– С чего это? О чём они будут докладывать в штаб? О том, как вереск цветёт? – Это было позавчера, – сказала Эмми, сжимая в руках газету, которую вручил ей Джек. – В тот день, когда мы увидели немецкие самолёты над вересковой пустошью. – Да, – хрипло ответил Джек и рухнул на траву у большого дерева, рядом с Эмми. – Это был крупный налёт. Их и правда летели целые сотни. Те, что мы видели, сровняли с землёй все ангары в Дриффилде и подорвали все «Уитли», которые стояли на аэродроме. Был воздушный бой над Сандерлендом и дальше, на юге. С каждым днём налёты случаются всё чаще. Гитлер пытается избавиться от наших военно-воздушных сил, чтобы беспрепятственно войти в Великобританию. По крайней мере, они так говорят, – добавил он, постучав пальцем по газете. – Эскадрилья Дэвида наверняка участвовала в боях. Они вылетели из Мартлешама, деревни в Саффолке. Тут пишут, что одиннадцатой группе[9] приходится тяжелее всего. Это эскадрильи на юго-востоке, и Дэвид летает как раз в одной из них. – Всё обойдётся, – прошептала Эмми. – Было бы слишком несправедливо отнять у тебя и отца, и брата. – Боюсь, тут о справедливости речи не идёт, – мрачно ответил Джек. Эмми положила газету себе на юбку и разгладила: – Твоя мама знает, что ты читаешь газеты? Джек пожал плечами и отвернулся. Вероятно, это означало «нет». – Ты стащил этот номер с кухни, да? У миссис Мартин? – Мама больше не даёт мне свои, – сухо произнёс Джек. А потом посмотрел на Эмми, и слова потекли рекой, словно прорвалась плотина. – Они с Мартой хотят меня огородить от всего, понимаешь? Думают, что я ещё слишком маленький и не пойму. А Джоуи с Артуром постоянно играют, притворяясь фрицами, и делают вид, будто стреляют друг в друга. Всё болтают о перестрелках, бомбёжках, прыжках с парашютом… – Он ненадолго остановился перевести дыхание, а затем продолжил: – Дэвид тоже не хочет говорить правду. Ничего по существу не пишет. Понятно, что цензор всё проверяет, и о многом упоминать нельзя, но раньше он отправлял мне подробные письма, очень длинные, с забавными историями – о том, как они пролетали над полем с овцами, как он пролил на себя суп, когда надо было срочно делать ноги. Теперь он пишет только «со мной всё в порядке, я вас люблю, заботься о маме». – Может, он сильно устаёт, – предположила Эмми. – А я не хочу, чтобы он уставал! Ему же летать надо! У них есть всего пара секунд, чтобы заметить вражеский самолёт. Секунд, Эмми! Они даже моргнуть не могут себе позволить. – Джек достал из кармана деревянный самолёт. – Какой от этого смысл? – Он нервно рассмеялся, и Эмми стало не по себе. Глаза у него как-то жутко блестели и казались больше обычного. Эмми подумалось, что он совсем не похож на брата. Скорее на отца, особенно красивыми серыми глазами. А Дэвид был высокий, с густыми каштановыми волосами как у матери. Джек сидел совсем рядом и почувствовал бы, если бы Эмми поёжилась, поэтому она старалась не шевелиться. Она так живо представляла себе Дэвида, что ей иногда казалось, будто она с ним знакома. У Джека рядом с кроватью стояла фотография брата в форме военно-воздушных сил, и Эмми часто на неё смотрела. Удивительно, как всего на одном снимке удалось так хорошо запечатлеть его характер. Было видно, что ему искренне хочется стать пилотом. И как легко он ко всему относится и не боится летать, даже когда от вражеского огня его защищает всего лишь тонкий слой металла. Эмми знала, что Джек души не чает в Дэвиде. Не только по фотографии, конечно, а ещё по историям, по рассказам самого Джека. По всем мелочам, которые напоминали ему о любимом старшем брате: таинственный сад – об играх в прятки, зелёная лужайка – о том, как Дэвид поднимал его в воздух и смеясь кружил и говорил, что это почти как полёт, что так себя ощущаешь, когда паришь в воздухе. Вскоре у них у обоих начинала кружиться голова, и они падали на траву, заливаясь смехом. Джек сжал деревянный самолёт так сильно, что раздался треск. – Осторожно! – крикнула Эмми. – Ты его сломаешь! Он ничего не ответил, только сердито сунул игрушку в карман и вскочил. А потом схватил Эмми за руку и потащил к выходу из сада. – Куда мы идём? – спросила она. – К сараю. Помнишь, Дикон разводил костёр сегодня утром? До меня долетал запах горящих листьев. – Джек провёл Эмми через огороды к участку между парком и лесом, где находились сараи с садовыми инструментами, компостные кучи и тёмная, покрытая пеплом земля для костров. Джек сел на корточки перед золой и кивнул. – Вот, я же говорил. Ещё остались угольки. – Он помешал их палочкой и с силой подул, округлив щёки. В золе замерцал слабый огонёк. – Эмми, помоги мне вытащить что-нибудь сухое из этой кучи. Дикон не всё успел сжечь, смотри. – Джек взял горсть веточек с листьями и бросил на огонь, не переставая дуть. Зелёные ветки зашипели, и от них пошёл вонючий дым, но сухая трава и сорняки быстро посерели и подкормили пламя. Эмми нерешительно подбросила ещё топлива. Ей нравилось любоваться на огонь, но она сомневалась, что у них получится развести хороший костёр. К тому же что-то в лице Джека сильно её тревожило. – Нам нельзя… – начала было она, но тут же замолчала. Джека запреты не волновали. И почему-то ей казалось, что сегодня им это легко спустят с рук. – Пойдёт, – наконец пробормотал Джек. От кострища всё ещё поднимался хмурый дым, но на скрещённых ветках пылал яркий огонь с мерцающей оранжевой сердцевиной. Джек достал из кармана деревянный самолёт и провёл кончиками пальцев по облупившейся краске. Он что-то пробормотал, и Эмми подалась ближе. – Что? – переспросила она и тут же закашлялась – дым попал ей в горло. – Говорю, всё это бессмысленно, – ответил Джек, оборачиваясь. – Он должен был охранять Дэвида. Но разве такое возможно? Это всего лишь игрушка, Эмми! Какой от неё прок? Он умрёт, он умрёт, как папа… – Джек снова развернулся к огню. Не успела Эмми осознать, что происходит, как он сунул маленький самолёт прямо в потрескивающее оранжевое сердце костра. А потом выпрямился и отступил назад, поглаживая обожжённую руку. В глазах у него стояли слёзы. – Как ты мог?! – закричала Эмми. – Это же подарок от Дэвида! Достань его скорее! Джек помотал головой: – Ничего не выйдет… Я больше не могу смотреть на этот самолёт. Он постоянно напоминает мне о нём. Это слишком тяжело. – Он бросил пустой взгляд на огонь, а потом развернулся и побрёл прочь, оставив Эмми плакать у костра. – Нет, так нельзя, – прошептала девочка. Самолётик уже обуглился, и выцветшая краска почернела. Ещё пара мгновений – и он исчезнет навсегда. Эмми попыталась разогнать огонь ботинком, отмести в сторону веточки и сорняки. Потом она схватила палочку и вытолкала игрушку наружу. Модель сильно обгорела. От одного крыла почти ничего не осталось. Эмми сбегала к бочке у сарая, зачерпнула из неё дождевой воды и вылила на самолёт. Он зашипел, и в дереве появились узкие трещины. Эмми вздохнула и села на корточки, чтобы как следует его рассмотреть. Игрушка выглядела плачевно, и её было почти не узнать, но Эмми всё равно подняла самолётик с земли и осторожно завернула в носовой платок. Пускай Джек больше не хочет видеть свой талисман, она всё равно его сбережёт. Кто-то ведь должен верить и надеяться. Глава десятая – Эмми, Эмми! Мне страшно. Он на меня кричит! А ты ужасно долго умывалась! Руби сидела в углу кровати, сжавшись в комочек, но как только Эмми вошла в комнату, сразу вскочила, подбежала к ней и крепко обхватила обеими руками. – Это просто ветер, – ответила Эмми, посмеиваясь, но тут же заметила, как сильно Руби дрожит, и вспомнила о тех ночах, когда сама дрожала от страха из-за свиста ветра в дымоходе. А потом вдруг с удивлением осознала, что это было всего несколько месяцев назад. – Хочешь лечь ко мне? – предложила она. Руби прижалась к груди Эмми и кивнула, но с места не сдвинулась, и Эмми пришлось подвести её к кровати и усадить. – Мне надо переодеться, Руби. Ты пока ложись. Я никуда не уйду, обещаю. Спрячься под одеялом, и Люси на тебе устроится. Она потянулась приподнять одеяло, чтобы девочка под него забралась. Руби легла на живот и накрыла голову подушкой – так, что наружу выглядывали только пряди длинных тёмных волос. Люси с любопытством коснулась их лапой, а потом встала на руку девочки и начала переминаться с лапы на лапу. Руби, не выглядывая из-под подушки, притянула кошку к себе и накрылась одеялом. Эмми едва сдержала смех. Она знала, что Руби уже достаточно взрослая и не любит, когда над ней смеются. Эмми переоделась в ночную сорочку и подтолкнула Руби, чтобы та подвинулась. Про себя она подумала, что можно лечь в её кровать, когда девочка уснёт. Всё-таки лежать в одной постели втроём, считая кошку, тесновато. – Это правда ветер? – шёпотом уточнила Руби, уткнувшись носом в шею Эмми. – Да, честное слово. Он свистит в трубе дымохода, и кажется, будто кто-то плачет. Меня это тоже поначалу очень пугало, но я уже не раз его слышала, и со мной пока всё в порядке, правда? – Да, наверное… Эмми откинулась на подушку и попыталась уютнее устроиться между маленькой девочкой и кошкой. Дождь хлестал в окно, и стекло дрожало под его напором. Эмми посмотрела на свой любимый гобелен: белую лошадь с забавной вытянутой мордой. Ветер снова завыл, но Руби только едва заметно вздрогнула. Она уже засыпала. Эмми вздохнула. Будь они ещё в Лондоне, на улице выли бы сирены, оповещая жителей города о воздушной атаке. Миссис Эванс ездила навещать сестру и всё им рассказала. Поэтому свист в дымоходе казался почти ласковым, особенно в тёплой комнате, с кошкой, мурчащей у подушки. Эмми уже погрузилась в лёгкую дрёму, когда вдруг скрипнула дверь, громко и совсем рядом, прорезав монотонный вой ветра. Девочка понимала, что это никак не могут быть грабители или бандиты, но сердце у неё всё равно тревожно колотилось. Сложно не испугаться в такую тёмную глубокую ночь… Она приподнялась на локте и затаила дыхание, молясь про себя, чтобы это была не мисс Ласкоув или мисс Роуз. Они бы точно прогнали Руби из её кровати, и тогда малышка непременно бы расплакалась, а Эмми на самом деле была не сильно против того, чтобы Руби лежала с ней. – А, это ты! Тише, не разбуди её. Джек осторожно скользнул в комнату, освещая себе дорогу любимым фонариком, который получил на Рождество. – Я не мог уснуть, – объяснил он, устраиваясь на краешке кровати и робко поглядывая на Эмми. – У меня в комнате очень шумно. Там намного хуже, чем у вас, дождь изо всех сил барабанит по стеклу и мешает мне спать. Ну и я подумал: может, ты тоже ещё не спишь. Эмми зевнула: – Я уже засыпала, когда ты пришёл. Руби очень испугалась ветра. Не знаю, за что она его приняла. Может, за вопли привидений. – Тут она ухмыльнулась. – Я сама сейчас на минуту подумала, что ты призрак. Или убийца. Такая сегодня ночь. Джек кивнул: – И правда. Всё кажется чудным, когда бодрствуешь так поздно. И ещё знаешь, что все остальные спят. Это многое меняет. – Что – многое? – устало спросила Эмми. Джек пожал плечами и посмотрел ей в глаза: – Говорить становится проще. Дэвид всегда меня выслушивал, если я просыпался среди ночи и хотел выговориться. Только он, наверное, то и дело проваливался в сон. И мычал в ответ на всё. Эмми хихикнула: – Я тоже так могу. – Мне ужасно его не хватает, Эмми. А я сжёг самолёт, который он мне дал. И теперь сам не пойму, зачем так глупо поступил. Эмми тяжело вздохнула, отодвинулась от Руби и потянулась к тумбочке: – Будешь должен мне носовой платок. Мисс Ласкоув целую вечность меня отчитывала, когда я ей сказала, что потеряла свой. – Она достала из ящика печальный маленький свёрток и протянула его Джеку. – Вот, только он сильно обгорел. У него осталось одно крыло, и краска почти вся сползла. Джек ошарашенно уставился на самолёт, потрескавшийся и обуглившийся, а потом перевёл взгляд на Эмми: – Ты его достала?! И мне не сказала?! Почему?! – Потому что ты сразу бросил бы его обратно в костёр, вот почему! Я ждала, пока ты сам о нём вспомнишь. Извини. Может, надо было отдать его тебе раньше, но мне казалось, ты ещё не готов. Джек слабо пожал плечами и кивнул: – Может, ты и права. Я только сегодня признался себе в том, что действительно сжёг самолёт и что теперь мне ужасно за это стыдно. А раньше пытался отгонять эти мысли, отмахиваться от них – но они не уходили. – Он вздохнул, медленно и прерывисто. – Слушай, раз Руби лежит у тебя, можно я займу её постель? Никто же не будет возражать. Про себя Эмми подумала, что мисс Ласкоув точно возразила бы – но что с того?