов. Я видела его пару раз. Приличный такой парнишка – во всяком случае, мне так показалось. – И где он живет? – Понятия не имею! – расстроилась Азиза. – Но он ведь с Ниной жил, вместе, так что вы без труда его отыщете. – То есть у Антона есть ключ от Нининой квартиры? – Естественно! Отлично – значит, можно порадовать Карпухина! – А почему вы об этом спросили? – задала вопрос Азиза. – В редакции сказали, что в компьютере Нины нет ничего, касающегося ее будущей «сенсационной» статьи: они проверяли на предмет того, нельзя ли все-таки что-то опубликовать. Значит, все должно храниться в ее компьютере дома? – Наверное. Когда я работала в газете, мы старались ничего важного в офисе не держать и все уносили домой. – Почему? – Конкуренция. Любой норовит заглянуть тебе через плечо и увести интересный материал. – Разве это этично? – Нет, но кому это интересно? * * * – Мы взяли Станислава Шемякина! – объявил Карпухин, на ходу сбрасывая куртку: внезапно снова вернулись холода, хотя еще позавчера казалось, что лето не за горами. – Да ну? – отозвалась я, ногой подвигая ему тапки, так как на руках восседала Анюта, деловито посасывая соску и с интересом разглядывая гостя. Юбер суетливо вертелся под ногами, в то время как благородный Аякс всего один раз понюхал вошедшего и удалился на свое место. – Ох, какие мы большие! – просюсюкал подполковник, взяв малышку за пухлую ручку. – Как вы умудрились создать такое чудо, Агния Кирилловна? Я ничего не знала о том, каково семейное положение Карпухина, и понятия не имела, что он любит детей. На его широком лице при виде моей дочери расцвела улыбка. Однажды я поинтересовалась у Андрея, давно знакомого с Артемом Ивановичем, женат ли он, и Андрей ответил, что тот в разводе. Больше ничего сказано не было, и я поняла, что тема закрыта. – Сама не знаю, как так вышло, – улыбнулась я в ответ на комплимент моему ребенку. – Наверное, ее подменили в роддоме? – Ни в коем случае! – замотал головой Карпухин. – Она – вылитая вы. Как всякой матери, мне доставило удовольствие это наблюдение, хоть я и в курсе, что дети способны меняться и походить то на одного, то на другого родителя в разные годы жизни. Однако у Анютки мои черные волосы и удлиненная форма лица. А вот глаза… Глаза у нее светло-зеленые, как у Олега, и каждый раз, глядя на нее, я не могу не думать о нем, хотя такие мысли теперь не доставляют мне удовольствия. – Андрей дома? – На кухне, обед готовит.