Я набрал снова. Во второй раз попал туда же, то есть ошибся. Никакой Петр Евгеньевич, пятидесятишестилетний Катин отец, сварщик, разведен, по данному номеру не значился. Едва дождался окончания работы. Заехал домой, прихватить инструменты. Долго стоял в темноте коридора, не решаясь войти в квартиру. Мне вдруг стало казаться, что в этой зимней черноте может скрываться странная девушка, глаза которой я успел вырезать уже дважды. Она смотрит на меня, затаившись, наблюдает. Ждет. Потом я включил свет, быстро набросал в сумку инструменты. Застыл перед коллекцией сияющих глаз. Баночка к баночке. Одна за другой. Несколько совершенных рядов. Я увидел Катины глаза, горчичного цвета, свежие и еще не угасшие. Настоящие. Никакого сна. Все наяву. Подхватил сумку и бросился вон из комнаты. Мне начинало казаться, что кто-то смотрит в спину. Пристально и очень недоброжелательно. Говорят, убийц всегда тянет на место преступления, но я не хотел возвращаться в Катину квартиру. Если бы не труп девушки в ванной, ноги бы моей там не было. Всю дорогу я ощущал спиной чей-то взгляд. Среди вороха противоречивых убеждений я откопал одно, которое показалось правдоподобным: случаются странные совпадения – и это один из примеров. Жизнь разнообразна и многогранна, как радужная оболочка глаза. Я поднялся на лифте на девятый этаж и застыл перед дверью, не решаясь ее открыть. Все же крутилась в голове какая-то мысль. Не давала покоя. Казалось, я могу ухватить ее за хвост, но никак не получалось. Открыл замок. Вошел. Темный коридор и тишина. Я видел комнату, в которую, сквозь окна за прозрачными занавесками, лился желтоватый свет. Неподвижные предметы интерьера. Каждый мой вздох эхом разносится по пустой квартире. Я включил свет, разгоняя тени. Положил сумку на пол, прошел по коридору не разуваясь. Снова чей-то взгляд. Оглянулся – никого. Зашел в ванную, щелкнув выключателем. В обед я оставил здесь вторую Катю, залив ее обнаженное тело холодной водой. Вторая Катя – какая смешная фраза… Тела в ванне не было. Только желтоватая вода, едва покрывающая щербатое эмалированное дно. Глаза цвета болота. Я стоял и смотрел на пустую ванну. В голове шевелилась тяжелая, просыпающаяся мысль. Я вспомнил, у кого еще были точно такие же болотные глаза – у Игоря Сергеича. Я заглядывал в них каждый день и иногда размышлял, что они неплохо бы смотрелись в моей коллекции. На лице Катерины они тоже выглядели вполне себе гармонично… Меня ударили чем-то тяжелым. Из глаз брызнули слезы, ослепляя. Свет погас. Я ощутил, как падаю, а потом тяжело, больно ударился челюстью о кафельный пол ванной. Меня ударили еще раз. Что-то хрустнуло. Внутри головы расцвел ослепительно-белый шар. Я потерял сознание. Каждый из нас был чем-то увлечен. Пал Палыч составлял планы и читал отчеты, Игорь Сергеич придумывал бизнес-идеи, я коллекционировал глаза. Люди вокруг тоже увлекаются чем-то. Любишь подсматривать за обнаженными людьми? Наверное, это хорошо расслабляет после работы. Пьешь пиво каждый день? С нашей-то жизнью и не так запьешь. Ходишь от жены к любовнице? Видимо, любовница умеет что-то такое, чего не умеет жена. Я смотрел на девушку и не мог сообразить – в чем ее увлечение? Круглое лицо, вздернутый нос, светлые локоны спадают на лоб. На глазах – темные очки. Чуть приоткрытые губы обнажают два верхних зуба. Она беззаботно вытаскивала из моей сумки один предмет за другим, разглядывала его и отбрасывала в сторону. Жгуты. Пила. Мешки для мусора. Сверток клеенки. Упаковка шприцев. Перчатки. Освежитель воздуха. Упаковка шприцев девушку особенно заинтересовала. Я подумал о том, что если бы мог пошевелиться, то давно оторвал бы ей голову. Пока я был без сознания, девушка прикрутила мои руки к трубе в ванной моими же пластиковыми стяжками, а ноги крепко связала скотчем. К тому моменту, как я очнулся, ноги сильно затекли и в бедрах покалывало. Она вскрыла упаковку, достала один шприц. Прикрутила к нему иголку. – Отличная штука, – сказала девушка, и голос у нее оказался такой же беззаботный, как и внешность. – Ты знаешь, что в человеческом глазу нет болевых нервов? Тех самых штук, которые заставляют людей испытывать боль?.. – Ты кто такая? – сухо спросил я. – …когда человеку протыкают глаз, ну, скажем, иголкой, то он не чувствует боли. Вернее, не должен ее чувствовать, – продолжила девушка. Она присела на край стиральной машины, весело болтая ногой в коричневом сапожке. Я видел капли крови на ее белой рубашке и на брюках. Кровь, которая осталась на этой одежде еще со вчерашней ночи. – Фишка в том, что человек способен сам себе нафантазировать боль. Придумать ее. Создать настоящую. Такую, которая заставит орать и корчиться, хотя на самом деле ни один нерв не будет задействован. Забавно, правда? – Ты близнец какой-нибудь? Шизанутые сестры, которые решили меня проучить? Голова раскалывалась от боли. Скверная ситуация. – Я всего лишь ваша клиентка, – отозвалась девушка. – Ни больше ни меньше. Она оттянула клапан шприца и резко на него надавила. Воздух вышел из иголки с тонким тихим звуком. А девушка продолжила: – Вы, конечно, хорошая страховая компания. Платите деньги, поддерживаете здоровый образ жизни, и все дела. Но, кроме вас, есть еще и другие компании. Десять лет назад это было очень актуально. Застраховаться от всего. Перестать бояться. Почувствовать стабильность, ага. Некоторые страхуют жизни в прямом смысле этого слова. Так страхуют, что можно быть уверенной в результате… Например в том, что меня не так-то легко убить… Я посмотрел на девушку. – Откуда ты?.. Она легко соскочила со стиральной машины, присела передо мной на корточки. – Олежек, я же только что рассказывала, ну… – Голосок ее звучал мягко и нежно, словно она втолковывала малолетнему ребенку, что нельзя играть со спичками. – Ты вот забрал мои глаза, чтобы найти в них что?.. Капли души? И как, нашел? – И?.. Я хотел спросить, что она хочет сделать. Зачем пришла. О чем вообще речь. На самом деле это был сон. Очередной ночной кошмар. – В моих глазах нет ничего. Душа, знаешь ли, очень ходовой товар. Иногда за нее предлагают немного больше, чем два миллиона рублей. Она сняла очки, а за очками я увидел сиянье. Яркое, бездонное сиянье. Оно кружилось миллионом воронок в абсолютной черноте, брызгая искорками в бесконечность. – Ваша компания меня расстроила, – прошептала девушка. – Вы – шулеры и позеры. Не выполняете обещания. Возьмите пример со своих коллег по цеху. Вот уж кто знает толк в страховании. Вы им не конкуренты. Одна досада. Иногда приходится кое-что заменять. Она коротко взмахнула рукой и воткнула иглу мне в глаз. Я почувствовал, как рвутся внутри головы крохотные, невидимые сосуды. Зародилась тупая ноющая боль. Она нарастала и нарастала, пока не стала настолько невыносимой, что я закричал. Но даже вопя от боли так, что свело челюсть, я не мог оторвать взгляда от яркого сиянья ее глаз. Сначала было темно. Мне показалось, что я погрузился в темноту, словно в воду. Если удастся выбраться живым, первым, кто узнает о случившемся, будет Пал Палыч. Я расскажу ему, что сошел с ума. Я действительно спятил. Псих ненормальный. Меня надо подлечить в буквальном смысле этого слова. Вставить мозги на место. Как там это сейчас медицина делает? Наверное, напичкают таблетками, и лежи себе в кровати, а медсестра постель и утку меняет. Приду в себя здоровый, нормальный, адекватный. И снова на работу. Пробегусь по отчетам, отработаю премиальные. Дома ждут глаза. Каждый в отдельной баночке. Голубые, карие, зеленые, синие, фиолетовые, серые, горчичные, болотные. Как у Игоря Сергеича. Он же не придет больше на работу, верно? Я его убил? Я не удержался, мать-перемать, и искромсал его, забрал глаза, добавил их в коллекцию. Мне надо отлежаться. Убиваю направо и налево. Совсем с катушек слетел. Проклятая питерская зима. Свет проник сквозь веки, сделался ярче. Словно пелену с глаз сорвали. Я увидел вдруг, что нахожусь в кабинете Пал Палыча. Шеф сидел в кресле, положив ноги на стол. Во рту сигара. В правой руке чашка кофе. Ему не хватает ковбойской шляпы. Точно. – Чем могу помочь? – спросил он, улыбаясь.