Нашу первую встречу мы закончили разговором о том, чего от Хайди ожидали. Она сказала, что чувствовала, что должна быть привлекательной, спортивной и популярной. Она добилась поразительных успехов, оправдывая эти ожидания, но дорого за это заплатила. Ее перфекционизм подорвал ее физическое и эмоциональное здоровье. Ей нужно было расслабиться. В конце концов, если бы не булимия, она не была бы такой спортивной, привлекательной и популярной. На следующий прием Хайди пришла ко мне с подробными записями о своих чувствах по поводу булимии. Она объедалась дома поздно вечером, переделав все дела. Обычно она ложилась в кровать и старалась уснуть. Но почти всегда начинала беспокоиться и не могла прийти в себя, пока не объедалась, а потом не вызывала рвоту. После этого она могла заснуть, а утром чувствовала себя разбитой и мучилась от стыда. Хайди записала в дневнике, что до того, как объедаться, она чувствовала слабость, беспокоилась о своих тестах, волновалась о тренировках или из-за своего парня. Мы обсудили способы борьбы с этими переживаниями кроме обжорства: она могла с кем-то поговорить, сделать записи в дневнике, послушать музыку или освоить техники релаксации. Хайди согласилась делать записи в дневнике до того, как начнет объедаться. Она не думала, что это ее остановит, но так можно было притормозить (и возможно, она что-то узнает о себе). Мы поговорили о том, как булимия изменила ее жизнь. Хайди больше не доставляли радости семейные ужины или походы в гости, где накрыт стол. Она беспокоилась, сидя рядом с людьми, которые питались нормально. Она или ела совсем немного, или объедалась, но совершенно разучилась есть нормально. Она боялась, что на воскресных ужинах с бабушкой и дедушкой потеряет над собой контроль, поэтому стала их избегать. Она скучала по бабушке и дедушке и знала, что они по ней тоже скучают. Хайди замучилась, планируя объедаловку и теряя из-за нее время. Иногда она засиживалась допоздна, когда готовила себе еду. Иногда пропускала праздники, потому что знала, что останется дома одна и сможет в одиночку объедаться. «Мои родители не пытаются мне помешать, но я терпеть не могу делать это при них. Я не хочу, чтобы об этом узнали мои младшие братишки… Мой парень обо всем знает, но эта привычка вредит нашим отношениям. Я не хожу с ним в кафе. Иногда я хочу, чтобы он отвел меня домой, и я бы там начала объедаться. Я придумываю всякие отговорки, чтобы закончить свидание, – она посмотрела на меня. – Страшно такое говорить, но я лучше останусь дома и буду есть, чем пойду куда-то отдохнуть». «Я ужасно выхожу из себя, если что-то мешает мне объедаться, – продолжала она. – Пока не объемся, я злюсь, а после этого впадаю в депрессию. Получается, что я никогда не чувствую себя счастливой». Я похвалила Хайди за то, что она обратилась за психотерапевтической помощью. «Ты человек дисциплинированный и можешь много работать, чтобы избавиться от своей проблемы, – сказала ей я. – Ты точно справишься, я уверена». Пищевая зависимость В 1990-е годы булимия была самым распространенным расстройством пищевого поведения у молодых женщин. Началось все со стремления контролировать свой вес. Но вскоре жизнь страдающих булимией женщин превратилась в постоянную манию сначала объедаться, потом избавляться от съеденного, а затем контролировать свой вес. Вместо удовольствия – отчаяние, исступление и чувство вины. Со временем у страдающих булимией женщин возрастает риск серьезных проблем со здоровьем: стоматологические заболевания, гастроэнтерологические расстройства. А нарушения водно-электролитного баланса могут привести к сердечному приступу. У таких женщин меняется характер, поскольку объедаться им нравится больше всего. Они становятся озабоченными, начинают таиться, поскольку ими руководит стремление объедаться, а потом возникает чувство вины. Они теряют контроль над собой и от этого впадают в депрессию. Часто они становятся раздражительными и уходят в себя. Анорексия обычно начинается в старших классах школы, а вот булимия – в раннем подростковом возрасте. Ее называют болезнью студенток, потому что очень многие девушки подвержены ей в женских клубах и общежитиях. Девушки, страдающие анорексией, – перфекционистки и умеют себя контролировать, а женщины, страдающие булимией, импульсивны и постоянно чувствуют, что теряют контроль над собой. Они больше склонны к алкоголизму, чем их анорексичные сверстницы. В отличие от страдающих анорексией девушек, у молодых женщин, подверженных булимии, самые разные фигуры и комплекции. Страдающие от булимии молодые женщины, как и их подруги по несчастью, страдающие от анорексии, слишком близко к сердцу принимают призыв общества быть максимально женственными. Они изо всех сил стараются понравиться всем подряд. Большинство из них привлекательны и умеют общаться с людьми. Часто они становятся лидерами подтанцовки и группы разогрева в спортивных командах, душой вечеринок или круглыми отличницами, гордостью родных. Молодые женщины, страдающие булимией, совершенно потеряли себя. В стремлении всем угодить они приобрели вредную привычку, которая разъедает самую суть их личности. Все они продали душу за идеальное тело. Им предстоит долгий путь назад – к самим себе. Пруденс, 16 лет Пруденс с мамой появились в моем кабинете в солнечный зимний день. Марвелина – полненькая женщина средних лет, в стильном красном шерстяном костюме с воротником из искусственного меха. Пруденс тоже полненькая, в голубых джинсах, линялой толстовке и дешевых замшевых сандалиях на пробковой подошве фирмы «Биркеншток». Пруденс сказала, что начала объедаться три года назад, и теперь это происходит с ней два, а иногда и три раза в день. Она описала эту привычку как помутнение – словно она впадает в транс и заглатывает все съедобное, что видит вокруг. «Мы пытались запирать еду на ключ, – сообщила Марвелина, – но Пруденс разнесла шкаф с продуктами молотком. Когда на нее наваливается обжорство, остановить ее невозможно». Марвелина рассказала, что Пруденс никогда не ела нормально. Если она не обжиралась, то морила себя голодом. «Она вечно на диете. И не ест ничего, пока у нее не начинается приступ обжорства». «Я хочу похудеть, но у меня не получается, – сказала мне Пруденс. – Я сейчас набрала вес как никогда». «Это я виновата, – вздохнула Марвелина. – Я вечно сижу на диетах». Я стала расспрашивать, что у них за семья. Марвелина работала в телефонной компании, как и ее муж. Они познакомились восемнадцать лет назад. Марвелина призналась: «Вообще-то я не из тех современных женщин, что отстаивают свои права. Мне всегда трудно выразить свои мысли». «Она у нас на положении семейной прислуги, – сказала Пруденс. – Позволяет папе гонять себя туда-сюда и постоянно за все извиняется. Ей бы надо чаще показывать характер». Меня в очередной раз поразило, какими наблюдательными бывают дочери по отношению к мамам и как остро они переживают их поведение. Пруденс сказала, что отец тихушник. Марвелин так отозвалась о муже: «Он обожает Пруденс, но ему нечего ей сказать. Он не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ». «А другие дети в семье есть?» И обстановка на приеме тут же изменилась. Марвелин вздохнула, а Пруденс прикусила губу. Марвелин сказала: «Старший брат Пруденс погиб три года назад в автокатастрофе». «Я не хочу говорить о Греге», – заявила Пруденс. Я глянула на этих двух женщин с окаменевшими лицами. Мне подумалось, что в семье очень мало говорили о смерти Грега и главные переживания для них были еще впереди. Я знала, что эту «работу» еще предстоит совершить, но не на первой нашей встрече. Зато мы обсудили, как дела у Пруденс в школе, расположенной в одном из самых престижных районов пригорода, где жили состоятельные люди, а население было однородным с социальной точки зрения. У большинства девушек была модная одежда, красивые зубы и волосы. Отличная питательная среда для развития расстройств пищевого поведения. Пруденс засмеялась: «Когда я впервые пошла в ту школу, все девочки показались мне одинаковыми. Я только через некоторое время научилась отличать одну от другой». Она показала на свою немодную одежду и заявила: «Я отказываюсь играть в эти игры с модными тряпками. Я не Барби. Мне неловко из-за того, что у меня булимия. Такая дурацкая болезнь». Когда в следующий раз Пруденс пришла ко мне на прием, я попросила показать фотографию Грега. Она вынула кошелек и показала его фото, когда он был старшеклассником. «Грег был не таким, как другие старшие братья. Он не прогонял меня, даже когда был вместе с друзьями. Он давал мне советы и защищал. Самое ужасное, что он мог мне сказать, – это что я его разочаровываю. И я тогда сразу же приходила в себя. Он утешал меня, если я получала плохие оценки. Научил меня кататься на коньках». Я спросила: «А как он погиб?» Пруденс прикусила губу. «Он отдыхал с друзьями после баскетбольного матча за кубок штата. Я знала, что он выпьет, но не волновалась, потому что у их команды был свой водитель. А в ту ночь этот водитель был пьян и врезался в мост на трассе за городом. Он уцелел, а Грег погиб на месте». Она рассказала о прощальной церемонии в школе для старших классов. Собралось больше тысячи людей. Пел хор старшеклассников, а капитан баскетбольной команды Грега произнес прощальную речь. Она рассказала о заупокойной службе в церкви: «Каждый из наших родных положил что-нибудь в коробку на память о нем. Мама с папой положили его удочку, баскетбольный мяч и ежедневник, а я – моего плюшевого медвежонка Мишу». Пруденс расплакалась, рассказывая мне, как они с братом в последний раз говорили по душам. Грег предупреждал ее о трудностях учебы в старших классах и об искушениях, которые там подстерегают. Посоветовал ей избегать секса и алкоголя, по крайней мере до выпускного класса. «Я последовала его совету насчет секса, – сказала она. – Да мне и не хочется». Она продолжала рассказ: «После его смерти мы перестали о нем говорить. Мама закрыла дверь в его комнату на ключ, и мы ведем себя так, словно он уехал в лагерь. Я чувствую, что наша семья просто развалится, если мы заговорим о нем». «Единственный, кто мог бы нас от этого спасти, это Грег, – сказала она. – Он умел найти нужные слова». Я протянула Пруденс коробочку с одноразовыми платочками, и минут через пять она заговорила снова: «Я восстала против Бога. Почему бы ему было не забрать какого-нибудь старика, который и так уже хотел бы умереть, или убийцу ребенка, приговоренного к смертной казни? Зачем было забирать самого лучшего человека на свете?» Она опять заплакала, но потом сказала: «Как хорошо, что мы об этом поговорили». «Тебе теперь предстоит многое наверстать», – сказала я. После этой встречи у меня зародилась некоторая надежда. Пруденс, как и многие юные женщины, страдающие от булимии, пытается справиться с охватившими ее чувствами с помощью переедания, а потом избавляется от съеденного. Похоже, что, столкнувшись с самым большим потрясением в жизни, она научится справляться и с другими мучительными чувствами и обсуждать их, а не объедаться с горя. В течение следующих месяцев мы часто говорили о Греге. Пруденс приносила еще фотографии и письма, которые получала от него, когда он был на сборах в баскетбольных лагерях. Рассказывала мне истории о том, какие приключения они переживали вместе. Она стала разговаривать о Греге с мамой и бывшей подружкой Грега. Она даже с папой завела разговор о нем, но тот твердо заявил: «Пру, я не могу». Однажды я попросила ее отыскать в природном мире нечто такое, что напоминало бы ей о брате и благодаря чему она могла бы установить с ним духовную связь всякий раз, когда это что-то попадется ей на глаза. В следующий раз у меня на приеме Пруденс сказала, что брат напоминал ей стебель похожего на камыш рогоза, потому что был такой же высокий, стройный и с волосами каштаново-коричневого цвета, а еще он любил воду. Скучая по брату, она стала ходить к водоему поблизости, где росли рогозы, и думала о нем. Пруденс обнаружила, что после того, как стала говорить о брате, реже объедается. Она научилась справляться и с другими переживаниями, делая записи в дневнике или беседуя с теми, кому доверяла. Я посоветовала ей уделять больше внимания себе. Рассказала о девизе общества анонимных обжор (АО): «Скажи стоп: стоп голоду, стоп гневу, стоп одиночеству и стоп усталости»[31]. Она научилась распознавать свои чувства и не принимать их за голод. Научилась отдыхать, когда устанет, разговаривать с людьми, если рассердится на кого-то, и подыскивать себе занятия, когда скучно. Пруденс понравилось в обществе АО. Для нее было таким облегчением слышать рассказы других людей о расстройствах пищевого поведения. Полегчало на душе и оттого, что она познакомилась с выздоравливающими женщинами, которые хорошо себя чувствовали. Она оценила моральную поддержку и беседы о чувствах. Она завела себе блокнот повышения сознательности, в который записывала все обидные замечания по поводу внешности или фривольные высказывания. Она принесла и показала мне рекламу, на которой были изображены худые женщины. Она испытывала отвращение, потому что этих женщин изображали только как объект сексуального интереса, а не как полноценных личностей. Пруденс гордилась своей независимостью и стала более активно выражать неприятие, когда окружающие пытались навязать ей роль пустоголовой красотки «бимбо»[32]. А потом она решила побороть свое безудержное стремление объедаться. Это необходимый и важный шаг к выздоровлению, но это ужасно трудно. Мой клинический опыт показывает, что побороть стремление объедаться так же сложно, как и удержаться от употребления наркотиков. Для этого требуются дисциплинированность и устойчивость к эмоциональным потрясениям. Пруденс научилась мысленно обращаться за помощью к брату. Она представляла себе его лицо и разговаривала с ним, прося помочь справиться с приступами обжорства. Когда ей это удавалось, она мысленно благодарила его. Конечно, у Пруденс не всегда все получалось. Но постепенно она сумела сократить количество приступов переедания до одного в день. После четырех месяцев психотерапии она впервые провела целый день без переедания. К ней отчасти вернулись силы, кожа и волосы стали выглядеть более здоровыми. Она сообщила, что бывали такие дни, когда она вообще не думала о своем весе. Пруденс любила поговорить, стала более чуткой к своим и чужим чувствам, чем типичные подростки. Постепенно она победила пристрастие к перееданию. Она дала себе слово быть хозяйкой собственной жизни. После нескольких месяцев наших встреч она сказала мне: «Грег бы меня такую одобрил». Анорексия – проблема процветающих стран. По словам Питера Роуэна, это «жажда под дождем». Анорексия является также результатом протеста против навязанных культурой правил, которые заставляют женщину быть красивой. Сначала девушка изо всех сил старается быть стройной и красивой, но со временем анорексия полностью ее подчиняет. Своим поведением она словно сообщает миру вокруг: «Посмотрите, какая я худая, даже стройнее, чем от меня требовалось. Вы не можете заставить меня есть больше. Я сама хозяйка своей судьбы, даже если моя судьба – умереть с голода». Именно послушные и целеустремленные девочки больше всего подвержены анорексии. Она часто начинается в подростковом возрасте как обычная склонность сидеть на диете. Но вместо того, чтобы прекратить диету, юные перфекционистки продолжают ее придерживаться. Они все сильнее тревожатся за собственный вес, их пищевое мышление становится более косным. Они стремятся стать стройнее всех вокруг, прекраснее всех на свете. Слово анорексия обозначает отсутствие голода, но, в сущности, страдающие от анорексии девушки постоянно голодны. Они так же помешаны на еде, как и голодающие люди. У них проявляется множество физиологических симптомов голодания: раздутый живот, сухие и тусклые волосы, прекращение месячных, слабость и подверженность инфекциям. Также у них отмечаются психологические признаки голодания: они испытывают депрессию, раздражительны, склонны впадать в пессимизм и апатию и мечтают о праздниках. Родные всеми силами заставляют девочек поесть: уговаривают, угрожают, приводят убедительные аргументы или пытаются обмануть. Но им ничего из этого не удается, потому что единственное, что анорексичные девушки могут контролировать в своей жизни, – это еда. Никто не заставит их набрать вес. Их худоба стала источником гордости, медалью за мужество. Обычно анорексичные женщины пользуются популярностью у представителей противоположного пола, потому что являются воплощением культурных стереотипов, характеризующих женственность: худая, пассивная, слабая и угодливая. Часто женщины рассказывают, что больше всего комплиментов по поводу своей внешности они слышали накануне госпитализации с предписанием экстренного кормления. Анорексия – это метафора. Юная женщина считает, что должна соответствовать культурным требованиям, которые предъявляются к женщинам, то есть стать худой и не представлять ни для кого угрозы. Анорексия – это сигнал, что женщина настолько слабое существо, что напоминает китаянок былых времен с крошечными перебинтованными ножками. Она словно говорит, что ей нужен мужчина, который оберегал бы ее, защищая от мира, справиться с которым она не в состоянии. Анорексичные женщины сигнализируют своей худобой: «Я займу совсем немного места. Я никому не помешаю». Они словно хотят сказать: «Я ничем вас не встревожу, я не опасна для вас». (Ну кто же будет бояться невесомого взрослого человека?) Саманта, 16 лет Саманту ко мне насильно привела мама, германская лютеранка. Уилма прижимала к себе пальто, скрестив руки на пышной груди, и извинялась за то, что муж не пришел: он хотел, но в тот день ушел в поля. Надо было собирать урожай, потому что по прогнозу в ближайшие выходные выпадет снег. Уилма сообщила, что врач поставил ее дочери диагноз «анорексия». У девушки уже несколько месяцев не было критических дней, а уровень холестерина был таким низким, что мог спровоцировать сердечный приступ. Уилма рассказала, что раньше Саманта была жизнерадостной и активной. Но теперь она редко улыбалась, стала раздражительной и постоянно впадала в оцепенение. Раньше она была сильной и хорошо помогала на ферме, а теперь могла справиться лишь с самой легкой работой. Когда она была дома, то практически не общалась с родными и все время проводила за уроками или занимаясь гимнастикой. Саманта была отличницей, участвовала в танцевальной группе поддержки спортивной команды и нравилась одноклассникам, но, как сказала Уилма: «Она разлюбила то, что ей нравилось раньше». Рассказ мамы о проблемах со здоровьем и об изменении поведения Саманта слушала без тени эмоций на лице. Рост у нее был метр семьдесят, а весила она 45 килограммов. Лицо ее напоминало череп, обтянутый кожей, глаза были водянистыми и запавшими. Русые волосы были красиво причесаны, но выглядели сухими и тусклыми. Она была в блузке и объемном свитере, скрывавшем худобу. У нее были волосатые ручки – распространенный при анорексии симптом. Такие мягкие, покрывающие всю кожу на теле волоски называются лануго, или первичный пушок, он вырастает, компенсируя потерю жировых клеток. Я спросила Саманту, что она думает по поводу маминого описания. Она ответила: «Мама преувеличивает. Я много ем. Прошлым вечером ела пиццу и мороженое». Уилма скептически глянула на нее и сказала: «Всего-то одну ложечку мороженого и меньше кусочка пиццы. И сначала сняла сверху весь сыр». «Я сыр не люблю, – парировала Саманта, – ты же знаешь».