Позднее она показала мне свои записи. Там говорилось о девчонках-задаваках, которые изводили бедных учеников. Она упоминала о кознях и интригах, о мелких пакостях, о вечных разговорах, как надо одеваться и с кем надо дружить. Там говорилось о бедности ее родителей, которые всю жизнь работают изо всех сил. Были записи о детях Сомали, о стариках, замерзавших холодной зимой в Боснии, и о бездомных людях. Она вела эти записи до тех пор, пока не угасло непреодолимое желание делать себе прижигания. Иногда и это не помогало, и тогда она просила родителей, чтобы они крепко обняли ее и посидели рядом, пока она не уснет. Иногда она звонила мне – и я успокаивала ее беседой. И конечно, иногда искушение было слишком сильным, тогда она сдавалась и делала себе прижигание. Но это происходило все реже и реже, по мере того как она училась вести беседы и делать записи о своих проблемах. Помогала способность Даниэллы радоваться жизни. Ей нравились другие волонтеры, которые работали на благотворительной кухне. Когда она видела бездомных на улицах, она останавливалась, чтобы поболтать с ними. Она знала, что скоро будет варить для них суп. И хотя ее вклад в решение этой проблемы можно назвать минимальным, это спасало ее от отчаяния. Внешность Даниэллы слегка изменилась: у нее отрастали волосы, приобретая красивый каштановый оттенок. На последний прием мы пригласили ее родителей. Шелли рассказала, что Даниэлла снова стала смеяться и играть с младшими сестрами. У нее звонил телефон, появились интересные друзья. Стивен сказал, как ему приятно, что Даниэлла снова стала рисовать. Мотивы ее картин стали немного оптимистичнее. Она вернулась в страну живых. Даниэлла понимала, что многое из этого произошло благодаря психотерапии: «Вы смахнули со всего пыль и разгребли завалы. Вы помогли выбросить весь мусор». В 1990-е годы многие девушки пострадали от сексуального насилия. Они бунтовали, рисковали и попадали во всякие передряги. Многим взрослым было непонятно, что у этих девушек за жизнь. Но после хаотичных и трудных восьмидесятых и ранних девяностых жизнь девушек стала налаживаться. В том, что касалось душевного здоровья и социального благополучия, у подростков намечалось значительное улучшение. Однако в наши дни уровень депрессии стремительно пошел вверх, и к семнадцати годам 36 % девушек уже пережили депрессию либо страдают от нее прямо сейчас. Кроме того, по данным национального опроса в отношении употребления наркотиков и состояния здоровья, проведенного в 2014 году, многие девушки признают, что испытывали депрессию уже с двенадцатилетнего возраста. Это поразительные результаты, учитывая, что в семьях девушки чувствуют себя гораздо счастливее. Отчего сегодня уровень депрессии настолько высок? Многие исследования не предоставляют конкретных примеров и в них не говорится, отчего так происходит. Но по мере того, как количество расстройств пищевого поведения нарастает в связи с навязчивой рекламой и тем, что в СМИ изображают исключительно стройных женщин, мы можем вполне обоснованно утверждать, что именно изменения в нашей культуре провоцируют распространяющуюся эпидемию депрессии и беспокойства. Терроризм, порнография, массовые расстрелы в школах, снижение числа верующих в общественных организациях, неприкрытый расизм, глобальные изменения климата, политическая поляризация общества и другие культурные факторы тоже играют роль. И девушки страдают от одиночества, спровоцированного тем, что происходит с ними в интернете. В книге «Утраченные связи» Йохан Хари предлагает рассматривать депрессию как разрыв связей. В 2019 году мы потеряли связь с нашей историей, нашим будущим, нашим телом, нашими социальными институтами и друг от друга. Он утверждает, что мы, люди, существуем благодаря тому, что когда-то жили в племенах, помогая друг другу. Взрослые работали вместе, а дети вместе играли. Люди сидели вокруг костра и рассказывали истории. Такой племенной образ жизни продолжался во многих местах вплоть до прошлого века. В сообществах людей бурлила жизнь, и все были связаны друг с другом. Сегодня у нас практически утрачена связь со своими соплеменниками и сообществами. Кроме того, многие семьи сталкиваются с серьезными экономическими трудностями. У них может не быть доступа к медицинской помощи или возможности приобрести доступное жилье. Многие подростки питаются за счет благотворительных программ или живут во временном жилье либо в приютах для бездомных. У других родители сидят в тюрьме или употребляют наркотики. Их дети живут в приемных семьях или у дальних родственников. Мать двенадцатилетней Эвери – наркоманка, а ее отец сидит в тюрьме. Девочка живет с овдовевшей бабушкой. Дом в плачевном состоянии, а у бабушки нет ни финансовых возможностей, ни сил сделать там ремонт. У бабушки диабет и повышенное давление, и Эвери боится, что та вскоре умрет. Если это произойдет, ей будет некуда деться. Эвери сказала нам: «Я боюсь, что папа умрет в тюрьме. Мама тоже может умереть. Вся моя жизнь словно яйцо, которое вот-вот треснет». Когда мама Скайлар потеряла работу, то они всей семьей переехали в приют для бездомных. Скайлар с мамой ночуют в спальне для женщин отдельно от братьев, которые должны спать в мужской половине. Девочка ездит на городском автобусе в школу и остается там допоздна, пока не заберут последних детей из продленки. Ей очень трудно учить уроки в приюте, где людно и шумно. Скайлар – девочка ответственная, она хочет стать специалистом по морской флоре и фауне, но в данный момент ей трудно найти просто чистую одежду и обувь. «У меня такое чувство, что слово “стабильность” относится ко всем, но не ко мне, – призналась нам она. – Ненавижу этот приют, эту зависимость и бедность. Мне постоянно стыдно, хотя я ничего плохого не сделала. Я злюсь на девочек, которым повезло жить у себя дома и которым покупают новую одежду. Иногда у меня просто руки опускаются». Исследования устанавливают взаимосвязь между депрессией, технологиями и доступом к социальным сетям. В промежуток между 1976 и 2007 годом были получены данные о том, что девушки чувствуют себя все более счастливыми. А потом эти показатели резко упали с началом эпохи социальных сетей и появлением смартфонов. Например, по результатам исследований, проведенных в Университете Вандербильта, девушки стали попадать в отделения неотложной медицинской помощи в связи с суицидальными мыслями и попытками самоубийства в два раза чаще с 2008 по 2015 год. В 2016-м самоубийство совершили в три раза больше девочек от двенадцати до четырнадцати лет по сравнению с 2007 годом. Если мы будем считать, что депрессия подростков – это отчасти тоска по утраченному собственному «Я», то из этого следует, что социальные сети являются причиной депрессии, поскольку не дают девушкам познать самих себя и даже заменяют виртуальным «Я» их собственную личность. Когда так происходит, девушки чувствуют себя неуверенно, не знают, что делать, и не понимают, как жить дальше. Уровни депрессии и количество суицидов отражают глубокую тоску из-за потери себя. С появлением социальных сетей подростки стали более восприимчивы к психологическому давлению со стороны сверстников и другим сиюминутным воздействиям. Травля в интернете, страх стать изгоем, поток порнографии, который на них обрушивается, и сексуальные домогательства – все это становится причиной развития депрессии и усиливает чувство беспокойства. Как сказала одна из девушек-участниц наших фокус-групп: «”Инстаграм” превращает мой день в погоню за самым большим количеством лайков». Мало того что девушек заставляют стремиться быть сексуальными и стройными, селфи и видеоролики, отснятые другими пользователями сети, демонстрируют, как те прекрасно проводят время на пляже, в парке или в кафе с друзьями. Девушкам может легко показаться, что у кого угодно в жизни все просто идеально, а вот у них – нет. «Я вижу все эти картинки в интернете, где изображены идеальные лица и тела. Мои друзья присылают мне текстовые сообщения о том, как они проводят время или что они отправились в крутую поездку, и я чувствую себя неудачницей», – пожаловалась Аспен. Девушки часто создают обманчивый образ себя в социальных сетях. Они постят красивые картинки и видео, где они запечатлены на фоне живописных мест в наиболее выигрышном виде, словно они самые счастливые на свете. Очень часто разрыв между тем, что они выкладывают в интернете, и тем, как чувствуют себя на самом деле, просто огромный. Образ в интернете практически идеален и очень привлекателен. А человек у экрана компьютера, может быть, вообще редко выходит из своей комнаты. Этот самопиар – страшная фальшивка, которая наносит вред всем девушкам. Большинство сегодняшних юных девушек начинают пользоваться смартфонами в шестом или седьмом классе, а это время вступления в подростковый возраст и начала учебы в средней школе. Именно в этот период дети проявляют друг к другу больше всего жестокости, и многим подросткам приходится нелегко. Они невинны, хотят нравиться окружающим и не понимают личных границ. Им сразу же нужно очень многому научиться в самых разных областях жизни. Это время, когда какая-нибудь сплетня или колкое слово могут загубить их репутацию. Девушки-подростки просто не умеют справляться с тем уровнем стресса и неприятностей, с которым им приходится сталкиваться, они к этому не готовы эмоционально и интеллектуально. Они пытаются успокоиться, погружаясь в мир социальных сетей или приобретая другие не самые лучшие привычки, но от этого им становится только хуже. В какой-то момент девочкам приходится понять, что страдания – их лучший друг. Если они научатся прислушиваться к своим страданиям и извлекать из этого уроки, то смогут почувствовать себя лучше. Но мы слишком многого хотим от тринадцатилетних. К восемнадцати годам девушки этому научатся, но для этого им предстоит преодолеть тернистый путь. «Большинство моих подруг обнаружили, что страдают от беспокойства и депрессии, – сказала Марта. – В школе нас не учат многим важным вещам: как устанавливать отношения с окружающими, как искать работу, как пользоваться услугами банка. А ведь именно это нам и нужно для жизни. Нас не учат тому, как стать эмоционально благополучными людьми». «У меня есть подруги, которые изводят себя, наносят себе порезы или страдают от невроза навязчивых состояний, – сказала Джордан. – Они добрые и симпатичные и стараются вести себя как ни в чем не бывало. Я очень расстроена, что не могу им помочь. Мне же самой только четырнадцать». «Когда мои подруги впадают в депрессию, то звонят мне, – рассказала Оливия. – Это просто ужас. Я стольким людям уже установила на смартфоны сервис предотвращения самоубийств». В наших фокус-группах мы беседовали с девушками о том, как помогать подругам. Мы отдавали себе отчет в том, что нельзя подогнать всех под одну гребенку, поэтому предоставляли девушкам возможность самим вносить предложения. Одним из них было расспросить подругу, попавшую в беду, о ее намерении совершить самоубийство и, если ситуация критическая, позвонить на горячую линию по предотвращению самоубийств или вместе с подругой обратиться за помощью к кому-то из родителей либо к школьному психологу. «Когда моим подругам психологически тяжело, я предлагаю свою помощь и спрашиваю, что я могу сделать для них, – сказала Аспен. – Я уговариваю их обратиться к тем взрослым, кому они доверяют». «А я предлагаю им заняться чем-то вместе со мной, например, выйти на пробежку или пойти на репетицию хора», – сказала Оливия. Джада кивнула в знак согласия. «Главное, чтобы подруга почувствовала, что ты ее поддерживаешь, – добавила она. – Девушкам это правда очень важно услышать, – она взяла Аспен за руку и добавила: – Но, пожалуйста, не надо все взваливать лишь на одну себя. Раздели эту ношу с теми, кому доверяешь». Случайный спутник депрессии, склонность нанесения себе увечий, порезов, ожогов или других видов членовредительства, – это альтернативный способ справиться с разными проявлениями отчаяния. В 1990 году 3 % девушек занимались самотравмированием, чтобы меньше страдать эмоционально. К 2008-му эти показатели резко возросли. По данным Центра контроля за заболеваемостью, опубликованным Американской ассоциацией здравоохранения, в 2016 году девочки от десяти до тринадцати лет попадали в отделения неотложной медицинской помощи в три раза чаще по сравнению с 2009-м. Большинство этих случаев были связаны с причинением себе вреда или попыткой самоубийства. Современные девушки наносят себе увечья в качестве ответной реакции на травлю в интернете и от одиночества, но они учатся этому и в социальных сетях. Их подруги, которые нанесли себе порезы, демонстрируют шрамы в чатах или пишут об этом в сообщениях. Как объяснила Джада: «Словно соревнуются друг с другом, у кого больше шрамов и чьи порезы глубже». Кристина, 15 лет Кристина посещает профильную школу искусств и гуманитарных дисциплин в нашем городе. Она проводит время, рисуя акварельными красками, маслом или углем. Ее любимые группы – Imagine Dragons и 21 Pilots. У нее ярко-зеленая прядь в стрижке боб, и ей нравится читать романы-антиутопии. Формально Кристина – благополучная и счастливая девушка. Она постоянно получает хорошие отметки и призы за свои картины. Живет в полноценной семье, мать занимается гончарным делом, а отец – архитектор. У нее есть рыжий кот Чанки. Но Кристина не чувствует себя счастливой. Ее не считают своей в компании популярных подростков, дразнят в школе и в интернете. Хотя на самом деле она вполне привлекательная, она считает себя самой страшной девчонкой в школе. В «Фейсбуке» и «Инстаграме» она читает, кто с кем проводит время, и знает, куда ее в этот раз не позвали. Она с трудом заставляет себя по утрам встать с постели, практически срываясь на грубость с родными за завтраком. Когда мы беседовали с ней, она была жалким подобием себя в прошлом. Она толком не могла объяснить, отчего ей так тоскливо, но она понимала, что переживает из-за травли и трудностей с учебой. Вскоре она собиралась сдавать экзамен АСТ для поступления в колледж. С трудом выбирала, что съесть на обед и какую рубашку надеть. А уж принимать решения по поводу того, как жить после окончания учебы в старших классах, было и вовсе невозможно. Недавно Кристина стала «саморезом». Она стала заниматься самотравмированием, потому что постоянно находилась в состоянии отупения, а ощущая физическую боль, чувствовала себя живой. Она рассказала, что чувствует «очищение», когда наносит себе порезы, словно вся негативная энергия вытекает наружу. Еще она сообщила, что многие ее знакомые девочки делают себе порезы, стараясь справиться со стрессом и депрессией. Ей это не казалось странным или ужасным. Она сказала, что в школе некоторые девочки носили повязки на руках и предплечьях, словно хотели этим сказать: «А я грущу еще больше, чем ты». Она была уверена, что некоторые девчонки резали себя, чтобы привлечь внимание, но многие, как и она сама, делали это, чтобы им стало легче. «Большинство родителей даже не в курсе, что происходит», – добавила она. Кристине повезло. Кто-то из учителей обратил внимание на ее шрамы, и девушку отправили к школьному психологу, а тот назначил семейную консультацию для Кристины и ее родителей. Она стала проходить курс психотерапии, лишь несколько раз сделав себе порезы, и будем надеяться, достаточно легко откажется от этой саморазрушительной привычки, освоив новые способы преодолевать страдания. А вот у Ариэль наносить себе порезы уже вошло в привычку. Даже с помощью психотерапевта на отказ от этого потребуется время, а чтобы вылечиться – душевное мужество. Ариэль, 14 лет «Когда я училась в шестом и седьмом классе, на меня временами накатывали черные мысли. Я сидела в машине с родителями и надеялась, что в нас врежется другая машина. А во время штормового предупреждения ждала, что торнадо разнесет наш дом в щепки и я погибну. Мама уже отправляла меня к психотерапевту, чтобы я могла справиться со всякими неприятностями в средних классах школы. Моя терапевт Таня расспрашивала, о чем я думаю каждый день, и я рассказала ей о моих фантазиях и о смерти. Я искренне считала, что это нормально». «А как на это Таня отреагировала?» – поинтересовалась я. Ариэль засмеялась: «Она сказала, что у меня депрессия. Я очень удивилась, это же шиза какая-то? Я-то думала, что это нормально, когда постоянно представляешь себе, как ты умираешь». Кроме депрессии у Ариэль в средних классах школы начались приступы паники из-за постоянной учебной перегрузки и сложных взаимоотношений со сверстниками. «В прошлом году примерно в это же время – дело было в седьмом классе – у меня был пик депрессии и беспокойства. Меня окружали только плохие люди. Даже если они не делали мне плохо, они ужасно вели себя и были жестоки к другим девочкам в классе. Чтобы отключиться от мыслей о них, я стала курить травку и выпивать. Только так я могла вытерпеть общение с ними». «А тебе когда-нибудь приходило в голову порвать с ними?» – поинтересовалась я. «Не так это легко, – ответила Ариэль. – Ваши друзья могут быть просто отвратительными, но это же ваши друзья, и они с вами. Я не хотела остаться в одиночестве». «А маме ты рассказывала, что с тобой происходит?» «Я ни о чем ей не говорила, – призналась она. – Я не знала, как выразить словами свои эмоции. Я чувствовала что у моего беспокойства была какая-то одна глобальная причина. Одна девочка обидела меня на первых уроках в тот день, потом я упала в школьном коридоре и мне было из-за этого стыдно, а в конце того дня мне поставили плохую оценку за контрольную. Все сразу навалилось, и я просто не знала, как с этим справиться. Примерно в это же время год назад у меня стала появляться какая-то сыпь. Я пошла к дерматологу, и мне объяснили, что это от стресса. Каждые несколько дней у меня на груди, животе и руках появлялись красные пупырышки, которые чесались. И в какой-то момент – я знаю, что это было нерационально, – я решила, что когда они появятся в следующий раз, я порежу себя». Ариэль сделала глубокий вдох и продолжала: «Я делала так месяц за месяцем. Если у меня был стресс или мне было грустно – я резала себя. Тогда мне становилось лучше». «Твои родители знали об этом?» «Из разговоров с Таней родители узнали, что я страдаю от беспокойства и депрессии. Но они не догадывались, что я резала себя, до последнего года, когда я стала делать это особенно часто. Я вступила в тайную группу девушек-“саморезов” в “Фейсбуке”. Мы обменивались сообщениями о том, как переживали очищение, потому что резали себя, и это помогало нам справиться с тоской. Однажды я забыла закрыть страничку “Фейсбука” – и моя мама увидела ее. Она увеличила количество моих встреч с Таней и спрятала все ножи в доме». «Я знаю, что ты больше не режешь себя. Что помогло тебе остановиться?» – спросила я. «Изменения происходили постепенно, – ответила Ариэль. – Даже при поддержке родителей и Тани я понимала, что какие-то вещи мне нужно понять самой. Только я сама могу изменить свое поведение и больше никто. Звучит глупо, но я начала с того, что закрывала повязкой глаза всякий раз, когда у меня появлялись те высыпания. Я не давала себе на них смотреть, а раз я их не видела, то и не принимала решения наносить порезы». «Звучит просто и разумно», – одобрила я. «Как только я приняла решение, что больше не буду делать себе больно, остановиться было нетрудно, – объяснила Ариэль. – Все идет из головы. Я знаю, что мне повезло больше, чем другим девчонкам, но я сумела с этим справиться». «А какие у тебя появились новые способы справляться с депрессией?» – поинтересовалась я. Личико Ариэль засияло. «Я плаваю! – с торжествующим видом заявила она. – И тогда мыслями уношусь куда-то далеко-далеко. Когда ты плаваешь туда-сюда, то можешь справиться с чем угодно, это еще и успокаивает. Под водой нет ничего невозможного. У меня теперь и друзья другие. Я тусуюсь с ребятами из команды пловцов. Никакой там травки или бухла, как в средних классах». «А у тебя есть друзья, которые боролись с депрессией? Девочки, с которыми ты могла бы обменяться опытом, чтобы вы могли поддерживать друг друга?» – спросила я. «Хм, да все они, – Ариэль с грустью вздохнула. – Депрессия – самая большая проблема моих друзей. Вот как раз прошлым вечером я разговаривала с моей подругой Невин, и она сказала: “Я так тесно связана с миром вокруг меня, что если кому-то больно, то и мне больно, а если что-такое происходит в мире, то от этого больно и мне”». Ариэль стерла со щек слезы тыльной стороной руки. «Я чувствую абсолютно то же самое. Вижу выпуски новостей о детях в Сирии, попавших под бомбежку, или о расстрелах в школах в США, и бывает, что для меня это слишком. Но я твердо решила, что смогу справиться с депрессией, даже если будет трудно. Я верю, что смогу. Даже после всего, что со мной случилось, я в себя верю». Опыт Ариэль драматичен, но ее бурлящие чувства, сложные взаимоотношения со сверстниками и депрессия – типичные явления нашего времени. Ей помогли психотерапия, физические упражнения и собственное упорство. В наших фокус-группах мы беседовали с девушками о том, как побороть отчаяние и стресс. Сами участницы подсказали множество способов справиться с этими проблемами: ограничить время пребывания в интернете, общаться с друзьями, выходить куда-то из дома, проводить время с животными, исполнять или слушать музыку, медитировать, делать физические упражнения, заниматься волонтерской работой и читать. Джада дала такой совет: когда девушки чувствуют, что впадают в депрессию, они должны обратиться к кому-то за помощью. Она сказала, что добрые дела помогали ей почувствовать себя лучше. Даже сам разговор о том, как справиться со стрессом, похоже, придал девушкам уверенности, и они смогли обогатить арсенал средств психологической помощи. А мы со своей стороны рекомендовали им пройти курс психотерапии, вступить в группу поддержки и наладить доверительные отношения с родителями и школьными психологами. Мы советовали участницам наших групп отключать телефоны и пойти гулять, читать книгу, слушать музыку или встретиться с друзьями. Мы подчеркивали, что у девушек уже есть в распоряжении все необходимые для счастья инструменты: умение испытывать благодарность, дружба, способность к сопереживанию и доброта. Глава 10. Беспокойство По данным Американской ассоциации колледжей здравоохранения, в 2016 году чувство беспокойства превалирует над депрессией, став самой распространенной проблемой среди студентов колледжей. 62 % молодых женщин пожаловались на «охватившее их беспокойство», а в качестве основной жалобы указывали приступы паники.