На первый взгляд сложно объяснить это участившееся состояние беспокойства. Семейная жизнь стабилизировалась, личная жизнь девушек стала менее хаотичной. Но наша культура стала провоцировать больше изоляции между людьми, тенденцию к поляризации и чувство страха. Девушки боятся потерпеть неудачу, стать изгоями, подвергнуться травле и осмеянию в социальных сетях. Они боятся массовых расстрелов в школах. Кажется, что от этого негде укрыться. У многих проблемы со сном, беспокойство по поводу общения с людьми и обсессивно-компульсивное поведение. Студенты рассказывают, что перегружены учебой. Они допоздна корпят над домашними заданиями, а просыпаются рано, чтобы идти на занятия или на спортивную тренировку. Хорошие оценки важны для многих девушек, и они ощущают психологическое давление, поскольку им необходимо хорошо учиться и добиваться высоких баллов на тестах, чтобы поступить в хорошие колледжи или обеспечить себе стипендию. Иногда подобное давление исходит от родителей, но часто сами девушки переживают из-за оценок гораздо больше родителей. В нашей фокус-группе Мэдди упомянула, что заранее начинала волноваться. Ей хотелось получить высший балл, но она считала, что это невозможно; занятия для нее были слишком сложными. Она рассказала, что плакала от стресса на выпускном экзамене. К счастью, учитель просто похлопал ее по руке и сказал: «Это всего лишь школа». И это помогло ей заглянуть в будущее. Но Мэдди все равно хочет быть круглой отличницей в выпускном классе. Она надеется поступить в престижный университет. Мэдди сказала нам: «Из-за этих школьных проблем я чувствую себя умственно недоразвитой». «Я уверена, что мне нужно выбирать лишь предметы, необходимые для поступления в колледж, но это значит, что я не могу выбирать интересные мне элективные курсы, например занятия керамикой или психологию, – сказала Аспен. – У нас в школе, если ты не выбираешь курсы повышенной сложности, с тобой никто разговаривать не станет». «В первом семестре учебы в старшей школе я так беспокоилась об учебе, что спать не могла, – сказала Джордан. – У меня стали выпадать волосы». «Чувствую огромное психологическое напряжение из-за учебы, – согласилась с ней Амелия. – Я работаю в магазине одежды по выходным. Состою в школьном совете и в марширующем оркестре. Времени на сон не хватает. Да, вот еще что: мои родители мечтают, чтобы я стала врачом». Она шутливо всплеснула руками, и другие девочки засмеялись. «С тех пор как пошла в школу, у меня не было ни одного свободного вечера. Обычно по четыре часа каждый вечер делаю уроки, – сказала Оливия. – Нас осуждают, если мы не показываем хороших результатов в учебе». А еще девочки боятся массовых расстрелов в школах и террористов. В большинстве школ сейчас проводят антитеррористические учения и нанимают охранников, которые следят за входом, но угрозы насилия и постоянные угрозы атак с расстрелами, о которых сообщают в новостях, постоянно держат девочек в напряжении. Оливия рассказала о парне, который учился в старших классах и казался «абсолютно нормальным». Прошлой осенью он написал прощальное письмо и пришел в школу с ружьем, которое было заряжено одним патроном. Он собирался покончить с собой на общешкольном собрании. Другой ученик увидел у него ружье и сообщил об этом, руководство успело вмешаться и остановить его. Иззи вздрогнула и сказала: «Массовые расстрелы в школах стали происходить так часто. Может быть, и у меня в школе это случится?» Кендал, первокурсница колледжа, до сих пор живет с родителями. Она призналась, что боится посещать занятия, когда собирается весь поток – сотни студентов. Девушка рассказала, что в колледже почти не соблюдаются правила безопасности и что студенты вполне могут пронести с собой оружие в рюкзаках. «Я сижу в аудитории и волнуюсь: у кого из студентов может оказаться при себе оружие? И как мне тогда выбраться из аудитории?» – призналась она. Все девушки в нашей фокус-группе взбудоражились при обсуждении массовых расстрелов в школах. Нас поразило, насколько они были испуганы. Мы не ожидали, что им столько известно о мерах безопасности и мерах по предотвращению терактов в районах, где они жили. Все ученики могли с точностью перечислить недочеты в системе безопасности в учебных заведениях вплоть до последней незапертой двери, и каждая девушка была убеждена, что у них в школе охрана организована недостаточно хорошо. «В прошлом году в нашей школе состоялся рейд по проверке безопасности, и в одном из шкафчиков[30] обнаружили два пневматических пистолета, – рассказала Амалия. – Полиция нашла автоматический складной нож, спрятанный в опилках на территории школы. Человек мог запросто зайти в школу и перестрелять всех». «Моя школа находится недалеко от центра, в неблагополучном районе, – сказала Джада. – Внутри довольно безопасно, но не снаружи. Охрана проверяет рюкзаки при входе в школу, но кто знает, что ребята приносят в них, когда возвращаются с обеда». Кроме массовых расстрелов в школах у девочек-подростков в головах крутятся и другие навязчивые страхи, которые не дают им покоя. Афроамериканцы, иммигранты и люди с другим цветом кожи, расовое насилие внушают им страх. Беженцы и иммигранты без документов боятся представителей власти, полицейских и сотрудников иммиграционных служб. Если ученики относятся к любой незащищенной группе меньшинств, то подвергаются преследованиям. Мусульмане и евреи боятся тех, кто разжигает к ним ненависть. Без сомнения, за последние годы обстановка на наших улицах стала более нетерпимой и стало больше расизма. Джамиля, 17 лет Джамиля живет на севере Омахи, в штате Небраска, в криминальном районе, где часто происходят столкновения с полицией. Когда ей было девять лет, она стала свидетелем того, как попали за полицейское оцепление ее старший брат и его друзья, как их обыскивали и как им угрожали, хотя эти парни-подростки не сделали ничего плохого; они просто собрались на игровой площадке после ужина, чтобы подышать вечерним бризом, потому что ни у кого из них в квартире не было кондиционера. Это происшествие навсегда изменило отношение Джамили к законности и правопорядку. Она больше не воспринимает полицейских как тех, на кого можно положиться и чья задача «служить людям и защищать их». Она по возможности избегает их. С тех пор как она получила водительские права шесть месяцев назад, ее несколько раз останавливала дорожная полиция за то, что «черная сидит за рулем». Один раз за то, что не подала сигнал, когда перестраивалась из одного ряда в другой, и еще раз за то, что слишком медленно проезжала четырехстороннюю транспортную развязку. В двух случаях при этом ее заставляли выйти из автомобиля и положить руки на него на оживленных перекрестках. «Вы же не будете утверждать, что к белой девушке из пригорода отнесутся подобным образом», – заметила она. Старший брат Джамили Антон отбывает семилетний срок в местном исправительном учреждении за хранение небольшой дозы марихуаны. Его арестовали и судили как взрослого незадолго до окончания выпускного класса школы. В своих письмах и телефонных звонках он рассказывает, что его, как раба, гоняют из одного места в другое и что он живет в нечеловеческих условиях. До ареста Антон был популярным, жизнерадостным баскетболистом, ему полагалась стипендия в колледже. А теперь у него хроническая депрессия и никакого будущего впереди. Джамиля с мамой надеются, что когда ему исполнится двадцать пять и его отпустят на свободу, они смогут уговорить его доучиться в школе или в профессиональном учебном заведении. А сейчас Джамиля день и ночь молится, чтобы он уцелел в тюрьме, не попался в лапы мафии и не подвергся унижениям со стороны охранников. «Многие девушки, у которых я брала интервью, считают, что больше всего они беспокоятся из-за учебы, – сказала я Джамиле. – Следом идут страх перед школьными расстрелами и за будущее нашей страны или всей планеты». Джамиля горько рассмеялась. «Да нет, я понимаю, – сказала она. – Я тоже беспокоюсь из-за оценок. Я знаю, что именно колледж даст мне наилучшую возможность найти работу. Но гораздо больше я боюсь полицейских и расистского беспредела вокруг. Каждый раз, когда я иду купить газировки за углом, я опасаюсь, что со мной что-нибудь приключится. Боюсь, что мою сестренку застрелят или обидят полицейские либо обзовут ее черномазой, когда она поедет в автобусе или будет играть в парке. Эти мысли не дают мне уснуть по ночам». Джамиля сталкивается со всеми типичными подростковыми проблемами, а вдобавок к ним ей выпало на долю жить в стране с глубоко укоренившимся расизмом. Ее беспокойство прежде всего связано с переживаниями по поводу выживания ее родных. Хотя ее страхи отличаются от тех, которые мучают других девушек из фокус-группы, историю Джамили нельзя считать чем-то из ряда вон выходящим – многие девушки в Америке сталкиваются с чем-то подобным. Многие современные ученики и студенты травмируют друг друга, постоянно рассказывая о своих неприятностях. Грейси волновалась о впавших в депрессию подругах и чувствовала ответственность за них. Она рассказала: «Одну мою подругу только что выписали из больницы, куда она попала после попытки суицида. Я не знаю, стоит ли обсуждать с ней то, что произошло, или делать вид, что ничего не случилось». Она рассказала, что когда одни ее подруги угрожают совершить самоубийство, другие начинают подзуживать их: «Чего тянешь? Сделай это и все». Один мальчик даже подталкивал других к самоубийству. Грейси сказала, что иногда ей страшно идти в школу. Она просто не может смириться с жестокостью окружающих и в ужасе оттого, что какая-нибудь подружка в очередной раз признается ей, что употребляет наркотики или режет себя. И наконец, цифровой мир генерирует беспокойство. Психолог Шэрон Бэгли сообщает, что почти половина подростков по утрам сначала ныряют в смартфон, а потом встают с постели. Некоторые психологи считают, что использование смартфона напоминает скорее навязчивое желание, чем зависимость. Бэгли выяснила, что социальные сети могут и увеличивать, и уменьшать уровень беспокойства. На короткое время они успокаивают учеников, но со временем беспокойство усиливается. Когда учеников лишают смартфонов, у них проявляются физиологические признаки стресса, например учащенный пульс. В исследовании, проведенном в 2010 году, у двухсот студентов забрали смартфоны и запретили использование любых социальных сетей на двадцать четыре часа. После этого они, по их словам, чувствовали себя «несчастными, задерганными, нервными, психовали и волновались». Лучшая стратегия контроля над соцсетями заключается в том, чтобы человек установил для себя жесткие границы их использования и потом всегда их придерживался. Как только девушки пристрастятся к социальным сетям, им трудно от них отказаться. Здесь не обойтись одним волевым усилием, ведь у девушек сформировалось поведение, которое можно охарактеризовать как компульсивную зависимость высокой степени. Старшеклассницы, которые смогли взять под контроль свои цифровые привычки, проводят в социальных сетях не более часа в день (гораздо меньше, чем их сверстницы). Девушки становятся здоровее и получают больше радости от жизни, если проводят время, беседуя со взрослыми, контактируя со сверстниками, читая или отдыхая на свежем воздухе. Им также идут на пользу практики самоконтроля, такие как майндфулнесс-подход, йога или молитвы. Меган и Анна-Мария страдают практически от всех видов беспокойства, свойственных подросткам. К счастью, они поддерживают друг друга и занимаются йогой, чтобы справиться со стрессом. Анне-Марии еще придает сил глубокая вера в Бога. Меган, 15 лет, и Анна-Мария, 16 лет Меган и Анна-Мария – двоюродные сестры, которые живут в паре кварталов друг от друга, учатся в одной и той же католической школе. Когда я брала у них интервью, на Меган была черная туника и цветные колготки в клеточку; длинные волосы она заплела в тугую косу. На лице не было ни грамма косметики. У Анны-Марии были кудрявые черные волосы, карие глаза, она была в мини-юбке и майке-борцовке. Обе девушки любят петь и играть на пианино. Анна-Мария – глубоко верующая католичка, а Меган не ходит в церковь и не уверена, верит ли в Бога. Ее родители настаивают, чтобы она ходила на мессу с родными каждую неделю, но после окончания школы Меган планирует перестать это делать. Обе девочки принимают успокоительные, а Меган борется с компульсивным перееданием, связанным со стрессом. Обеих девушек травят в школе и в социальных сетях. Как сказала Меган: «Если не пользуешься популярностью, то тебя могут заклевать». Анна-Мария рассказала об одной девочке, которую избили на улице те, кто травил ее в соцсетях. «Руководство школы отправляет родителям всякие записки, но справиться с травлей они не могут», – сказала она. «А кто провоцирует эту травлю? – спросила я. – Это кто-то один или группа ребят?» «Это те, кто занимается спортом, у кого богатые родители, крутые прикиды, кто записан в бассейны и у кого есть видеоприставки для компьютерных игр», – ответила Анна-Мария и шутливо зевнула, делая вид, что ей это неинтересно. У обеих девушек были смешанные чувства по поводу социальных сетей, которые они считали причиной жестокого отношения сверстников друг к другу. Но как и многие другие девушки, которых мы опрашивали, они не были готовы распрощаться с гаджетами и аккаунтами в социальных сетях. «Там полно всяких качков с кубиками на животе, и кажется, что все гораздо успешнее нас, – сказала Анна-Мария, – но мы не хотим терять связи с нашими друзьями». «Я всякого в интернете навидалась, – добавила Меган. – Там есть один парень-фетишист, который тащится от вида ступни и просит меня прислать ему фотографии моей ноги. Но в целом я могу игнорировать такие штуки. Больше всего меня задевают злые комментарии и чаты, а еще когда говорят гадости о моих знакомых». Меган рассказала, как однажды друзья вдруг удалили ее из своих подписчиков. Они ни с того ни с сего заявили в социальной сети: «Нам больше не нравится Меган. Как жаль, Меган… Да нет, нам совсем не жаль». Меган так и не поняла почему. Хотя это произошло два года назад, у нее все еще подкашиваются ноги, когда она встречается с ними. Анна-Мария включилась в разговор и рассказала о другой неприятной ситуации, с которой столкнулась лично. Когда она училась в шестом классе, то смотрела сериал «Лузеры» и поняла, что она лесбиянка. В ее церкви учат, что гомосексуализм – это грех, и она считала, что Господь проклял ее. Она постоянно страдала от панических приступов и в такие моменты задыхалась. Она была в ужасе и боялась обратиться за помощью к родителям. Меган уговорила ее рассказать им все как есть и сидела рядом во время этого разговора. Сначала они расстроились, но спустя несколько недель пришли в себя и сказали Анне-Марии, что никогда не перестанут ее любить и поддерживать. Они не собирались отвергать свою добрую, ласковую дочь. Рассказав мне об этом откровенном разговоре, Анна-Мария вся задрожала, но потом призналась, что теперь ей стало легче жить. Она ходит на прием к психотерапевту, который оказывает ей поддержку и научил дыхательной гимнастике, которая помогает успокоиться во время приступов паники. Они с Меган постоянно занимаются йогой в «Лотос Хаус» и дали друг другу слово никогда не заглядывать в социальные сети по воскресеньям. «Мы большую часть времени находимся в стрессе, но учимся новым способам справиться с ним, – сказала Анна-Мария. – По крайней мере мы есть друг у друга». В наши дни стало гораздо больше девушек, которые впадают в депрессию и беспокоятся чаще, чем во все другие времена современной истории. На наших глазах увеличивается количество самоубийств и данных о том, что девушки попадают в отделения неотложной помощи. Самотравмирование стало повсеместным. Вообще-то в сети даже распространены видео, в которых девушек учат наносить себе увечья. В наших фокус-группах выясняется, что в некоторых компаниях девушки даже соревнуются по числу увечий. Такое опасное и разрушительное поведение распространяется, словно зараза, через социальные сети. Родители, руководство школ и медики должны быть лучше информированы об этом явлении и должны что-то предпринимать, как только им становится известно о подобных случаях. Многие девушки ходят к психотерапевту и считают, что это им помогает. В старших классах школ девушкам часто оказывают помощь и организуют группы поддержки. В целом родители стремятся помочь дочерям. Мы все можем объединить усилия, морально поддерживая девушек и защищая от вреда социальных сетей. Поскольку подростки из ЛГБТ-сообществ находятся в высокой группе риска в связи с возможными попытками самоубийства, им особенно нужны наши поддержка и понимание. Всем подросткам пойдут на пользу добрые взаимоотношения друг с другом, общение с соседями, дальними родственниками и контакты с реальным миром. Глава 11. Поклонение худобе Хайди, 16 лет Хайди появилась у меня в кабинете после тренировки по гимнастике. Симпатичная блондинка, одетая в блестящий спортивный костюм. Мы поговорили о гимнастике, которой Хайди занималась с шестилетнего возраста. Когда мы с ней встретились в 1990-х, ее только что направили на тренировки на базе нашего местного университета. Она занималась по четыре часа в день шесть дней в неделю. Она не рассчитывала попасть в олимпийскую сборную, но хотела пробиться в десятку лучших от своей школы. Хайди сияла, когда рассказывала о гимнастике, но я заметила, что глаза у нее красные, а еще у нее был маленький шрам на указательном пальце правой руки. (Когда руку постоянно засовывают глубоко в рот, то может появиться небольшой шрам от желудочного сока.) Я не удивилась, когда она рассказала мне, что вызывает у себя рвоту, потому что страдает булимией. Хайди сказала: «У меня такая проблема уже два года, но с недавних пор мне это стало мешать заниматься гимнастикой. Я слишком ослабла, и мне особенно трудно во время опорных прыжков, где нужно приложить максимум усилий. Мне тяжело сконцентрироваться. Думаю, мое расстройство пищевого поведения возникло из-за тренировок. Тренер каждую неделю взвешивает нас, и мы должны пересчитать друг у друга ребра. Если ребра не прощупываются, это беда». Я скорчила неодобрительную гримасу. Хайди объяснила, что с тех пор, как стала подростком, ей трудно контролировать свой вес. После еды она волнуется: вдруг съела лишнее? Она считала калории: была голодной, но есть боялась. В классе щипала себя за бок – и если чувствовала складочку жира, то приходила в ужас. В первый раз она вызвала у себя рвоту после праздничного ужина с другими гимнастками. Тренер повел их в стейкхаус, и там Хайди заказала двойной чизбургер и луковые кольца. Съев все это, она разволновалась, что это приведет к прибавке веса, и решила всего лишь раз избавиться от этой еды. Она потихоньку улизнула в туалет и вызвала у себя рвоту. Она покраснела: «Это было труднее, чем кажется. Мое тело сопротивлялось, но я сумела с ним справиться. Мне было так плохо, что я подумала: “Больше так делать не стану”. Но спустя неделю я сделала это снова. Сначала я вызывала рвоту раз в неделю, потом два раза, а теперь почти каждый день. Мой стоматолог сказал, что желудочный сок разъедает зубную эмаль». Хайди расплакалась. «Я чувствую себя такой лицемеркой. Люди смотрят на меня и видят изящную, здоровую девушку. А я обжираюсь и теряю контроль над собой. Вы даже представить себе не можете, как много я ем. Так быстро запихиваю в рот еду, что просто задыхаюсь. А потом у меня желудок настолько переполнен, что я вот-вот лопну». Я объяснила, что от такой вредной привычки, как булимия, трудно избавиться. Нужна огромная сила воли, чтобы преодолеть желание объедаться, а потом избавляться от съеденного. Хайди надо научиться контролировать процесс приема пищи. Справиться с неудержимым желанием переесть – это всего лишь часть лечения. Ей нужно справиться со своими психологическими страданиями. Булимия, как и все пагубные привычки, – способ убежать от боли. Хайди придется встретиться лицом к лицу со своими чувствами. Я предложила ей записывать, что она испытывает в тот момент, когда объедается. А потом мы вместе изучим ее записи. Отец Хайди был педиатром, а мать – домохозяйкой и участницей молодежной лиги. Хайди была самой старшей из троих детей, и она рассказала мне, что ее детство было замечательным. Семья каждое лето ездила куда-нибудь на отдых: то на побережье Мейн, то на остров Сэнибел в Калифорнии, то на Аляску. Ей нравилось учиться в начальной школе. У нее было много дел: семья, церковь, гимнастика. Она была легкая в общении и энергичная. «У меня была идеальная жизнь: потрясающие родители, хорошие друзья, своя спальня с тахтой и балконом. По стенам у меня были развешаны медали на ленточках, и везде стояли кубки с соревнований». «А когда эта идеальная картина закончилась?» – спросила я. «После того как я отпраздновала тринадцатый день рождения, все усложнилось. Я окончила школу по соседству от моего дома и перешла в объединенную среднюю школу. Там было труднее, да и тренировки по гимнастике усложнились. После того как у меня начались критические дни, я стала набирать вес. Тренер посадил меня на диету. Общаться стало труднее. Девчонки соперничали друг с другом. Я терпеть не могла сплетни. А с парнями все разговоры крутились вокруг секса. Я дружила с некоторыми соседскими мальчишками, но теперь мы перестали проводить время вместе. Мы уже не знали, как друг с другом общаться». Я спросила у Хайди, что она думает о своей внешности, и не удивилась, когда услышала, что в средних классах она считала себя уродиной. «Мы только и говорили что о внешности. Я старалась не вестись на это, но ничего не получалось. Я тоже хотела быть хорошенькой, как и все». Как это часто бывает, булимия у Хайди началась, когда она набрала вес. Она была в группе высокого риска (в нее входят женщины, благополучие которых зависит от стройности). К этой категории относятся гимнастки, танцовщицы, актрисы и модели. У многих из них развиваются расстройства пищевого поведения как следствие профессиональной деформации. Но как только булимия становится привычкой, она выступает способом (как алкоголь или другие сильнодействующие средства) справиться со стрессом.