Она дернула загорелым плечиком. – Странные разговоры пошли. Как будто ты что-то знаешь, чего не знаю я. – Нет. Я тебя привез к этому дереву, чтобы… – Сглотнул сделавшуюся внезапно вязкой слюну. Ощутил дрожь, исходящую от ствола, будто что-то, сидящее внутри, поторапливало, едва сдерживалось. Оно, конечно же, чувствовало, что Сеня пришел не один. – Скажи, вот прямо как есть, ты когда-нибудь мне изменяла? Встречалась за моей спиной с кем-нибудь, целовалась, думала о ком-нибудь? Это очень важно сейчас. – Ты меня правда пугаешь, – ответила Аленка, неловко так улыбаясь, словно не знала, что ответить по существу. – Обязательно на этой дурацкой поляне? Это какая-то романтика или что? – Скажи правду. Пока мы здесь. Я тебя внимательно слушаю. Он покосился на дерево, на птиц в небе, которые продолжали громко и обрывисто переговариваться между собой на непонятном птичьем языке. Наверное, птицы – это мысли, которые остались на этой поляне навсегда. – Никогда не обманывала, – сказала Аленка. – Это все? Впервые он увидел эту поляну, дерево и странных птиц в тринадцать лет. Лесная тропинка увела с утра в чащу. Ветер мягко толкал в спину, журчащие ручьи разбегались в стороны. Едва рассвело, солнце не набралось сил, светило лениво, разбрасывало редкие лучи острыми иглами – то тут, то там. Сеня представлял, что он путешественник, как в книгах Луи Буссенара или Эрнеста Сетон-Томпсона. Вокруг не лес, а самые настоящие джунгли. Где-то в них прячутся индейцы (без сомнения, кровожадные и краснолицые, с луками и стрелами, на красивых лошадях и с перьями в головах). Наверняка можно было найти золото или заброшенный храм со скелетами внутри. Вместо этого Сеня нашел дерево. Оно стояло посреди поляны, в изумрудно-желтоватом свете, облепленное птицами, раскачивалось от ветра и издавало тихий глухой скрип, словно где-то внутри могучего ствола прокручивался старый, давно не смазанный механизм. Сеня подошел ближе. Встревоженные птицы поднялись в небо. Ветки раскачались с новой силой, и изнутри дерева донеслось скрипучее: «Цвирк-цвирк». Это не механизм, решил Сеня. Это кто-то хотел выбраться изнутри. Леший какой-нибудь. Сеня дотронулся ладонью до ствола и понял, что кора сухая и теплая, чуть шершавая, как мелкая наждачная бумага. Изнутри же дерева что-то отозвалось тугим и протяжным эхом, словно пульс ударил по ладони, лежащей на коре, и проник в сознание. Подчинившись внезапному порыву, какие бывают у подростков сплошь и рядом, Сеня сказал: – Если ты волшебное дерево, то сделай так, чтобы пошел дождь! Прямо сейчас пусть пойдет! Небо оставалось безоблачным, дождь, конечно же, не пошел, но изнутри снова отозвалось эхо, или это был протяжный скрипучий вздох. – А что же ты можешь? – разочарованно спросил Сеня. – Что ты вообще такое? В тот момент дерево ответило ему. Он не слышал настоящих слов, то есть не было звуков, способных коснуться его ушей, но внутри головы раздался отчетливый голос – на уровне подсознания, будто вырывающийся из многовековых глубин. Сеня понял, что нужно сделать. Вот так сразу. Что-то сидело внутри дерева. Древнее нечто, существо – материальное или нет, не разобрать. Оно изголодалось от одиночества и тишины. Оно хотело внимания, жаждало разговоров. Холодок пробежал по затылку. Сеня кашлянул, но руку не убрал, а, наоборот, дотронулся ладонью до выпирающего отростка и почувствовал вибрацию. – Я не умею плавать, – вдруг сказал он. – Хотя всем говорю, что умею. Но если нырну – то не вынырну никогда. Не получается. Даже в бассейне в школе стараюсь быть там, где ногами можно дотянуться до дна. Древнее нечто добродушно ухнуло, соглашаясь. Будто оно знало правду, и эта правда – а вернее, искренность – из уст Сени была самым сладким блюдом, которое оно пробовало. На ветку присела крохотная черная птица, посмотрела на Сеню, склонив голову. Блеснули желтые глазки. Цвирк-цвирк. – Тебе нужно рассказать что-нибудь еще? Кто же откажется от лакомства, которого не было много лет? – А что будет, если мои истории окажутся выдуманными? – спросил Сеня, поглаживая ладонью шершавый ствол. – Можно тебе рассказать что-нибудь из моих приключенческих книг, например? Он получил ответ довольно быстро. Нечто, сидящее в дереве, знаете ли, не любило лжи и выдумок. Ложь его раздражала. Делала безумным, что ли? Так что не надо лгать, воздержитесь. Птица цвиркнула еще раз и вспорхнула, оставив раскачивающуюся ветку. Сеня вдруг понял, что хочет рассказать обо всем, что случилось с ним в этом году. О школе, друзьях, недругах, о прочитанных книгах и о летних каникулах. О папе и его друге, полковнике, который отлично играет на гитаре. Все-все рассказать. Он сел, прислонившись спиной к дереву, и говорил несколько часов. Чувствовал, как древнее нечто касается сквозь кору его загорелой кожи, пробирается в мысли, приятно будоражит чувства. Сеня назвал его Лешим. Просто потому, что это имя больше всего подходило. Леший, который сидит в дереве. Ложьложьложьложь Сеня закрыл глаза и представил, что в голове у него – в правом виске у глаза – сидит крохотная черная птичка. Она вцепилась коготками в висок и бьет, отчаянно лупит клювом по черепу. Ложьложьложьложь – Это все? Допрос окончен? – спросила Аленка, недовольно хмуря нос. – Я-то думала, сюрприз какой-нибудь. А ты снова за старое. Сколько можно ревновать? Внутри дерева, под теплой и шершавой броней, ворочался разозленный Леший. Сеня открыл глаза. Облегчение не пришло, а, даже наоборот – стало вдруг до боли тоскливо, будто залили прямо в душу едкого и зловонного яда. Он просто хотел быть счастливым. А тут… – Ты мне не веришь? – хмыкнула Аленка и посмотрела зачем-то в телефон. – Что мне сделать, чтобы ты перестал постоянно меня в чем-то подозревать? Я устала оправдываться. Сеня чувствовал дрожь дерева. Будто крохотные разряды поднимались от корней к небу. Один за другим. Неприятные ощущения. Не такие, как обычно. Он взял Аленку за руку, чтобы на контрасте почувствовать тепло ее души. Птичка внутри черепа пробила какую-то болезненную дырку и угодила клювом в место, где жила любовь. Десять лет коту под хвост. – Нам надо идти. – И это все? Мы столько плыли и шли только для того, чтобы ты спросил, изменяла ли я тебе? Глупо, не находишь? Сеня заторопился с поляны, потянул Аленку за собой. Она, слава богу, не сопротивлялась. Над головой кричали птицы, а в спину уперся тяжелый древний взгляд недовольного Лешего. – Ну что мне тебе еще сказать? Опять надулся? Ты с пустого места сейчас взял и надулся, знаешь? – бубнила Аленка. У нее были холодные и немного влажные пальцы. Ему нравились эти пальцы. От их прикосновения у него будто мурашки бегали по коже. Сеня раздвинул ветки, вынырнул в прохладную мякоть леса и шел еще минут пять, не разбирая дороги, по влажным кочкам мха и сухим пыльным тропкам с желтеющей травой. – Ты же хотела, чтобы я рассказал, да? – спросил он, задыхаясь от быстрого шага. – Так вот, слушай. Я это дерево нашел много лет назад. Или оно меня к себе притащило, не знаю. Только оно не простое. Внутри сидит что-то. Леший, может, или какой-нибудь инопланетный монстр. Все, что снаружи – кора, ветки, листья, птицы летающие, – это все ненастоящее. На самом деле там нечто… древнее и могучее, обладающее великой силой. Может быть, его заточили там или оно просто сидит, не хочет вылезать. Не знаю. – Ты сбрендил? – слабо поинтересовалась Аленка и попыталась остановиться. – Если бы. Мы с ним… вроде как приятели. Я его подкармливаю раз в год, а питается оно историями. Правдивыми, понимаешь? Моей жизнью. Это Леший мне сам сказал. Истории для него – любимое лакомство. Все, что происходило со мной за год, подробно, красочно. – Зачем? Он неопределенно пожал плечами. А зачем люди подбирают на улице котят и приносят их в дом? Или зачем спасают от смерти голубей с переломанными крыльями? Из жалости? Так вот и здесь. Леший вызывал в Сене какую-то противоестественную жалость. – Как только я возвращаюсь от бабушки в город, мне сразу хочется вернуться обратно, – сказал Сеня. – Ты когда-нибудь замечала такую вещь? Находишься в одном месте, но постоянно думаешь о другом. Как будто там, где нас нет, мы счастливы по-настоящему. Я постоянно думаю об этом дереве. Моя жизнь складывается из историй, которые я запоминаю, чтобы рассказать ему. Когда появился телефон, я стал записывать. Прям писателем заделался. Глупо звучит, да? Но я ничего не могу с собой поделать. Как только приезжаю сюда, сразу плыву к поляне, сажусь у ствола и начинаю рассказывать. В этот момент я самый счастливый человек на земле. Только это счастье короткое. Как будто я псина, которую спустили с поводка на пару часов. Да пусть даже дней – все равно мало… – Ты идиот? Ты слышишь вообще себя? – Аленка попыталась выдернуть руку. – Допустим… это правда. Ты никогда не думал, что эта хрень внутри дерева попросту тебя использует? Ну, как пришельцы из «Доктора Кто», которые питались людскими страхами. Ты будто сам приносишь себя на блюде, как лакомство… Сеня повернулся, впился взглядом в ее красивые зеленые глаза. – Возможно. Но здесь я счастлив… пусть ненадолго. А с тобой, думал, стану счастлив навсегда… Теперь моя очередь, солнце. Я точно знаю, что ты изменила. Расскажи – как? С кем? Когда? Понимаешь, я предложение хотел сделать. Чтобы любовь до гроба, свадьба, детишки, все дела. Мне даже в голову не могло прийти, что ты солжешь. Я только что там, на поляне, понял, что могу тебя потерять. Она попыталась улыбнуться, но ее губы дрожали. Взгляд сделался капризным. – Ты ревнивый очень, – сказала Аленка. – Тебе же ничего нельзя рассказать. У тебя любой парень в радиусе ста метров – потенциальный любовник. Я в кафешке не на того посмотрю – ты уже злишься. Злишься ведь? Сеня смахнул капли пота со лба. – С кем спала? – Ни с кем. Идиот. – Тогда что? – Ты правда веришь в сказку про Лешего? – Я хотел задать один вопрос, там, на поляне, и задал! Это существо на ложь реагирует, как на удар током. – Заладил… – Аленка выдернула ладонь и пошла вдоль извивающегося ручья, пиная ногами листья. Она всегда так себя вела, когда обманывала. Давала время для маневра. Сеня заторопился следом, отмахиваясь от тучи мошкары, кружащейся в звенящем закатном мареве.