«Парни обзывают их суками, шлюхами и потаскухами», – сказала Джордан. «Многие девушки строчат текстовые сообщения сексуального содержания, – сказала Оливия. – Они изо всех сил соперничают друг с другом за внимание крутых парней». «Фотографии одной моей знакомой девочки в обнаженном виде оказались в свободном доступе в сети, – рассказала Иззи. – Над ней все смеялись и так замордовали, что ей пришлось школу сменить». К большинству девушек из наших фокус-групп кто-нибудь приставал. Оливия рассказала: «Один парень из нашей музыкальной группы лапал меня. Было очень противно и обидно. Наконец, я в слезах пожаловалась руководителю группы. Я сказала, что уйду насовсем, если это не прекратится. Директор заставил парня передо мной извиниться и прекратить приставать, но мне все равно было не по себе». Несколько старшеклассниц боялись одного неадекватного преподавателя. Амалия сказала: «Мы все знаем, что он при любом удобном случае старается пощупать девушку и постоянно таращится на наши титьки». Иззи рассказала, что несколько девушек жаловались на это директору школы, но никаких ответных действий не последовало. Через месяц после того, как мы обсуждали эту ситуацию с девушками из нашей фокус-группы, этого преподавателя арестовали за совращение ученицы. История попала на первую полосу местной газеты. Когда девушки из нашей фокус-группы говорили о сексе, у каждой был готов свой рассказ. Определенно их очень волновала эта тема и то, что в этом смысле происходило вокруг. Джордан призналась, что ни она, ни большинство ее знакомых старшеклассниц не хотели ходить на свидания и что хотя ей нравится один парень, с которым она посещала занятия по химии, а она нравится ему, они решили, что им еще рано ходить на свидания и влюбляться. «Не хочу никого обижать и не хочу, чтобы меня обижали, – присоединилась к ней Амалия. – И никакого секса до свадьбы у меня не будет. Так нас учит и Библия, но я и сама считаю, что так отношения будут только лучше». Многие подростки уже узнали, что такое порнография, когда им было двенадцать или тринадцать лет. Часто именно так они узнают о сексе, и это их сильно шокирует. Это в корне меняет отношение подростка к сексу. Мальчишки начинают вести себя слишком по-мужски, даже грубо и становятся эгоистичными женоненавистниками. Жесткая порнография провоцирует агрессивное поведение, связанное с насильственными действиями, по сути своей искажающее понимание того, какими могут быть сексуальные отношения. В нашей культуре подросткам не прививают здорового отношения к сексуальности, а это следовало бы делать. В 2010 году было проведено исследование скрытой агрессии в порнографических видео. Выяснилось, что почти в 88 % роликов демонстрировалась вербальная или физическая агрессия по отношению к женщинам. Результаты исследования были опубликованы в статье Мэгги Джонс «Когда порнография превращается в половое воспитание», опубликованной в «Нью-Йорк таймс». В ходе исследования Американской ассоциации женщин-сотрудниц университетов, проведенном в 2011 году, выяснилось, что почти 50 % студенток колледжа подвергались вербальной или физической агрессии или шантажу в социальных сетях. Еще одно последствие порнографии и общения в интернете – сексуальная распущенность. Иногда подростки специально встречаются только для того, чтобы заняться сексом, или делают это на вечеринках с почти незнакомыми людьми. Если подростки при этом выпивают, то возрастает риск подвергнуться сексуальным домогательствам. Приставания и изнасилования на свиданиях до сих пор очень частый случай в жизни подростков, и эта ситуация усугубляется еще одним фактором – социальными сетями. Эсперанса, 18 лет «Представьте, что с вами случилось худшее, что только может произойти, что-то такое, после чего вы перестаете чувствовать себя человеком, после чего вы никогда больше не будете счастливы… А потом представьте, что это еще и записали на видео с помощью смартфона и разослали всем вашим друзьям. Чтобы они были в курсе и чтобы все на свете это увидели. Именно это со мной и случилось». Историю Эсперансы можно было бы показывать как горячую новость в утренних новостях по телевизору. Талантливая и обаятельная баскетболистка, которую любили в семье, в шестнадцатилетнем возрасте пережила ужасную трагедию: она пострадала вдвойне оттого, что ее изнасиловали, сняли это на видео и выложили в YouTube. На вечеринке у знакомых в канун Хеллоуина Эсперанса впервые в жизни выпила несколько баночек пива, а потом еще опрокинула с подружками пару стопок текилы. К вечеру ее развезло, и она поднялась на второй этаж в спальню, чтобы вздремнуть. Трое ее одноклассников заметили, что она не в себе, и пошли за ней наверх. И там один из них, нацелив на нее камеру своего айфона, подговорил приятелей сорвать с Эсперансы карнавальный костюм суперженщины. И они по очереди надругались над ней и снимали все на видео. Когда приятели сделали свое дело, тот, что снимал все на видео, член ученического совета и отличник, обладатель национальной стипендии, выключил свой телефон, чтобы сделать с девушкой то же, что и они. На последних кадрах этой видеозаписи видны подошвы кроссовок и слышны невнятные протесты пьяной Эсперансы. Трудно сказать, сколько человек просмотрели это видео (его выложили в интернет той же ночью, и оно стремительно распространилось со скоростью школьной сплетни). К десяти утра следующего дня примерно в тот момент, когда Эсперанса и ее родители вышли из полицейского участка, где у нее несколько раз брали показания и провели консультацию с адвокатом, которому предстояло отстаивать ее интересы как жертвы изнасилования, видео уже было удалено. Но все равно кадры из него, которые сохранились у ее одноклассников, а также истории, которые эти парни выложили в интернете, послужили законным основанием для возбуждения серьезного уголовного дела против этих троих подонков, которых до той ночи Эсперанса считала своими друзьями. «Я правда думала, что умру. Не то чтобы я собиралась покончить с собой; я просто думала, что умру от горя, унижения и боли. Что просто мое тело будет не в состоянии жить дальше». Но со временем и тело, и душа Эсперансы исцелились. Ей помогли сеансы психотерапии и перерыв в учебе до конца семестра: учителя и руководство школы позволили ей перейти на домашнее обучение. И так она справлялась со скорбным бесчувствием и постепенно начинала испытывать другие чувства – гнев и стремление отстоять свои права. «Я позволила себе какое-то время погоревать. Я это заслужила, – сказала Эсперанса. – Несколько месяцев я не виделась даже со своими лучшими друзьями. Мне казалось, что все, кто был со мной знаком, предали меня. Все, кто был на той вечеринке, все, кто был в моей школе. Все, кто видел это или об этом слышал… Я воспринимала их всех как врагов». «А ты много времени проводила в одиночестве?» – спросила я у нее. «Я хотела видеть только родителей и моего братишку Эрнесто. Я попросила маму, чтобы она купила мне котенка, а она принесла сразу двоих. Я позволила Эрнесто дать им имена, и он назвал котят Пучеглазик и Пыхтелка, – она пожала плечами и хмыкнула. – Наверное, надо было самой имена им выбирать». Под влиянием книги Элизабет Смарт, которую она перечитала несколько раз, в течение следующих месяцев после изнасилования Эсперанса решила, что не позволит самому страшному эпизоду навсегда испортить ей жизнь. Она стала ходить в группу для жертв насилия, организованную при ее церкви, и постепенно стала возвращать друзей в свою жизнь. По условиям отбывания условного срока эти парни не должны были возвращаться на учебу в школу Эсперансы; двоих перевели в другие школы, а семья третьего переехала в другой штат. Но Эсперанса все равно перешла в старшие классы католической школы, чтобы закончить выпускной класс. Ей нужно было начать все заново в своем маленьком городке. Одна из причин этого трагического случая в том, как мы воспитываем наших подростков, как рассказываем им о гендерных проблемах, об умении сочувствовать другим и о сексуальности. Конечно, каждый человек сам несет ответственность за свои поступки, но они могут быть результатом неправильного обучения и невежества. Насилие и домогательства – это не просто поступки каких-то конкретных людей, а то, что сформировалось под воздействием культурных норм, средств массовой информации, музыки и чему человек научился у других людей. Исторически сложилось так, что женщин учили быть осторожными, а парни становились такими, что женщины были вынуждены от них защищаться. Девушек хвалили, если они были милыми, ласковыми и хорошими, а парней – за то, что они были рисковыми, уверенными в себе и мужественными. К сожалению, сегодня дети узнают о сексе из интернета задолго до того, как родителям просто в голову приходит мысль, что это важно. Большинству родителей невдомек, что их детей уже познакомили с порнографией, а те, кто об этом знает, склонны недооценивать, насколько обширен поток этой информации, обрушившейся на их детей. Возможно, это момент в истории, когда дети знают о темной стороне их общей культуры гораздо больше своих родителей. С родителями необходимо вести просветительскую работу по поводу порнографии и рассказывать о ней детям нужно рано. Мы рекомендуем родителям обсуждать с девочками то, что те видят в интернете, и просматривать с ними некоторую информацию сексуального содержания. Так можно избежать перехода от просто сексуальной информации к откровенной порнографии. Так родители будут знать, что происходит с девочками, и смогут сохранять свой авторитет. Сначала девочкам будет неловко, но потом они будут благодарны родителям за то, что те понимают, с чем им приходится сталкиваться. Когда родители будут поступать подобным образом, важно не выведывать у дочерей информацию личного характера, а задавать отвлеченные вопросы, например: «А кто-то из твоих друзей смотрел порно в интернете?» или «Давай вместе с тобой посидим в чате и посмотрим, что там делается?» Пусть девочки сами обо всем расскажут. Подросткам необходимо рассказывать о сексе, им нужны откровенные разговоры о вреде порнографии и занятия, на которых ясно и четко говорят о сексуальном общении. Хорошо бы было, чтобы следующие поколения парней не страдали от неловкости и стыда, если они чувствуют, что не знают, что делать. Из-за этого чувства стыда и возникает значительная доля насилия, которое совершают мужчины, или некоторые из них живут в состоянии невольного воздержания, отказавшись от общения с женщинами, потому что когда-то те их отвергли. Воспитывая мальчиков сильными и обучая их смело выражать чувства, мы поможем им вырасти цельными личностями, и тогда наша культура станет более безопасной, станет добрее – и мы будем жить в более здоровой обстановке. Мальчикам пойдет на пользу, если они усвоят, что мужественность заключается не в том, чтобы доминировать над кем-то и кого-то подавлять, а в том, чтобы быть добрыми и проявлять силу в сотрудничестве с другими людьми. По-новому понимая, что такое героизм, в чем заключаются здоровые ролевые модели и новые правила поведения для мальчиков, мы сможем воспитать здоровых, цельных и отважных молодых мужчин. Воспитывая мальчиков, мы должны откровенно обсуждать с ними взаимоотношения мужчин и женщин. Особенно как переживать взлеты и падения, взаимные непонимания, что делать, когда тебя отвергли, и как разрешать конфликты. Сочувственное и уважительное отношение к чужой точке зрения порождает уважительные взаимоотношения между людьми. Но мы знаем, что с момента появления интернет-технологий умение сострадать стало утрачиваться. В нашей стране должны появиться тысячи новых способов помочь скринэйджерам – поколению подростков, живущих перед экранами гаджетов, – научиться сострадать другим людям и понимать их. В школах должно уделяться внимание тому, чтобы научить учеников уважать других людей и принимать их такими, какие они есть. В Торонто такое воспитание начинается уже с третьего класса, программу разработала Мэри Гордон, и называется она «Источники сопереживания». Мамы постоянно приносят младенцев в школу, чтобы другие дети узнали, как малышей кормят, как они развиваются и чем они отличаются друг от друга. Хотелось бы, чтобы подобная программа получила повсеместное распространение и в американских школах. Те, кто определяет современную политику, могли бы внедрять законы, которые ограничивают производство и распространение порнографии среди детей. Во многих странах доступ к порнографии взят под контроль. Нужно хорошо подумать, как соотнести цензуру, контроль и образование, и рекомендуется провести исследования, взяв за основу наши идеи. Как можем мы позволять низменной индустрии преподавать отвратительные уроки нашим детям без серьезного обсуждения мер противодействия этому злу? Мы поддерживаем свободу слова, но мы убеждены и в том, что у двенадцатилетних детей не должно быть доступа к жестоким и развращающим их сексуальным зрелищам. Но есть и хорошие новости: юные женщины стали консолидироваться, чтобы противостоять нашей агрессивной женоненавистнической культуре, организуя женские движения и вдыхая новую жизнь в идеи феминизма. Движение #Me Too, которое инициировали и распространяют юные женщины из самых разных слоев общества, представительницы разных национальностей, разных культур, вдохновляет и дает силы женщинам, которые стремятся положить конец сексуальным домогательствам и насилию. Процветающие сообщества, семьи и группы сверстников помогают подросткам развиваться в разных направлениях, в том числе в сфере сексуальных взаимоотношений. Нравственные ценности защищают девушек, а положительные примеры для подражания им в этом помогают. Мы, взрослые, в состоянии им в этом помочь, если будем рассказывать о своих жизненных принципах и мыслях, которые приходят нам в голову; если сами будем для них примерами для подражания; если будем распространять по всему миру свои принципы просветительской работы с подростками в сфере сексуального воспитания. Нашим дочерям всегда нужно было время и надежное место, где они могли бы спокойно расти и учиться общаться, развиваться эмоционально, интеллектуально и физически. И сейчас это им тоже нужно. Им требуется время для спокойствия и тишины, время для разговоров, время для чтения и время, чтобы посмеяться. Им нужны безопасные места, чтобы познать самих себя и узнать, что собой представляют другие люди, где они могли бы рисковать и совершать ошибки без страха за собственную жизнь. Нужно, чтобы к ним относились как к личностям, а не видели только красивое тело. Глава 14. Чему я научилась, слушая девушек Четырнадцатилетнюю Бренди втолкнула в мой кабинет ее мать, специалист по озеленению, замученного вида женщина из соседнего городка, которая заставила дочь прийти на один прием. Бренди таращила глаза и презрительно хмыкала, а ее мать в это время рассказала мне, что над ее дочерью надругался алкоголик-сосед. Бренди перебила мать, заявив, что «подумаешь, изнасиловал», и утверждала, что в ее жизни есть проблемы серьезнее, чем этот придурок-сосед. Она пожаловалась, что мать вечно заставляет ее заниматься работой по дому, а отец постоянно требует, чтобы она возвращалась домой в точно обещанное время по вечерам в те дни, когда учится в школе, и утверждала, что ее самая большая проблема – родители, которые обращаются с ней как с ребенком, а она сыта этим по горло. Я предположила, что все эти темы помогут обсудить инцидент с соседом тоже. Бренди ответила: «Может быть, других девчонок это и касается, но вот лично я так просто о себе ничего не рассказываю». Я не ожидала, что Бренди согласится прийти на повторный прием, но, к моему удивлению, она об этом попросила. На следующий раз она пришла ко мне без родителей, прихватив с собой мягкую игрушку-панду. Свернулась клубочком у меня на кушетке и рассказала, что произошло на самом деле. Шана сидела на кушетке, а ее родители-психологи – по бокам от нее. Она была в джинсах и футболке с изображением кадра из фильма «Парк Юрского периода» и выглядела она гораздо младше своих тринадцати лет. Ее отец был крупным мужчиной в твидовом пиджаке, похожим на медведя, и он объяснил мне, что Шана не хочет ходить в школу. Сначала она притворялась больной, а потом сказала, что не пойдет и все. Они не могли понять почему: училась она хорошо, у нее были друзья и, насколько им было известно, ничего страшного с ней не случилось. Мать Шаны, высокая, уверенная в себе женщина, которая занималась исследованием зависимостей, спросила, нет ли у дочери депрессии. Ее отец покончил с собой, а у одного из ее братьев было выявлено биполярное расстройство. Она заметила, что Шана долго не засыпала по ночам, а весь день напролет спала и у нее пропал аппетит. Я спросила у Шаны, почему она не хочет идти в школу. Она на минуту задумалась: «Мне кажется, что я или задохнусь, или просто перестану дышать, если зайду в здание школы». «Что же такое вокруг творится-то?» – озадаченно подумала я. Когда я знакомлюсь с клиентами в первый раз, то сразу же стараюсь найти в них нечто такое, за что я могла бы их уважать и чему могла бы посочувствовать. Если не найти ничего такого, помочь будет трудно. Я не верила, что анализ прошлого всегда будет полезен, но меня интересовала обстановка, в которой живут мои клиенты. Что они делают изо дня в день? Где проводят большую часть времени? Насколько хорошо им у себя дома и за его пределами? Я предпочитала обычный разговор наукообразной беседе. В целом, я не любила, когда человек выставляет себя жертвой, жалеет или обвиняет себя. Я всегда была убеждена, что психология придает людям сил, помогает им взять контроль над собственной жизнью и улучшить взаимоотношения с людьми. Я стремилась быть «лучом надежды», по меткому выражению Дона Мейхенбаума. Я не поощряла наклеивание на кого-то ярлыков, установление диагнозов или медицинских моделей. Я была из тех психотерапевтов, кто относится к семьям более позитивно. Я уважала взгляды Майкла Уайта и Дэвида Эпстона, которые учили, что клиенты приходят к психотерапевтам с «историями, пропитанными проблемами». Именно терапевт должен помочь клиентам обрести силы и рассказывать о себе оптимистические истории. Уайт и Эпстон подчеркивали, что проблема не в клиенте, проблема – в самой проблеме, и они предпочитали «обсуждать решения проблемы», а не «саму проблему». Уайт и Эпстон считали, что многие семьи страдают, потому что рассказывают о себе проблемные истории. Они подчеркивали, что психотерапевты часто усугубляют ситуацию, заставляя клиентов обсуждать их неудачи и конфликты, игнорируя области жизни, где те чувствовали себя сильными и полноценными. Уайт и Эпстон придавали людям сил, помогая им рассказывать новые истории о том, что им хорошо удавалось. Они выносили патологию и стыд за рамки психотерапии, зато генерировали оптимизм, доверие и сотрудничество. В основном мои цели в отношении клиентов заключались в том, чтобы они в большей степени стали самими собой, стали открыты тому, что с ними происходит, стали компетентными, мыслили гибко и могли реалистично оценить то, что происходит вокруг. Я хотела помочь своим клиентам посмотреть на все с новой точки зрения и научиться строить более продуктивные взаимоотношения с людьми. Психотерапия – один из способов обдумать, что происходит у тебя в жизни. Она помогает людям управлять своей жизнью, а не плыть по течению. Жизнь, которую обдумали, представлялась более достойной продолжения. Работая с девушками-подростками и их родителями, я столкнулась с необходимостью пересмотреть свое отношение к семьям. Многое из того, чтобы было написано на эту тему в то время, изображало семьи как основной источник патологий и страданий. Психологический язык отражал предвзятое отношение к ним: то, что касалось установления дистанции во взаимоотношениях, обозначалось словами с положительным оттенком значения (независимость, индивидуализация и самостоятельность), а слова, обозначавшие близкие взаимоотношения, имели негативную окраску (зависимость, быть связанным по рукам и ногам). Безусловно, стремление психотерапевтов приписать семьям патологический характер было столь велико, что возникла даже шутка, что «нормальная семья – это те, кто еще не обращался к психотерапевту». Много лет назад Миранда с родителями пришла ко мне в кабинет. Три месяца назад до этого ей поставили диагноз «булимия» и отправили на лечение в учреждение в восьми часах езды от дома. Пока Миранда была там, родители взяли кредит, чтобы оплачивать ее лечение. Они каждый день звонили ей и ездили в этот отдаленный центр на сеансы семейной психотерапии. Прошло три месяца лечения, было потрачено 120 тысяч долларов, а Миранда так и страдала этим же расстройством пищевого поведения, а ее родителей квалифицировали как созависимых. Мой первый вопрос Миранде был таким: «Чему ты научилась в больнице?» Она гордо ответила: «Что у меня неблагополучная семья». Я подумала про ее родителей: папа – физиотерапевт, мама – библиотекарь в маленьком городке. Они не были алкоголиками, не страдали никакими зависимостями. Каждое лето ездили вместе в отпуск и вносили деньги в фонд колледжа. Играли в настольные игры. Читали Миранде сказки на ночь, приходили к ней в школу на мероприятия. Теперь у Миранды беда, и они влезли в огромные долги, чтобы оплатить ее лечение. И за все их усилия и расходы, которые они несли, их окрестили больными и неблагополучными. Миранда быстро согласилась с этим. Подросткам легко внушить, что родители их не понимают и что семья неблагополучная. Практически все девушки, с которыми я проводила курс психотерапии, считали, что у них неразумные родители и что они хуже всех. Когда мнение профессионала совпадает с их собственным, они чувствуют злорадство и удовлетворение, по крайней мере на какое-то время. Но со временем большинство подростков страдают, если считают, что с их родителями что-то не так. С Мирандой моя цель заключалась в том, чтобы восстановить ее нормальное восприятие семьи. Когда я выразила мнение, что ее родители заслуживают уважения за все попытки ей помочь, сначала у нее появилось озадаченное выражение лица, а потом она испытала видимое облегчение. Традицию отрицательного отношения к семьям заложил Фрейд. Он полагал, что характер человека полностью формируется в раннем детстве. Патология родителей, по его мнению, нарушала структуру личности ребенка. Цель психоанализа заключалась в ограждении клиента от вреда, который наносили ему родители. И в 1990-е годы такую точку зрения разделяли многие. Работая с девушками-подростками, я научилась воспринимать семьи иначе. Большинство родителей, с которыми я познакомилась, любили своих дочерей и желали им самого лучшего. Они были для них надежной защитой от жизненных бурь и самым ценным ресурсом в тот момент, когда девушкам это было больше всего нужно. Я уважала их за готовность обратиться ко мне за помощью, когда у них самих голова шла кругом. Они удостоили меня чести, впустив в свою жизнь. Хорошие психотерапевты стараются восстановить нарушенные семейные связи и вселяют надежду в тех, у кого в семье неладно. Мы стремимся привнести в их жизнь гармонию, научить относиться ко всему терпимо и с юмором, способствовать взаимопониманию между родными людьми. Не наклеивать ярлыки на людей, рассуждая об их патологии, а содействовать развитию в людях тех качеств, которые Джон Дефрайн выявил во всех благополучных семьях: умение ценить друг друга, духовная близость, преданность, добрые взаимоотношения, время, проводимое вместе, душевное спокойствие, умение справляться со стрессом и способность разрешать кризисные ситуации. Мы в состоянии помочь девушкам найти благополучные способы становиться самостоятельными. Нам нужно рассуждать о семейной политике, а не выискивать в семьях патологию. Конечно, у каждой семьи своя собственная история, свои проблемы и «слепые пятна», а также свои сильные стороны и способы преодоления трудностей. Достойная цель работы психотерапевта – укреплять семьи и придавать дочерям сил, помогая им стать самими собой. Девушки могут понять, какие силы способствуют их развитию и что помогает им совершать осознанный выбор, решая, что они в состоянии выдержать, а что нет. Им необходимо становиться более сознательными с помощью курса психотерапии, чтобы гармонично взрослеть в контексте культуры, которая постоянно внушает им, что их постоянно кто-то пристально рассматривает и оценивает. Такая психотерапия обучает их новой форме самозащиты. Даже будучи вооруженной подобными психотерапевтическими установками, в 1990-е я считала, что работать с девушками-подростками трудно. С ними сложнее устанавливать взаимоотношения, и существовала большая вероятность, что они, не предупредив меня, внезапно прервут курс психотерапии. Создавалось впечатление, что ошибки, которые совершались в общении с ними, были более серьезными. Казалось, что их поступки искажали подлинные, глубинные потребности, а потому было трудно отделить то, что лежало на поверхности, от их реальных проблем. Вот как строилась практическая работа с ними: в первую нашу встречу казалось, что девочки совершенно сбиты с толку и не уверены в себе. Они неуклюже двигались. Обрушивали на меня калейдоскоп самых разнообразных эмоций: страх, безразличие, грусть, самодовольство, отчуждение и надежду. Они были в отчаянии по поводу своей сексуальности, а собственная внешность казалась им отвратительной. Они были настроены на то, что их отвергнут, что над ними будут насмехаться. У них в глазах снова и снова угадывался вопрос: «Можно ли рискнуть и обсудить с ней мои плохие отметки, обжорство, алкоголь, секс, нанесение себе порезов или мысли о самоубийстве? Будет ли она осуждать их? Вдруг она не поймет? Или, что хуже всего, будет забрасывать советами?» Новые клиентки часто улыбались мне с таким видом, словно хотели сказать: «Я хочу вам понравиться, но не думайте, что я куплюсь на это». В этом возрасте отношения для девушек – это самое главное. Никакая работа с ними невозможна без взаимной симпатии и уважения. Первый этап – расположить девушку к себе, чтобы построить отношения с терапевтом, чтобы сработал курс психотерапии и ради нее самой. Девушки устраивают психотерапевту десятки разных проверок на прочность. Лучший способ пройти эти проверки – слушать. Человека за всю его жизнь редко кто может выслушать искренне, полностью погружаясь в его рассказ, не спеша с выводами. Что вы при этом чувствуете? Что вы думаете? Чему это вас научило? Я научилась подавлять в себе желание дать совет или выразить сочувствие. Лучше было помочь разобраться: что может контролировать моя клиентка? Где ее собственное мнение, а в чем она пошла на поводу у других людей? Что самое важное в той истории, которую она рассказала мне на этой неделе? Что может стать небольшим шагом в нужном направлении? Самым главным вопросом для каждой клиентки был такой: кто я? Ответ меня не интересовал, потому что я учила девушку делать то, что пригодится ей на протяжении всей жизни. Для этого нужно было понять, кто ты на самом деле, определить, в чем заключаются твои уникальные таланты, и признать право чувствовать то, что с тобой происходит, а не только то, что социально приемлемо. Нужно понять разницу между тем, что ты думаешь, и тем, что ты чувствуешь, между сиюминутным удовольствием и долговременными целями, различать свой голос и голоса других людей. Нужно понять, как на тебя влияют культурные нормы, установленные для женщин, обсудить, насколько возможно нарушать их, и сформулировать новые, здоровые правила жизни для себя. Этот процесс протекает нелинейно, он труден и нередко сопровождается неудачами. Я часто использую выражение Полярная звезда[39] в качестве метафоры. Я говорила клиенткам: «Представьте себе, что вы сидите в лодке, которая качается на семи ветрах. Голоса ваших родителей, ваших учителей, ваших друзей и средств массовой информации, словно ветры, сдувают вас то на восток, то на запад, то снова назад. Чтобы идти своим курсом, вы должны следовать за своей путеводной звездой, то есть пониманием того, кто вы есть на самом деле. Только следуя за ней, вы сможете наметить курс. Только если вы следуете к цели, вас не сдуют ветры в открытом море. Истинная свобода в том, чтобы следовать за путеводной звездой, а не куда ветер дует. Иногда кажется, что свобода означает лететь по ветру, но это не свобода, а иллюзия. Из-за этого ваша лодка ходит по кругу. Свобода – это движение к своим мечтам». Даже на Центральном Западе, где нет больших озер, многие девушки знают, что такое управлять лодкой. И особенно на Центральном Западе девушкам нравится мечтать о море. Им нравится представлять звезды, небо, шумящие волны и себя в маленькой красивой лодке. Но большинство девушек в точности не знают, как применить эту метафору к собственной жизни. Они жалобно спрашивали у меня: «А как мне узнать, чего я на самом деле хочу?» Я предлагала девушкам найти тихое место, где можно спокойно ответить на эти вопросы.