Калла обошла комнату, потирая руки. Она то ли пыталась согреться, то ли раздумывала, за что взяться в первую очередь. – Это нетрудно. Мора вызвала ее сюда, чтобы найти твоего отца. – Ну, не совсем так, – поправила Персефона. – Мора сказала мне, что Нив связалась с ней первая. Нив сказала, что, возможно, сумеет его найти. – Святым духом? – уточнила Калла. – Поосторожней в выражениях. – Ни с того ни с сего? – поправилась Калла. Она взяла в руки свечу. – Это как-то странно. Блу скрестила руки на груди. – Мне всё еще недостает множества деталей. Калла переложила свечу из левой руки в правую. – Если по сути – твой отец появился восемнадцать лет назад, вскружил Море голову, сделал ее совершенно бесполезной на целый год, обрюхатил, а затем исчез сразу после твоего рождения. Он был скрытен и обаятелен. Подозреваю, типичная рвань с криминальным прошлым. – Калла! – предупреждающе сказала Персефона. – Меня это не смущает, – ответила Блу. Да и как ее могло смущать прошлое какого-то незнакомца? – Я просто хочу знать факты. Персефона покачала головой. – Почему ты такая благоразумная? Блу пожала плечами. Она спросила у Каллы: – Что говорит тебе свеча? Держа свечу на некотором расстоянии от себя, та прищурилась. – Только то, что ею пользовались для гадания. Для поиска разных предметов. Как я и подозревала. Пока Калла перебирала еще какие-то вещи, Блу обдумала то, что услышала, и поняла, что по-прежнему питает к отцу необъяснимо теплое чувство. А еще ей понравилось, что он был обаятельным. Она сказала: – Я слышала, мама говорила Нив, что это примерно как поиски в интернете. Не более. – Скорее всего, – отозвалась Калла. – Просто любопытство. Не то чтобы твоя мать сохла по нему. – О, я этого не знала, – негромко произнесла Персефона. Блу живо навострила уши. – Подожди, ты считаешь, что моя мать по-прежнему влюблена в этого… как его зовут, кстати? – Щенуля, – ответила Калла, а Персефона захихикала, явно припомнив Мору, обезумевшую от любви. – Я отказываюсь верить, что мама хоть кого-то называла Щенулей! – заявила Блу. – О, называла! И «любовничком», – сказала Калла, взяв пустую миску. На донышке что-то засохло, как будто в ней некогда лежала какая-то густая масса. Каша. Или кровь. – И «орешком». – Ты выдумываешь! Блу стало стыдно за мать. Персефона, красная от сдерживаемого смеха, покачала головой. Густые пряди волос выбились из пучка, и вид у нее был такой, словно она спаслась от торнадо. – Боюсь, что нет. – Но с какой стати называть человека… Калла, повернувшись к Блу и самым причудливым образом изогнув брови, намекнула: – Используй свое воображение. Персефона беспомощно расхохоталась. Блу скрестила руки на груди. – Ну хватит. Но при виде ее серьезного лица остатки самообладания у Каллы и Персефоны как ветром сдуло. Неудержимо смеясь, они начали перебрасываться ласковыми прозвищами, которые Мора, очевидно, изобрела восемнадцать лет назад. – Дамы, – строго сказала Блу. – У нас осталось сорок пять минут. Она указала на зеркала. – Калла, дотронься до них. Из всех странных вещей на чердаке они казались самыми зловещими, и испытать их было, пожалуй, неплохой идеей. Подавив смех, Калла подошла к зеркалам. Было что-то тревожное в полной непрактичности двух отражающих поверхностей, поставленных друг напротив друга. – Не лезь между ними, – предупредила Персефона. – Я не дура, – огрызнулась Калла. Блу спросила: – Почему нельзя становиться между ними? – Кто знает, что Нив с ними делала. Я не хочу, чтобы моя душа попала в бутылку где-нибудь в другом измерении или типа того. Калла ухватилась за край ближайшего зеркала, стараясь стоять так, чтобы не отражаться в другом. Нахмурившись, она протянула руку Блу. Та послушно приблизилась и позволила Калле взять себя за плечо. Прошло несколько секунд. Было тихо, не считая жужжания насекомых за окном. – Наша маленькая Нив весьма амбициозна, – наконец прорычала Калла, сильнее вцепляясь в Блу и в край зеркала. – Видимо, нынешней славы ей недостаточно. Телепрограммы – это для ничтожеств. – Не надо сарказма, Калла, – попросила Персефона. – Расскажи, что ты видишь. – Я вижу Нив в той черной маске, между зеркалами. Она, видимо, вернулась… откуда-то, потому что зеркал четыре. Еще два, побольше, стоят вот за этими. Нив отражается во всех четырех зеркалах, и везде на ней маска, но в каждом зеркале она выглядит по-другому. В одном она стройнее, в другом одета в черное, в третьем у нее какая-то не такая кожа. Не знаю, что это такое… не исключаю, что вероятности. Калла замолчала. Блу стало слегка холодно при мысли о четырех разных Нив. – Подай маску. Нет, Блу, не ты, стой на месте. Персефона?.. Персефона осторожно подняла маску. И вновь последовала пауза, пока Калла читала предмет. Костяшки у нее побелели. – Она была разочарована, когда купила эту штуку, – произнесла она наконец. – Может, получила плохую рецензию на книгу. Или на одно из своих выступлений. Нет. Нив видела цифры, и они ее разочаровали. Я точно вижу цифры. Вот о чем она думала, покупая маску. Сравнивала себя с Лейлой Полоцки. – Кто это? – спросила Блу. – Ясновидящая, которая знаменита больше, чем Нив, – сказала Калла. – А так бывает? Собственное телешоу и четыре книги… чего еще может желать экстрасенс в нашем неверующем мире? – О, более чем возможно, – ответила Калла. – Персефона тебе скажет. – Сомневаюсь, – парировала та. Блу не поняла, идет ли речь о славе или о возможности ответа. Калла продолжала: – В любом случае, наша мудрая Нив мечтает путешествовать по миру и получать признание. И маска помогает ей визуализировать свои желания.