– Я нос забыла намазать, – сказала Аленка. – А ты и молчишь. Потрескается ведь. Буду как чучело. Она выпихнула ногой из-под сиденья рюкзак и принялась в нем копошиться. Сене нравилось смотреть, как Аленка копошится. В миниатюрной, ладной Аленке была сексуальная грация и какая-то неконтролируемая энергия. Даже когда она просто перебирала вещи, казалось, что Аленка старательно флиртует, не выходит, значит, из образа. Сама Аленка списывала это на естественность, «от мамы, наверное». Но вот эти ее изгибы спины, заломленные ручки, коленка к коленке, тонкие бровки… Сеня не мог поверить, что это не специально. Но и поделать ничего не мог. Любовался. – Мы же до темноты успеем? – спросила Аленка, выдавливая из пузырька в ладонь завитушку крема. – Я маме обещала по скайпу набрать. – Успеем. Наверное. Еще часа три светло будет. – Ты говорил – одной ногой тут, а второй уже там. А мы все плывем, плывем, никак не приплывем… К черту на кулички заплыли. Аленка втирала крем, хмурилась. Аленка была хорошей – действительно хорошей, – но иногда вела себя невыносимо. Капризничала. Любую другую Сеня давно бы поставил на место. А вот с Аленкой становился как тряпка, хотя иногда она его ух как доводила. Взять хотя бы тот случай, когда сказала Сене, что пошла к родителям ночевать, а сама с подругами по клубам… мохито, текила, танцы, чуть ли не стриптиз. Аленка, конечно, оправдывалась, говорила, что если бы Сеня знал правду, то ни за что бы не отпустил, но факт налицо – обманула. Тогда они не общались почти три дня. У Сени кошки скребли на душе, он засыпал с жуткими догадками, что же еще может скрывать Аленка. Неужели она такая же, как все? Неужели у нее есть от него секреты? А потом, знаете, отпустило, и помирились – никогда до этого Сеня не прощал девушкам обман, уходил сразу, а тут понял, что влюбился по-настоящему. Бывает же так. Взяла Аленка его грубый, неотесанный характер в кулак, сжала, и потек у нее сквозь пальцы мягкий и покладистый Сеня. Такой, которого даже родители никогда не видели. Этот Сеня все мог стерпеть, даже секреты. Он засушил весла, стащил шорты и сиганул через борт в воду. – Утонешь! Течение! Дурак! – закричала Аленка, но не испуганно, а весело. Сеня знал, что ей нравились такие его внезапные чудачества. Кожу словно срезало острым лезвием. После едкой жары вода показалась ледяной и жесткой. Внутри головы загудело, а звуки вокруг стали приглушенными, потусторонними. Сеня ощутил, как его подхватывает течением, холодные щупальца дергают за руки и ноги, тянут, кружат. Он открыл глаза, хотя знал, что в мутной речной воде толком не увидит ничего, кроме рыжих пучков света и завихрений грязи. Взмахнул руками, раз, другой, погружаясь глубже. Виски сдавило, а в груди налился тугой медный ком. Сеня любил здесь плавать. Это был своего рода ритуал из детства. Они с отцом часто заплывали по Мечке в глушь и прыгали в воду раз за разом, пока уши не начинали болеть, а зубы – стучать от холода. Потом Сеня часто плавал один, но ритуалу не изменял. – Сенечка! Выныривай же, ну! – слышал он приглушенное, взволнованное. Раз-два! Еще глубже. Вот промелькнула перед глазами перепуганная желтопузая рыбешка. Пальцы зацепили водоросли. Сеня греб под водой, пока не закончился воздух, потом взвился вверх, сильными толчками нагнал скорости и вынырнул в сверкающих искрах. Волосы прилипли ко лбу, залезли в глаза. А над головой плыли облака, мир вокруг плыл – неторопливый, вечерний, готовящийся ко сну. – Убила бы тебя! «Еще немного, – подумал Сеня. – До счастья осталось чуть-чуть». Он вытащил лодку по скользкой упитанной грязи на берег. Шлепал босыми ногами, чувствуя кожей, как лопается нагретая жарой жижа, а под ней растекается другой слой, насыщенный речным холодом. Больше всего Сене нравились эти вот границы между жарой и холодом, излом одних ощущений над другими. По коже бежали мурашки от удовольствия. – Ну, чего сидишь? – спросил Сеня дружелюбно. – Дуй давай помогать. Сама же выла, чтоб до темноты управились. – Я не выла. Я тебе собачка, что ли? – Аленка нахмурилась, но помогла Сене привязать лодку к старой сохнущей иве, ветки которой, с желтеющими крохотными листьями, тонули в грязи. Сеня закинул на плечи рюкзак, взял сандалии и так и пошел босиком, измазанный грязью до колена, вглубь леса. – Ты обещал рассказать! – Аленка шла рядом. – И расскажу. – Когда? – Все тебе положено знать. – Ну, Сеньчик, ты же любимый мой, солнышко. Мы же договаривались. Приплывем – расскажешь. Что за сюрприз, а? – Это твоей маме из деревни звонить по скайпу сюрприз, все рожи будут в квадратиках, как в восьмибитной игре, попробуй догадайся, с кем говоришь. А тут все серьезно. Одну штуку хочу тебе показать. Серьезную. Десять лет подряд, каждое лето, он приплывал в этот лес. Дорогу знал наизусть. У большого черного дерева с потрескавшейся корой, ствол которого густо покрыт мхом и грибами, надо свернуть направо. Потом еще с полкилометра вдоль ручья, а когда появятся высохшие кустарники, обогнуть ручей, ну и там уже, как в сказке, вырастут плотно стоящие мохнатые ели. Иглы у них с голубоватым отливом. Красота. Под ногами хлюпала вода, сочащаяся сквозь мох. Взлетели встревоженные птицы. – Я когда маленьким был, каждое лето приезжал к бабушке, – произнес Сеня. – Обычно с папой, потому что это его мама была, его детство. Так вот папа часто брал меня на рыбалку. Они с друзьями очень любили рыбалку. Заплывут на Мечке так далеко, как мы с тобой, выберутся на берег и давай пить и шашлыки жарить. Один его друг, полковник, на гитаре играл очень здорово. И голос у него был такой, романтический. Особенно когда выпьет. А я все это время сидел и смотрел на них. Знаешь, такие классные эмоции детства. Берег, тихая гладь реки, небо все в звездах, луна где-то над деревьями ползает. Мир вокруг черный и страшный, но есть же костер, есть палатки и папа с друзьями, которые не страшные, а теплые и уютные. Я сидел на поваленном дереве, завернувшись в полотенце, потому что купался много, нырял прямо с глиняного берега вон в ту холодную жижу, и мне было так хорошо, как никогда в жизни. Но еще лучше было с утра. Это, Аленка, самое незабываемое. Я просыпался раньше всех, потому что все папины друзья к рассвету только засыпали. И вот я выбирался из палатки в серое утро, шел к берегу и сидел там, наблюдая за рассветом. Кругом тихо-тихо было. Разве что лягушки прыгали в воду. И воздух такой холодный, утренний, щипал за кожу. Как только из-за деревьев выходило солнце, я шел гулять вглубь леса. Вот как мы сейчас гуляем, но утром ощущения другие. Сейчас кажется, что на лес накинули одеяло, набитое горячими углями, а утром, наоборот, как будто прошел дождь, всюду роса, приятная прохлада. Понимаешь, о чем я? Он пытливо посмотрел через плечо на Аленку. Она достала телефон и копошилась в нем. И чего копошилась? Здесь связи нет в радиусе десяти километров. – Ладно, потом дорасскажу как-нибудь. Там долго. – И все же, куда мы идем? – спросила Аленка не отрываясь от телефона. – Что за деревенская романтика, а? – Чуть-чуть осталось. Видишь кустарники? Сейчас их обойдем – и почти пришли. Сеня ощутил мурашки на затылке. Тьфу ты, десять лет одно и то же. Волнуется как ребенок. С другой стороны, сегодня есть повод волноваться. Когда он последний раз привозил в лес девушку? Вот именно, давно. А когда был уверен, что эта девушка – настоящая и единственная? Ни разу. Такие дела. Сеня с шестнадцати лет хотел найти свое самое главное счастье. С тех пор, как влюбился первый раз. Девушку звали Ниной, она была подругой одноклассника – милая, худенькая, скромная. Типаж для Сени вырисовывался уже тогда. Он ее быстро отбил, потому что был напористый и умный. Нина не сопротивлялась. Они встречались почти полтора года, а затем приехали сюда на две недели, отдохнуть. Сеня знал, что это, скорее всего, последнее их лето, потому что разочаровался. С первой любовью часто так – ее идеализируешь до поры до времени и хочешь верить, что не ошибся с выбором. Будто заказал в ресторане блюдо, о котором много раз слышал, а когда распробовал и тебе не понравилось, все равно убеждаешь себя и окружающих, что это лучшее, что ты ел. Такое вот гастрономическое сравнение. С тех пор были еще девушки. В некоторых он даже влюблялся, но без энтузиазма, крышу, как говорится, не срывало. Потом появилась Аленка, и вдруг стало казаться, что счастье все же пришло. Настоящее, без вопросов. Может, поэтому и разволновался больше прежнего? Впереди вынырнули разлапистые ели, в свете заката будто надевшие мохнатые темно-зеленые шубы. Остановившись, Сеня начал обуваться. Земля вокруг была усыпана иголками. От внезапного волнения задрожали пальцы, а на виске зачирикала встревоженная жилка. Аленка вытянула шею, почесала кончик носа: – Там же ничего страшного нет? – Разве что самую малость, – усмехнулся Сеня. Он раздвинул тяжелые ветки, пропустил Аленку вперед по своеобразному тоннелю, внутри которого пахло перегноем и влагой. Пошел следом. В ветках шелестел ветер. Здесь было не жарко, а душно. Зудели под ухом комары. – Ух ты! – сказала Аленка. – Как в сказке! За год ничего не изменилось. Полянку плотно окольцовывали деревья, выстроившиеся, как молчаливые солдаты, ствол к стволу и кивающие ветками в такт ветру. Пятак голубого неба над головой пестрился облаками. Под ногами густо рос мох, кое-где журчали родники, выныривающие на поверхность и исчезающие в траве. А в центре поляны стояло исполинское нечто, темное, шевелящееся, с тысячей рук и ног, издающее чирикающие звуки сотней крохотных ртов. Свет исчезал в этой массе, он будто не находил лазейки для побега, а потому растворялся, едва столкнувшись с поверхностью. Сеня моргнул, и наваждение исчезло. Обнаружил, что Аленка крепко вцепилась ему в руку. – Сенечка, что это? Мне не нравится. – Смотри, ежевика, – сказал Сеня и кивнул на куст неподалеку. Куст был усеян спелыми темными ягодами. – Ежевика тут вкусная, хочешь попробовать? – Мы зачем пришли? – шепотом спросила Аленка. Сеня сделал несколько шагов вперед, почувствовал, как Аленка сопротивляется, ощутил тяжесть ее внезапного страха и нерешительности. Он нагнулся, поднял с земли сырую корягу. Под ней копошились встревоженные черви. Комьями посыпалась черная земля. – Смотри, фокус покажу! Сеня размахнулся и швырнул корягу в самое сердце гигантского нечто. Коряга исчезла в черноте, а затем реальность как будто взорвалась, рассыпалась, взмыла в воздух сотнями маленьких черных тел, а в ушах задрожало от писка сотен глоток, и оказалось, что это не неведомый монстр вовсе, а множество – великое множество – черных птиц. Грачей, что ли. Или воронов. А вообще – не пойми кого. Странные это были птицы. Сеня больше таких нигде не встречал. Они разлетелись в страхе, укрыли поляну и небо истошным вопящим покрывалом. Сеня расхохотался. Он много раз так делал, ему нравилось наблюдать за птицами и чувствовать их как будто коллективный страх. А под всем этим безобразием обнаружилось большое дерево с массивным стволом и голыми ветками, торчащими в стороны. Ствол причудливо изгибался и закручивался. Кора была темно-зеленого цвета и будто бы влажная. На самом деле Сеня знал, что она теплая и сухая. – Пойдем, – сказал он и потянул Аленку за собой. – Ты меня убить хочешь, – буркнула Аленка. – И что я тебе такого сделала? Они подошли к дереву. Под его тенью Сеня почувствовал прохладу и облегчение. Птицы кружились высоко. Скоро они начнут успокаиваться и вновь облепят любимое место. – Знаешь, мне не очень это нравится, – продолжала Аленка. – Если мы сюда приплыли, просто чтобы на дерево посмотреть, то… странно. – Мы не просто так пришли, конечно же. – Сеня понял, что волнуется больше прежнего. Как школьник, блин. Он дотронулся до ствола, чтобы ощутить его теплоту и упругость и немного успокоиться. – Не только чтобы посмотреть. Он закрыл глаза и позволил мыслям освободиться, поплыть в верном направлении. Произнес про себя: «Здравствуй», и услышал ответ – откуда-то из глубин, сквозь могучую кору. Старый знакомый. Вот и встретились, спустя еще один пробежавший год. Он мягко ощупал Сенины мысли и послал сигнал. Знакомые вопросы – из года в год. Захватил ли лакомства? Есть ли новые правдивые истории? Чем порадуешь на этот раз? – Не томите, папаша, – Аленка хихикнула вновь. – Романтика какая-то, да? Хотел сексом тут заняться или что? Воспоминания о былой любви? – Сексом? Сексом нет. Не здесь точно. Лучше дома, после скайпа… Я по другому поводу, знаешь ли… – Сеня выдохнул, открыл глаза. Ну почему так сложно-то вдруг? Наверное, потому, что раньше не решился, а теперь вот, наконец, доведет все до конца. А в финале что? В финале – бац! – и настоящее, стопроцентное счастье. – Хотел спросить кое о чем, уточнить, – пробормотал он, запнувшись. – Мы ведь друг друга никогда не обманываем, да?