В тесной кабине на нее накатила небольшая слабость, и она поняла, что ей нужно перекусить. Женщина мельком поймала свое отражение в зеркальной стене тускло освещенного лифта. Вспомнив сияющую физиономию Мэгги, она почувствовала себя страшилищем: ввалившиеся глаза, запавшие щеки. Под глазами полумесяцами залегли темные круги, немытые волосы потеряли всякий блеск. Признаваясь самой себе, что ей нет дела до своей внешности, она тем не менее понимала, что все равно чувствует нотки давнишней обиды, когда мужчины бросают на Мэгги восхищенные взгляды, а Соня превращается в незаметное приложение к подруге. Играя эту роль многие годы, никаких новых эмоций по ее поводу она уже не испытывала. Вернувшись к себе в номер, Соня спешно расчесалась, подвела глаза карандашом и мазнула губы блеском. Спускаясь на лифте, она немного повеселела, рассматривая свое похорошевшее отражение. Подруги поспешили на улицу и теперь подгоняли друг дружку, с одинаковым нетерпением стремясь поскорее оказаться на уроке танцев. Всего двадцать минут спустя Сонин энтузиазм поугас, а резкие звуки духовых, немного искаженные проигрывателем, стали действовать ей на нервы. Тело не слушалось, словно принадлежало одному из магазинных манекенов, которые попались ей на глаза тем утром. Стараясь усвоить объяснения преподавателей, она, как маленькая, отсчитывала ритм, повторяя и удерживая в уме цифры. Фелипе вдруг заметил ее нахмуренные брови и напрягшиеся руки. – Сеньора, – с укором проговорил он, – не так. Пожалуйста. Расслабленнее. Соня почувствовала себя пристыженной. Здесь было грехом напрягать тело и голову, вместо того чтобы отдаваться чувствам. Она сомневалась, что у нее хоть что-нибудь сегодня выйдет. Когда ровно в пять урок закончился, женщина почувствовала облегчение. – Я совсем никуда не гожусь, – бормотала она себе под нос, возясь с пряжкой; в конце концов стянула туфли, не расстегивая, и в сердцах закинула их в сумку, лежавшую в нескольких шагах от нее. – Не дури, – отозвалась Мэгги. – Просто у тебя сегодня выдался неудачный день. Вечером пойдем танцевать. По-другому никак не научишься, а иначе зачем мы тогда вообще сюда приехали? – Зачем приехали? – раздраженно проворчала Соня, когда они вышли из здания. – Я уже и не помню. – А еще отпраздновать мой день рождения. – Мэгги! Прости меня! Он же сегодня! С днем рождения! Господи! Какой ужас! У меня совершенно вылетело из головы, какое сегодня число. Прости меня, ради бога. Она раскинула руки и там, прямо на залитой солнцем улице, крепко, с чувством обняла подругу. – Не переживай, – улыбнулась Мэгги. – Я все понимаю. Правда понимаю. Тебе о многом нужно подумать, но лучшее, что ты можешь для себя сделать, – это попробовать переключиться на что-то другое. Тебе надо хоть немного расслабиться. При других обстоятельствах Соня не стала бы сдерживать раздражение от советов Мэгги, но только не сегодня. Сегодня у Мэгги был день рождения. – Да. Пожалуй, ты права, – согласилась она. – Так мы пойдем сегодня танцевать? – Разумеется, пойдем. У тебя есть какое-то особое местечко на примете? – Да, имеется тут одно, совсем рядом с нашей школой. Обстановка там теплая, непринужденная. Тебе понравится. Незадолго до полуночи Соня, нагнувшись, миновала низкую каменную арку и спустилась по узкой лестнице в тускло освещенное подвальное помещение. В одном углу его разместилась небольшая барная стойка, перед которой выстроились в ряд высокие табуреты; две танцующие пары наслаждались тем, что вся танцплощадка принадлежит только им. Вечер был уже поздний, и повороты и вращения походили в их исполнении на акробатические трюки. Соня быстро сообразила, почему ее давняя подруга настаивала на их приходе именно сюда. Не успели они одолеть последнюю ступеньку, как из полутьмы бара возник красивый коренастый мужчина и двинулся к ним навстречу. Перекрикивая пресекающую попытки разговоров музыку, Мэгги представила Пако, и, хотя все трое активно помогали себе жестами, многое осталось недопонятым. Загвоздка была не столько в гулком и неослабевающем биении музыки, сколько в скудных познаниях Пако в английском, а их – в испанском. Как бы то ни было, он угостил обеих подруг напитками: после проявления столь внимательного к себе отношения Соня не могла не поддаться его обаянию. Наконец, извинившись жестом, он повел Мэгги танцевать. Соня понимала, чем он так притягателен: то, что Мэгги возвышалась над своим новым кавалером на целую голову, не мешало тому источать какую-то чарующую сексуальность. Соня завороженно наблюдала за тем, как, положив руку с широко разведенными пальцами, напоминающую звезду, на поясницу Мэгги, Пако уверенно, но без всякой нарочитости и ловко вел ее в танце. Соня сидела на высоком табурете с бокалом холодного пива в руке, и ее переполняло ощущение дежавю. Сколько раз она сидела в сторонке, пока Мэгги танцевала? Так происходило, когда им было по четырнадцать, так происходит и сейчас, более двадцати лет спустя. Вот только в таких местах в зрителях не засидишься: всеобщая горячая любовь к танцам предполагала, что двигаться будут все. В клуб прибывал народ, и скоро пригласили и Соню. Была она в настроении или нет, об отказе и речи не могло идти. Она узнала музыку. Это была одна из записей, под которую они в тот день танцевали; знакомый ритм – не слишком медленный, но и не слишком быстрый – придал ей уверенности. Последующие пять минут были пронизаны переживаниями: интимными, телесными, воодушевляющими и наполнявшими силами. Она почти сразу почувствовала, как возникло столь желанное согласие между умом и телом, и ее ноги начали двигаться словно сами по себе. Казалось, будто разорвались невидимые тросы, тянувшие ее к земле. Нежданное знакомство закончилось с последним тактом мелодии. Как было заложено в самом танце. Единственное, что осталось в памяти, – партнер вел ее так, будто танцевал с рождения, будто для него это было так же естественно, как дышать. На третьем или четвертом танце, каждый – с новым партнером, Соня начала понемногу раскрепощаться. Ей больше не нужно было подсказывать ногам, куда повернуть, или отсчитывать в уме ритм. Ее посетило мимолетное, смутно знакомое чувство: как она, еще будучи в Лондоне, смотрела на своих преподавателей-кубинцев и видела на их лицах похожее выражение – они танцевали душой, а не телом. Соня вспомнила ощущение пробежавших по телу мурашек. Теперь она знала, каково это, когда и сама прониклась магией танца. В перерывах она возвращалась к бару. Время от времени Мэгги с Пако покидали танцплощадку и подходили к ней. Мэгги вся блестела. Ее белая рубашка, сияющая в свете люминесцентных ламп, намокла от пота и теперь просвечивала, а капельки испарины, выступившие на лбу, сверкали, словно тиара. – Ну ты как, Соня? – спросила она подругу. – Развлекаешься? – Да не то слово, – ответила та совершенно искренне. Соня не имела ни малейшего понятия, в котором часу она наконец уронила голову на подушку. Последовала очередная бессонная ночь, но на этот раз не из-за переживаний по поводу Мэгги, чья кровать в их двухместном номере так и осталась пустовать. Этой ночью Соня крутилась и вертелась до рассвета по вине эндорфина, курсирующего по ее венам. Глава 6 Незадолго до полудня Соня переключила кран на холодную воду и ахнула, когда из лейки душа хлынули, окатывая тело жгучими волнами, ледяные струи. Прямо то, что доктор прописал, для того чтобы окончательно проснуться и быть готовой к новому дню. Следующей была мысль о чашечке кофе, и здесь раздумывать было не о чем. Она выскользнула из вестибюля, зная, что все равно уже опоздала на жалкий гостиничный завтрак, состоящий из упакованного в пленку «вечного» круассана, есть который можно было, только обмакнув его в водянистый кофе. Следуя подсказкам какого-то внутреннего компаса, она тем же самым путем вернулась на симпатичную площадь, где оказалась вчера. Ее влек обратно не только прекрасный кафе кон лече, которым там угощали, но и ощущение, что разговор с доброжелательным официантом еще не окончен. На улице было зябко. К моменту ее прихода все столики снаружи пустовали, и она прошла внутрь. Женщина просидела там не меньше пяти минут, но к ней так никто и не вышел. Сила охватившей ее досады была совершенно несоразмерна ситуации. «Поблизости есть куча других кафе, где варят приличный кофе», – говорила она себе. Пока она ждала, заметила, что чем больше в кафе посетителей, тем охотнее, судя по всему, в него заходят люди. Она уже была готова последовать их примеру и перейти в другое заведение, но тут услышала за спиной приветливое «Буэнос диас, сеньора». Соня обернулась. Позади нее стоял улыбающийся хозяин кафе, явно обрадованный ее приходу. – Я решила, у вас закрыто. – Нет-нет. Прошу прощения, был на телефоне. Что будете заказывать? – Кафе кон лече, пор фавор. И перекусить. Что-нибудь из выпечки? Спустя несколько минут хозяин вернулся с заказом. – Поздно легли? – заметил он. – Не сочтите за грубость, у вас очень усталый вид. Соня улыбнулась. Прямота хозяина кафе была ей по душе, она знала, что с разводами вчерашней туши и следами бессонницы на лице выглядит ужасно. – Вечер удался? – Удался, – улыбнулась она в ответ. – Ходила танцевать. – Вам понравилось? Может, нашли дуэнде?[18] Соне это слово было незнакомо. Ей послышалось что-то похожее на «дуэт», – наверное, он спросил, нашла ли она себе партнера. Впервые за прошедшие сутки ее мысли обратились к Джеймсу. Понравилось бы ему здесь? Оценил бы он потрепанный антураж танцевальной школы? Неустанное напряжение сил на занятиях? Мощь децибелов в ночном клубе? Ответом на все эти вопросы было «нет». «Вот величие архитектуры, быть может, могло прийтись ему по нраву», – подумала она, бросив взгляд на верхние этажи крепких, довольно представительных зданий, которые окаймляли даже эту совсем не центральную площадь. Она почувствовала легкий укол вины, когда сообразила, что даже не подумала набрать Джеймса, хотя, с другой стороны, он ей тоже не позвонил. Наверняка безумно занят какой-нибудь банковской сделкой – в этом она практически не сомневалась! – и нисколько по ней не скучает. – Я потрясающе провела время, – просто ответила она. – Фантастико. – Буэно, буэно[19], – проговорил он, словно получил личное удовлетворение от того, что у его посетительницы выдался отличный вечер. – Люди всегда будут танцевать. Даже когда мы жили при тираническом режиме, люди продолжали танцевать. Немало из нас по вине священников утратило веру, но у многих просто-напросто уже было во что верить. Для некоторых танец стал новой религией, выражением протеста. – Я, собственно, и приехала-то сюда ради уроков танцев, – призналась Соня и со смехом добавила: – Мне просто нравится танцевать, но я не думаю, что танцы станут моей религией. – Да, я тоже так не думаю. Но сегодня все совсем по-другому. Сейчас в Гранаде танцуют повсюду – и делают это не таясь. Как и днем раньше, свободного времени, в отличие от посетителей, у хозяина кафе было в избытке, хотя Соня догадывалась, что в сезон дела обстоят иначе. Она тоже никуда не спешила, а этот улыбчивый пожилой испанец был явно не прочь с ней побеседовать. – А вы танцуете? – полюбопытствовала Соня. – Я? Нет, – ответил он. – И как давно у вас это кафе? – О, уже много лет. Оно перешло ко мне в середине пятидесятых. – И вы все это время прожили здесь? – Да, все время, – тихо признался он. Столько десятилетий просидеть на одном месте, на одной работе – такое с трудом укладывалось в Сониной голове. И как только можно терпеть монотонное однообразие столь неумолимого постоянства? – Мир тогда перевернулся с ног на голову. Из-за гражданской войны. Она все изменила. Соня смутилась: об истории Испании она ничего толком не знала, но почувствовала, что надо как-то ответить. – Наверное, было ужасно… – начала она, но мужчина ее перебил. Соня поняла, что он больше не хочет обсуждать эту тему. – Ни к чему вам такие разговоры. Это долгая история, а вас ждут танцы. Ее собеседник был прав. После ее прихода посетителей в кафе не прибавилось, поэтому он ее и не торопил, но ей действительно было пора на занятие по танцам. Хоть ей и нравилось проводить в этом кафе долгие часы в компании любезного хозяина, танцы пропустить она не могла. Соня бросила взгляд на часы и изумилась, как быстро пролетело время, – уже была половина второго. Урок начинался в два. – Очень сожалею, – извинилась Соня, – но мне пора. – Скажите, пока не ушли, вы побывали в доме Лорки?